Глава 63. «Живя по соседству»

Отличные от чужих мысли возникли в голове Цзин Ци из-за слов, благочестиво произнесенных Хэлянь Чжао на утренней аудиенции. Сначала он расхваливал военную доблесть и литературное мастерство Хэлянь Пэя, а затем призвал своего никчемного папашу лично повести войска в бой под красивым предлогом «поднятия боевого духа армии».

Хэлянь Чжао и Хэлянь Пэй оба жаждали славы и величия и в этом плане на редкость напоминали родственников. Неизвестно, сам ли Хэлянь Чжао додумался до такого хода или это сделал кто-то из его советников, но им удалось добиться цели и потешить самолюбие Хэлянь Пэя.

Разумеется, нашлись люди, которые высказали резкое несогласие, заявив, что на поле боя недопустимо присутствие даже императорских наследников, как же император лично может подвергнуть себя такой опасности? Более того, намерения Хэлянь Чжао были известны всему народу, за исключением его старого отца, Хэлянь Пэя.

Поэтому Хэлянь Пэй погрузился в раздумья. Вдруг почувствовав себя чрезвычайно важной персоной, он удалился с собрания, чтобы обсудить это с советниками.

Племя Вагэла было источником проблем и в прошлой жизни. Они объявили войну Великой Цин, но были быстро подавлены и в итоге вызвали больше шуму, чем действительно смогли навредить. Большую часть года тогда царил хаос, но затем все снова занялись своими делами.

Однако Цзин Ци прекрасно понимал, что сейчас ситуация была совсем другой. По его воспоминаниям, нападения начались гораздо раньше и гораздо внезапней.

Поэтому у него не было плана действий.

За месяц было потеряно девять городов, и племя Вагэла не встретило никакого сопротивления – это тоже отличалось от предыдущего сценария.

Императорский двор был полон распрей, он же продолжал размышлять.

Хэлянь Чжао явно хотел воспользоваться конфликтом, чтобы его никак не умирающий отец-император наконец испустил дух. Дальнейшие действия, как он считал, были чрезвычайно просты: как только старый император умрет, он сосредоточит в своих руках некоторую военную мощь, увеличит ее под предлогом устранения беспорядков, а потом наконец сможет восстать открыто.

Неважно, насколько силен был наследный принц, неважно, какую поддержку он получал от крупных чиновников династии – эта кучка стариков умела лишь разговаривать и размышлять, о какой реальной власти могла идти речь?

За реальную власть нужно бороться, используя мечи и копья.

Хэлянь Чжао все эти годы находился под гнетом наследного принца, так как тот имел улики против него. Если бы тогда дело Лянгуана было представлено старому императору, судьба первого принца, вероятно, была бы еще более трагичной, чем та, что закончилась заключением в министерстве по делам Двора. Однако если император отправится укреплять долголетие прямиком в преисподнюю, кого будет волновать его бунт?

Наследный принц предпочитал надежность и, естественно, не согласился пойти на такой огромный риск, потому всячески возражал.

Сколько лет было Хэлянь Пэю, сколько цзиней он весил – никто не знал этого, кроме него самого. Все прекрасно понимали, что если он примет это предложение, то, скорее всего, уже не вернется. Если на горе не будет тигров, ее захватит обезьяна вроде Хэлянь Чжао, и обратит все в хаос. Однако…

Возможно ли вот так просто расправиться с Хэлянь Чжао?

Цзин Ци несколько устал от такой жизни. Даже если Хэлянь И унаследует трон и запретит ему покидать столицу, как максимум, он не сможет свободно ездить по миру, как минимум, больше не будет просыпаться каждую ночь и думать о грязной борьбе за власть, а наконец начнет жить мирно.

У народа Великой Цин тоже была такая надежда.

Цзин Ци осторожничал, боясь оказаться на шаг впереди Хэлянь И, что привело бы к неприятностям. Вынеся урок из истории Лян Цзюсяо, он почти решил обдумать действия каждого отдельного человека и каждое отдельное событие. Однако стук железных копыт лошадей противника, идущих на юг, остановить было невозможно, и времени на раздумья оставалось все меньше и меньше, а споры при дворе становились все более ожесточенными.

Цзин Ци несколько дней подряд не являлся на утреннюю аудиенцию, вместо этого отправляясь в Восточный дворец, а обратно возвращаясь иногда уже после наступления темноты. По возвращении он сразу ложился спать, независимо от времени. Хорошие политики всегда готовились к худшему исходу, потому Цзин Ци пребывал в скверном настроении в тот день, когда не смог освободиться от этих мыслей.

За эти несколько дней он похудел. У Си, который каждый день ждал в княжеском поместье, но никак не мог увидеться с ним, был не в силах и дальше продолжать наблюдать за этим, потому приказал, чтобы кому-нибудь привел в порядок комнату для гостей, намереваясь остаться на ночь. Пин Ань был весьма простодушным и честным, но гораздо более разумным, чем А Синьлай и Ну Аха. Все это время множество вещей, куда не нужно было соваться, происходило прямо у него под носом, и намерения шамана он понимал очень четко.

Он прекрасно знал свои обязанности и не мог перечить собственному господину.

Заметив, что тот вот-вот прибудет, он взял на себя инициативу привести в порядок гостевую комнату, самую близкую к спальне Цзин Ци, и все объяснил ему, как только тот вернулся.

Цзин Ци лишь махнул рукой. Он исчерпал все слова в разговорах во внешнем мире и не хотел разговаривать еще и сейчас, поэтому просто коротко ответил:

– Не будь неучтив.

Тогда Пин Ань понял, что так его господин молчаливо согласился с подходом шамана. Сначала ему казалось, что желание У Си было несбыточной мечтой. Не было ничего дальше, чем Наньцзян, а юный шаман не смог бы остаться в Великой Цин, даже если бы захотел – ему просто не позволили бы. Кроме того, каким человеком был его господин? Пусть даже он небрежно признался императору, что предпочитает мужчин, и в свободное время бездельничал в Желтом Цветке в страхе, что другие не узнают о его неподобающем поведении, он все еще оставался князем Великой Цин. Содержать несколько прелестных наложниц было нормально, но вслед за чужаком покинуть собственную родину было просто неразумно.

Однако эти несколько лет Пин Ань мельком наблюдал за ним. Сначала шаман казался ему немного несмышленным, необщительным, очень странным и злым в своих поступках. Но постепенно тот повзрослел – и хотя он до сих пор мало разговаривал с незнакомцами, он действительно созрел в этой чужой для него стране, больше не будучи тем упрямым юношей, который не признавал необъятности небес.

Собственность, которую Пин Ань приобрел за пределами поместья, за эти годы приумножилась в размере, но об этой части активов князя не знали даже демоны. Теперь он думал, что если князь действительно захочет этого, захочет всем сердцем, покинуть столицу не будет невозможным делом.

В любом случае, шаман был самым надежным человеком, которого он когда-либо знал. Был он мужчиной или женщиной, его не волновало. По крайней мере, имея кого-то рядом, князю не придется чувствовать себя слишком одиноким.

Пин Ань всем сердцем волновался за Цзин Ци. Хоть он и был способным, но не имел никакой изобретательности. Все, что он знал, – это то, что он княжеский слуга, его господин – хороший человек, и он доволен своей жизнью.

На улице все еще было светло. До наступления часа ужина Цзин Ци сказал всем в поместье есть самостоятельно и не беспокоить его. Наспех приведя себя в порядок, он лег на диван и закрыл глаза, намереваясь отдохнуть. Только задремав, он услышал чужие перешептывания за дверью. Через минуту эта дверь распахнулась. Цзин Ци слегка приоткрыл глаза и увидел У Си, лишь тогда вспомнив, что тот тоже находился в поместье.

Он сел, протер глаза и улыбнулся.

– Неужели поместье шамана обнищало, и ты пришел просить у меня денег?

У Си сел сбоку от него.

– Пин Ань сказал, что в последнее время тебе нездоровится. Я здесь, чтобы позаботиться о тебе.

Цзин Ци, о котором пришли «позаботиться», не знал, плакать ему или смеяться.

– Хорошо, тогда оставайся. Так получилось, что снаружи сейчас царит хаос. Скажи своим людям, чтобы лишний раз не выходили на улицу. Я и сам смогу отправить вас обратно, главное, не усложните все в ключевой момент.

У Си кивнул. Цзин Ци, подняв вопрос о его скором отъезде, напомнил ему о том огромном количестве слов, которое он хотел сказать, но не мог правильно подобрать. Он знал, что забрать Цзин Ци с собой было нереально, хотел обсудить условия с Великой Цин и дождаться возвращения в Наньцзян, чтобы наконец полностью расправить крылья перед тем, как действовать. Поэтому в свои последние дни в столице он стремился видеться с ним как можно чаще.

Иногда ему казалось, что он не умеет хорошо говорить и не способен вызывать у людей симпатию. Раньше он думал, что ему нужно постепенно добиваться Цзин Ци, но теперь у него, кажется, не осталось на это времени. От этого становилось тяжело на душе.

Цзин Ци обещал, что если покинет столицу, то обязательно отправится в Наньцзян на его поиски. Однако после дня радости шаман снова забеспокоился. Он боялся, что тот забудет или полюбит кого-то за такое долгое время, и чем больше думал об этом, тем больше ему казалось, что кто-то словно пронзает его сердце маленьким ножом.

Однако даже с огромным количеством мыслей в голове он взял себя в руки и произнес лишь одну-единственную фразу:

– Ты ел что-нибудь сегодня?

Цзин Ци зевнул. Он отправился на утреннюю аудиенцию еще до рассвета, стоял там, в самом центре хаоса, прикидывая в уме собственные действия и слушая словесные перепалки всех этих хваленых героев, а затем наследный принц потащил его с собой в Восточный дворец. Хэлянь И не стал бы морить их всех голодом, но кто был в настроении есть сейчас, когда над столицей сгущаются тучи?