Глава 39. «Всеобщие колебания»

У Си был не самым разговорчивым человеком. В основном он слушал, пока другие говорили. Независимо от понимания услышанного, большинство его ответов представляло собой короткие вопросы, кивки или покачивания головой. Однако спустя долгое время вместе Цзин Ци заметил, что выражение его лица, когда он действительно слушал, отличалось от того, когда он пропускал все мимо ушей.

Во время бессмысленных разговоров взгляд У Си обычно был направлен вниз, веки полуприкрыты, глаза неподвижны, что несколько мешало ему выбирать точное время для кивков. Во время серьезных разговоров он смотрел прямо на собеседника, будто бы не нуждаясь в моргании.

Цзин Ци не мог удержаться от пары лишних слов каждый раз, когда на него смотрели такими глазами.

Когда человек, который постоянно сталкивается со сложными людьми и сложными делами, видит что-то простое и чистое, в нем пробуждается особое мягкосердечие. Вот почему Цзин Ци проявлял необыкновенное терпение по отношению к детям и животным. К сожалению, сколько бы раз он ни перерождался, собственных наследников у него никогда не было.

Иногда он думал, что хотел бы иметь такого сына, как У Си, который бы открывал свои большие черные глаза и беззвучно просил его продолжать говорить. Он при любых обстоятельствах сохранял концентрацию и четко разделял добро и зло: несмотря на ветер и волны, стоял твердо, словно гора.

Не имея ни того, ни другого, Цзин Ци думал, что люди вроде У Си должны быть самыми счастливыми: даже если в течение своей жизни они устанут, то никогда не познают истощения.

Поскольку У Си всегда придерживался очень четких принципов, ему не были знакомы ни растерянность, ни раскаяние, ни осторожность, которая не позволяет и шагу ступить вперед.

Восхищения восхищениями, но характер – это вещь, данная природой, которой не научиться, как ни крути.

Цзин Ци вспомнил все забавные события, что произошли во время путешествия, пока болтал с ним, Цзи Сяном, А Синьлаем, Ну Аха и Лян Цзюсяо. Остальные следовали за ними позади.

– Кто это? – тихо спросил Лян Цзюсяо у Цзи Сяна. – Он не похож на жителей Великой Цин.

– Это юный шаман Наньцзяна, – ответил Цзи Сян. – Он живет неподалеку от княжеской резиденции и часто навещает нас.

Глаза Лян Цзюсян засияли от нетерпения:

– Он и есть юный шаман? Тот самый, чьи навыки боевых искусств, по твоим словам, крайне сильны?

– Господин Чжоу тоже хвалил навыки боевых искусств юного шамана, – улыбнулся Цзи Сян. – Но он не лишен и других умений. Те пузырьки, что князь держал при себе, словно сокровище, тоже были сделаны его руками.

Услышав имя Чжоу Цзышу, Лян Цзюсяо немедленно взбодрился и захотел броситься на У Си, чтобы обменяться с ним опытом, но, услышав вторую часть предложения, не сдержал изумления:

– Ого, ты про тот яд, который обездвижил меня, когда я немного запачкался?

Они шли на некотором расстоянии и говорили приглушенно, но У Си обладал непревзойденным слухом. Сначала он не обратил на них внимания, но, услышав последние слова, невольно обернулся и спросил, слегка нахмурив брови:

– Кто это?

– Младший шиди Чжоу Цзышу, – ответил Цзин Ци. – Он немало помог мне в этом деле… а, кстати, Цзи Сян, тебе необязательно следовать за мной, когда я войду во дворец. Проводи молодого господина Лян, пусть его как следует обслужат, а затем пошли кого-нибудь пригласить молодого господина Чжоу поговорить с ним.

Цзи Сян поспешно кивнул.

Однако У Си все еще колебался:

– В инструкциях по использованию ядов, которые я написал тебе, было что-то непонятное, и поэтому ты нечаянно навредил ему?

Цзин Ци покачал головой и расхохотался. Щеки Лян Цзюсяо вспыхнули ярко-красным. Он по натуре был искренним человеком, потому, запинаясь, объяснил суть дела, прежде чем Цзин Ци успел открыть рот. Во время своего монолога он тайком взглянул на Цзин Ци, но не увидел на его лице сердитого выражения. Напротив, тот выглядел так, будто воспринимал все как шутку.

– В любом случае князь – великий благодетель как для народа Лянгуана, так и для меня, – громко сказал он тогда. – Я провинился перед вами, но вы не рассердились, потому что вы действительно хороший человек. Если в будущем у вас появится поручение, то я, Лян Цзюсяо, не откажусь, даже если моя голова упадет на землю и кровь окрасит небо!

Ну Аха и А Синьлай широко пораскрывали рты. Они посмотрели сначала на этого громкого братца, затем на У Си и ощутили некоторое восхищение. Этот человек перед лицом их шамана осмелился признать, что пытался убить… пытался убить будущую жену шамана. Необыкновенная храбрость!

– Ты? – усмехнулся Цзин Ци. – Если ты не будешь создавать мне неприятности, уже славно. Ты приносишь не столько пользы, сколько вреда, так как же я осмелюсь побеспокоить тебя, великий герой?

Однако У Си без всякого выражения на лице сузил глаза и уставился на Лян Цзюсяо. Если взгляд его глаз во время разговора с Цзин Ци напоминал вдоволь наевшегося маленького соболя, то сейчас – шипящую ядовитую змею. Лян Цзюсяо почувствовал легкий холодок и подумал, что Наньцзян действительно был землёй варваров. Этот человек был таким странно пугающим, что дурное ощущение в теле оставалось еще долгое время.

У Си притянул Цзин Ци к себе и спросил:

– Он навредил тебе?

Не успел Цзин Ци ответить, как Лян Цзюсяо несдержанно крикнул:

– Как можно?! Если бы я причинил вред князю, то принес бы извинения самоубийством!

Взглянув в лицо У Си, Цзин Ци понял, что тот несколько рассердился. Из опасения, что он запомнит Лян Цзюсяо каким-то злодеем, он рассмеялся:

– Это недоразумение, просто недоразумение! Мне довелось познакомиться с совершенным искусством изменения внешности великого героя, потому оно того стоило.

Эти слова были чистой правдой. Искусство изменения внешности Чжоу Цзышу было еще более совершенным – он мог менять лица в мгновение ока [1], но обычно крайне редко принимал облик женщин. Если же он так делал, то это всегда были грубые неотесанные деревенские девушки. Лян Цзюсяо же искал новые пути и обращался главными красавицами. Дело в том, что искусство изменения внешности хоть и выглядело чудом из чудес, на самом деле не было лишено недостатков. Вот почему мастера обычно избегали слишком экстравагантных образов ради сохранения естественности.

[1] На самом деле здесь используется интересное сравнение: 走马灯 (zǒumǎdēng) – “фонарь скачущих лошадей”. Это фонарь со свечой и маленькой каруселью внутри, которая вращается от движения разогретого воздуха. То есть Чжоу Цзышу меняет лица так же быстро, как крутится каруселька этого фонаря. 

– Если бы та красавица не была высокой и крупной, вероятно, я бы не разглядел подвоха, – пошутил Цзин Ци.

Ничего бы не было, не скажи он этого. У Си не то чтобы был полным болваном. Недоразумение прояснилось, никто никому не вредил – и ладно. Однако после этих слов он тотчас почувствовал, что лицо этого улыбающегося парнишки ему неприятно. Переодевшись женщиной, он глубокой ночью проник… проник в спальню другого человека.

Прекрасно, просто прекрасно.

Вот почему Лян Цзюсяо в тот вечер до полусмерти мучился рвотой, а на следующий день покрылся сыпью. Тот факт, что она не пройдет и за несколько месяцев, пока остался незамеченным.

Даже повидавший многое на своем веку Чжоу Цзышу не смог сказать, что случилось с его шиди, и списал все на привыкание к новой среде.

Так или иначе, Цзин Ци вернулся в поместье вместе с У Си, сменил одежды и отправился во дворец.

Младший евнух Ван У вышел поприветствовать его и рассыпался в улыбках:

– Князь, император ждет вас внутри.

Цзин Ци с улыбкой подошел к нему и невзначай вытащил из рукава увесистый мешочек:

– Весьма благодарен, евнух Ван. Мы не виделись большую часть года. Император в добром здравии, а вы не молодеете, потому трудов было немало, да?

Ван У поспешил с почтением отказаться:

– Служение императору – благословение, которое этот раб зарабатывал несколько жизней. Где же это труд? Император как раз проснулся после полуденной дремоты и полон сил. Он только что упоминал князя, и вот князь вернулся. Разве это не мастерство?

После обмена любезностями Цзин Ци последовал за Ван У внутрь и вдруг услышал, как тот сказал ему на ухо очень тихим голосом:

– Народное средство, которое князь попросил у юного шамана в прошлый раз, и вправду оказалось эффективным. После двух приемов лекарства мать этого слуги смогла встать на ноги… Этот раб благодарит князя за его великую доброту…

Он проглотил вторую часть предложения. В императорском дворце повсюду были чужие уши, потому некоторые слова можно было неправильно понять.

Ван У хоть и не отличался здоровым телом, но был на редкость образцовым сыном. Его мать испытывала проблемы с ногами, и прошлой весной оказалась полностью парализована. Ван У тогда дежурил до дворце перед императором. Не в силах уследить за обоими событиями, он чрезмерно разволновался и по неосторожности налил горячий чай, получив выговор от Хэлянь Пэя. Цзин Ци присутствовал при этом, потому лично разузнал все и попросил У Си дать ему одно средство, которое действительно оказалось эффективным.

– Это было не сложнее, чем поднять руку, – с улыбкой ответил Цзин Ци.

Легкое усилие в обмен на вечную благодарность, почему бы и нет? Увернуться от ветра и волн не составляло труда, но в этом мире было слишком много подземных потоков, способных опрокинуть судно. Поэтому чтобы облегчить жизнь себе, нужно было облегчить ее другим.

Ван У вздохнул.

– Император последние дни пребывал в хорошем настроении. Его Высочество второй принц неизвестно откуда принес очень много редких животных, каких этот слуга никогда не видел. Эта демонстрация сыновней любви весьма обрадовала императора.

Цзин Ци слегка сощурил свои персиковые глаза, но не остановился, а лишь кивнул. Ван У намеренно предупредил его… Хэлянь Ци в последнее время много крутится вокруг императора. Значит, очерняет перед ним кого-то.