[1] Примерно 25 километров.

Однако в каждом подворье разбуженные слуги лишь в нетерпении качали головами, словно Цзян Чжэна никогда здесь не было. Ведомый зловещим предчувствием, Лян Цзюсяо вскочил на коня и поскакал обратно, размышляя по пути. Кто-то из горожан ранее сказал, что видел толпу людей, как все могли вдруг исчезнуть?

Раз они не остались ни в уезде, ни в том поселке, куда же они могли уйти? Разве может кучка стариков и детей с фамильным имуществом заночевать в горах?

Он сбавил скорость, внимательно наблюдая за местностью по сторонам дороги, и заметил руины старого храма, тут же спустившись их проверить. Ночь почти закончилась, но он так ничего и не нашел.

Лян Цзюсяо собирался остаться на ночь в полуразрушенном храме, а на следующее утро поехать и расспросить еще. Разведя костер, он хотел лечь на солому, но, опустившись, увидел какие-то разводы в углу зала.

Резко вскочив, он посмотрел на них под светом пламени – это была кровь.

Пульс Лян Цзюсяо подскочил; пройдя по следу ярких и бледных пятен к задней части храма, он толчком открыл дверь и тут же застыл на месте.

Весь двор был заполнен сваленными в кучу трупами. Они были перепачканы в крови и изуродованы, но он все еще мог разглядеть несколько знакомых лиц… Крошечная фигурка сжалась в объятьях кормилицы, меч пронзил их обоих одновременно.

Лян Цзюсяо невольно закричал: вопль вышел хриплый, глубокий, неблагозвучный и нестройный; его голова гудела. Он думал, что это невозможно, что это было лишь еще одним слишком реалистичным сном.

Факел выпал из его рук, прокатился по земле и потух.

Холодный лунный свет освещал лица тех, кто погиб с открытыми глазами. Бесконечная боль человеческого мира никогда не делала различий между людьми.

Лишь спустя долгое время Лян Цзюсяо смог выйти, споткнувшись на пороге. Пошатываясь, он подошел к маленькому телу Цзян Сюэ и с глухим стуком опустился перед ним на колени. Трясущимися руками он оттолкнул няню, что держала ее, но руки той уже окоченели. Он безуспешно попробовал сделать это еще несколько раз. Все, что он видел, – крохотное лицо между ее рук.

Глаза девочки, что всегда блестели от смеха, сейчас были широко открыты; света в них больше не было.

Лян Цзюсяо какое-то время тупо стоял в оцепенении и вдруг пробормотал:

– Нет, нельзя оставлять малышку Сюэ мерзнуть снаружи…

Он выбрал место и начал неистово копать, сняв меч с пояса, но это было слишком медленно; тогда он с равнодушным лицом принялся копать руками.

Он копал до тех пор, пока кто-то резко не обнял его сзади; Лян Цзюсяо перепачкался в грязи с головы до ног, и неясно было, копает он яму или собирается похоронить себя заживо. Он безжизненно повернул голову. Позади него стояла группа людей с факелами, этот свет сильно ударил ему в глаза. Лишь спустя долгое время он понял, что находится в объятьях своего шисюна, Чжоу Цзышу.

Наконец, он зарыдал во весь голос.

[Конец второй книги]