Глава 57. «Разрушенный храм в глуши»
У Си собирался ужинать и немало удивился, увидев Цзин Ци в такой час.
Цзин Ци отпустил из рук соболя, отправив того поиграть во двор.
– Дай мне усыпляющий наркотик, который нельзя заметить в вине, – прямо сказал он, едва переступив порог.
У Си замер от изумления, но ничего не спросил, лишь сказав Ну Аха:
– Сходи и принеси его для князя.
Цзин Ци остановился и вдруг окликнул Ну Аха.
– У вас еще осталась «Жизнь во сне», что я нечаянно вдохнул тогда?
– Принеси его, – тут же приказал У Си.
Ну Аха не осмелился медлить и тотчас передал тому небольшую бутылочку. У Си взял ее, отдал Цзин Ци и тщательно проинструктировал его по дозировке. Цзин Ци выдавил улыбку, поблагодарил и собрался на выход, даже не присев.
Вдруг вспомнив что-то, У Си поднялся следом. Догнав Цзин Ци, он обхватил того за плечи и легко похлопал по ним.
– Не волнуйся. Это хороший наркотик. Люди, принявшие его, увидят во сне самое сокровенное. Пусть лишь в мечте, но они будут счастливы.
Цзин Ци слегка улыбнулся, покачал головой и ушел.
У Си так и остался смотреть на его удаляющуюся спину, словно задумавшись.
– Шаман, что это с князем? – невольно спросил Ну Аха. – Зачем ему понадобилась «Жизнь во сне»?
– Ему нужно сделать что-то плохое, – тихо ответил У Си. – Каждый раз, когда он собирается делать что-то плохое, его улыбка такая пустая.
Ну Аха удивился.
– Князь делает… плохие вещи?
У Си еще раз вздохнул и сел обратно.
– Он сделал много плохих вещей, но ни одну из них – по своей воле. Я верю в это, но лишь потому, что он мне нравится.
Нравится тебе кто-то, не нравится, жизнь без грез, жизнь во хмелю – все было расплывчато и запутанно. Иногда люди проживают свои жизни, руководствуясь лишь верой во что-то. Если они верят во что-то, значит, так и есть.
Хэлянь Пэй редко посещал свой кабинет. Возможно, прошло слишком много времени с его последнего визита и он просто забыл, как все здесь выглядит, но он чувствовал, словно что-то на его столе было не так. Он отпустил слуг, оставив рядом лишь евнуха Си.
– Иногда Нам кажется, что Мы сделали что-то неправильно, – вдруг проговорил он себе под нос.
Евнух Си заискивающе улыбнулся.
– С чего вам так говорить, Ваше Высочество?
Хэлянь Пэй поднял голову, неотрывно глядя на него с застывшим выражением на лице. В его волосах уже пробивалась седина. Цвет его лица был еще свеж, но кое-где виднелись морщины. Его руки были толстыми, но кожа свисала с них, создавая иллюзию истощения. Даже оправившись от болезни, он все еще оставался стар.
Если забыть о драконьей мантии на плечах, его неподвижное выражение лица было точно таким же, как у всех одиноких пожилых людей в стране – изможденным, безжизненным и полным какой-то душераздирающей пустой надежды.
Казалось, что все, что у него в итоге осталось, – эта мантия.
Это продолжалось, пока улыбка на лице евнуха Си окончательно не застыла; тогда Хэлянь Пэй медленно заговорил:
– Сановник Цзян служил при дворе так долго, тяжело трудился, но не получил ничего взамен. Завтра… завтра он уедет из столицы, и ты проводишь его. Не дай ему уехать в это сырое место ради одних лишь страданий. Его больше не будет в столице, поэтому не нужно пугать проводами всех остальных.
Евнух Си вздрогнул, подняв голову, чтобы посмотреть на Хэлянь Пэя, а затем поклонился.
– Этот слуга понял приказ.
Люди были словно пух, носимый ветром, их жизни – незначительными, словно трава: это было применимо даже для министров и глав палат, что уж говорить об обычных людях? Если кто-то не имел высокой должности, ему нужно было быть достаточно умным, достаточно бессердечным и достаточно проницательным, чтобы приспособиться к миру.
Просто чтобы выжить.
Этой ночью Лян Цзюсяо снился сон. Ему снился огромный сад, похожий на места, где он жил в детстве. Он располагался на полпути к вершине горы и был заполнен персиковыми деревьями, насколько хватало глаз. В пору густого цветения они, казалось, могли покрыть лепестками весь мир. Сад был окружен изгибами извилистых ручьев, тянувшихся до самого подножия горы; если смотреть вниз с вершины, они выглядели, как едва различимые ленты в море цветов.
На заднем склоне горы шумел водопад и били небольшие ключи. Под серебристым лунным светом, похожим на воду, вершина выглядела цветущей и величественной.
А еще… во сне был его дашисюн.
Он, что столько лет появлялся и исчезал, словно призрак, и всегда был занят чем-то, теперь расслабил вечно нахмуренные брови и легко улыбался. Он держал два сосуда бамбукового вина; из одного он выпил сам, а второй передал Лян Цзюсяо, сказав, что больше никуда не уйдет. Каждый год он будет возвращаться в этот сад по окончании зимы; когда зацветут персики, он будет брать его с собой в странствия по Цзянху.
Лян Цзюсяо невольно рассмеялся.
В горах не было ни солнца, ни луны, и так в этом мире пролетела тысяча лет.
Когда он проснулся, уже наступили сумерки следующего дня. Лян Цзюсяо перевернулся и сел, потер глаза и молча уставился на темное небо снаружи. Он долго думал, пока наконец не понял, что это за время суток. Лян Цзюсяо несколько удивился. Ему казалось, что он только что лег, почему же он проснулся только сейчас?
Он посидел какое-то время. Голова не болела, но мозг вяло работал и очень медленно приходил в норму. Он неторопливо встал, налил себе чашку чая и выпил, лишь после этого немного протрезвев. Сцены из его сна стояли перед глазами, что было необычно: чаще всего он забывал все почти сразу. Вспомнив улыбку Чжоу Цзышу под цветущим персиковым деревом – неважно, насколько реальной выглядела эта сцена – он неосознанно хихикнул.
Тут же кто-то осторожно толкнул дверь и вошел внутрь. Увидев, что человек на кровати уже проснулся, он ахнул:
– Воин Лян, вы наконец проснулись.
Лян Цзюсяо обернулся, увидел, что это был Цзи Сян, и сконфуженно потер лоб.
– Смотри-ка, князь сказал мне, что вино крепкое, но я не воспринял его слова всерьез. Я вел себя как идиот, когда выпил слишком много, да?
Цзи Сян улыбнулся.
– Вы ничего такого не делали. Даже выпив, вы не кричали ни на кого. Принести вам воды, чтобы немного освежиться?
– Какой сейчас час? – выпалил Лян Цзюсяо.
– Вы спали один день и одну ночь.
Лян Цзюсяо застыл на секунду, а потом с грохотом встал.
– Нет, такого не может быть, я пообещал господину Цзяну, что провожу его! Это…
Он сделал пару шагов по комнате и сильно ударил себя по лбу несколько раз.
– Снова позволил себе выпить – снова позволил себе облажаться!
– Не волнуйтесь, господин Лян, – сказал Цзи Сян. – Князь не смог вас разбудить, поэтому уехал один с другими чиновниками провожать господина Цзяна этим утром. Скорее всего, он объяснил все, так что господин Цзян не будет вас винить.
– Он не будет винить, но разве малышка Сюэ после такого не возненавидит меня до конца жизни? – Лян Цзюсяо нахмурился и решительно выбежал за порог. – Нет, я должен догнать их! Братец Цзи Сян, скажи князю, что…
Его голос не успел долететь до Цзи Сяна, а сам он унесся, не оставив и следа.
В это время Цзин Ци находился в кабинете, наблюдая за всем из окна. Увидев промелькнувшего и тут же исчезнувшего Лян Цзюсяо, он никак на это не отреагировал.
– Князь, воин Лян ушел, – Пин Ань бесшумно появился за его спиной.
Долгое время спустя Цзин Ци кивнул.
– Иди к господину Чжоу. Передай ему, что мне удалось задержать его только до этого момента. Пусть теперь действует по обстоятельствам.
Пин Ань кивнул и исчез.
У Си, все это время читавший за столом, уже долго не переворачивал страниц. Цзин Ци стеклянным взглядом уставился в окно, а он уставился на спину Цзин Ци. Прошла минута, и вдруг Цзин Ци рукой накрыл грудь, слегка наклонился и прислонился боком к стене.
У Си второпях встал и подошел к нему.
– Что случилось? – спросил он, глубоко обеспокоенный.
– Сердце болит.
Цзин Ци прикрыл глаза. Его густые ресницы слегка дрогнули, брови сошлись на переносице, а губы мягко шевельнулись, словно он разговаривал во сне:
– Совесть болит…
У Си тихо постоял рядом, а потом медленно поднял руки и робко обхватил ими Цзин Ци за талию. Тот, конечно, не стал склоняться в его объятья, поэтому У Си прижал его сам, спиной к своей груди. Так он мог чувствовать чужое сердцебиение – очень медленное, оно все сильнее замедлялось, словно что-то тяжелое и гниющее мешало его сердцу ровно работать.
Цзин Ци не оттолкнул его.
У Си неосознанно посчитал его пульс, словно подобным образом мог понять чувства, что гнетут этого человека, или найти ключ к разгадке всей истории. Но… он не мог. Он печально подумал, что его мир всегда был похож на прямую линию, в то время как душа Цзин Ци полнилась бесчисленными переплетениями, по которым он безостановочно ходил кругами и сам не понимал, где их начало и конец.
Прочь из столицы, мимо павильона для отдыха, мимо ворот. На дороге Сяньян все еще были слышны звуки голосов и виднелись клубы пыли из-под ног. Одна из дорог уходила на юг, постепенно становясь все более заброшенной, уходя все дальше и дальше. Чем ýже становился путь, тем темнее становилось небо.
Лян Цзюсяо бежал, словно безумный. Он думал о том, что люди Цзян Чжэна в большинстве были старыми, слабыми и беспомощными, а значит, не могли ехать слишком быстро. Они были всего в дне пути и сейчас должны были остановиться на отдых – его же путешествие на ногах заняло бы полночи.
Вдоль дороги встречалось несколько городов и деревень, и Лян Цзюсяо осматривал их дом за домом. В процессии Цзян Чжэна было много людей и вещей, поэтому каждый, кто хотя бы раз заметил их, запомнил бы, где именно они проходили. Чем дальше Лян Цзюсяо был от столицы, тем больше становилось расстояние между поселениями. Когда он добрался до местечка за больше чем 50 ли [1] от столицы, то попал в уездный город Цинхэ. Предположив, что они должны быть где-то здесь, он стучался в двери постоялых дворов, расспрашивая всех людей по очереди.