- Я слишком побит, чтобы бежать, - Букер протянул ей свои ключи. - Можешь быстро добраться до офиса?

- Конечно.

- Ладно. На нижней полке там спортивная сумка, в этой сумке бензопила.

- Бензопила, блядь? – ее глаза вылупились как леденцы.

- Знаешь как пользоваться?

- Мои братья угорают по реслингу, чувак. У них есть одна, которую они используют в своих любительских матчах. Они, конечно, сняли там цепь, но....

- Стефани. Нет времени.

- А... Hу, да. Извини. Точняк. Короче, я знаю, как ей пользоваться.

- Иди, возьми ее. Мы не можем знать наверняка, сколько еще здесь этих фриков по-прежнему за нами охотится.

- Букер... Зачем они все это сделали?

- Думаю, это все эта дьявольская музыка, - вздохнул Букер. – От нее мозги гниют.

Она усмехнулась. Это был именно тот настрой, который должен был вывести их отсюда. Он сказала ей двигаться, и она побежала вниз по проходу с консервами, преисполненная в восторге. Все близилось к концу. Она просто это чувствовала. Но она никуда не уйдет без Руби. Ни в коем случае.

Отперев офис Тода, она быстро направилась к нижней полке.

Как же чертовски хорошо бензопила чувствовалась в руке.

Как только он начал, он не мог остановиться.

Фентон кромсал и рубил, рубил и кромсал снова. Затем рубил и кромсал еще немного. Старая сука раскрылась для него в пятидесяти местах, пока он сидел на ней. Она лежала на животе, так что он схватил ее за волосы и разнес ее голову о пол, хохоча при этом до одури.

Кто знал, что убивать так весело? Если бы он это знал, то начал бы убивать очень давно.

- Пизда тупая, - проговорил он. - Mогилой матери, а? Та сука даже не сдохла.

Он вонзил в раны Руби резак, затем порезал ее ягодицы. По ощущениям, это напомнило ему, как он пользовался ножом для пиццы. Плоть растягивалась и рвалась, как порция дополнительного сыра, обнажая красный соус под ним. Она пыталась сопротивляться ему, но она была просто слабой старушкой. Не ровня такому большому, сильному мужчине, как он.

- Вот так! Я - мужик! МУ-У-ЖИ-И-К! Я не какой-то там соплежуй! Я - мужик во плоти, и это доказательства!

Убийство беспомощной старушки реально заставило верить Фентона, что он большая шишка. Он был Джорджем Вашингтоном, и Мистером Ти, и тем мужиком с рекламы бумажных полотенец - все в одном лице. Самый мужицкий мужик из всех мужиков. Это покажет Деcмонду и остальным, что он готов присоединиться к "Дьявольской Пище". Черт, он был рад это сделать. Больше денег. Больше пёзд. Больше возможностей разделывать людей и испытывать это невероятное чувство снова. Если Сатана реально существовал, он мог забирать душу Фентона. Он все равно в ней не видел толку. Это была честная сделка, которая была преисполнена восторгом, особенно после бесчисленных дней оттирания клиентского дерьма от унитазов и, периодически, от пола.

По мере того, как Руби умирала. Она что-то бормотала, и Фентон наклонился, чтобы прислушаться.

- Я иду домой, Фред... Джек... Мама идет домой, дорогие... Наконец.

Ну, это не очень удовлетворительно, - подумал Фентон.

Он рассчитывал, что ее последними словами будут мольбы о пощаде, которую он не собирался оказывать. За место этого, она отсылала воздушные поцелуи в рай. Ну, в пизду все, и в пизду ее!

Фентон встал. Он пнул Руби в спину. Она по прежнему дышала, но вздохи были уже слабыми. Он собирался это исправить, но для начала он собирался отрезать эти обвисшие титьки. Он принесет их Деcмонду, как свидетельство его преданности. Он пытался придумать что-нибудь сатанинское, что он мог сказать, что-нибудь в стиле Гора, может строчку из песни какой-нибудь дет-металл банды, но в голову ему пришло только одно:

- Кричи! – сказал он, - Кричи на Дьявола![61]

Он разорвал блузку Руби. На ней что реально был корсет? Хихикая Фентон положил руку ей на горло и лезвием уперся в ее титьку.

- Би-би! – сказал он сдавливая.

Она обмякла, когда он вогнал лезвие.

Взревел мотор.

Закричала женщина.

Когда Фентон обернулся, он увидел Стефани. Первое, на что он обратил внимание, это на ее аппетитные дыньки. Почему она была по пояс голой? Почему ее джинсы были разорваны? Почему из ее волос был выдран огромный клок, на месте обрыва уже застыла кровь. Но самое основное – и это реально был важный вопрос – где она, блядь, достала эту ебучую пилу?

Он попробовал сдвинуться, но страх его парализовал. Стефани сорвалась на него, как бык на корриде, занося бензопилу высоко над головой, типа сексуальное Кожаное лицо. По мере приближения, паника в нем нарастала. Фентон вскочил на ноги. Вновь его сраные кроссовки подвели его, а Руби, несмотря на то, что лежала смирно, смогла сбить его с ног просто своей кровью.

Почему ты, блядь, не купил эти чертовы противоскользящие ботинки?!!

Он поднялся. На ступеньки производственного отдела, переполненный страхом.

- П-п-п-прошу, господи... - eго любимое божество сменилось довольно быстро, - святой Иисус... Прошу, спаси меня!

Стефани молнией сорвалась на него. Ее взгляд, который всегда его соблазнял, сейчас наполнял его неистовым страхом. Он шмыгнул, когда из его носа хлынула сопля. Стефани стояла над ним, пилы ревела, стальные зубчики пилы вонзились в его ногу, как пасть большой белой акулы. Он схватился за деревянную полку обеими руками, челюсть свело от боли. Нога оторвалась немного выше колена и покатилась по ступенькам. Фентон попробовал закричать, но подавился своей собственной желчью. Пила снова зарычала, проедаясь через его вторую ногу, на этот раз ближе к бедру. Oторвавшись, она взлетела и провернулась в воздухе, как будто волосатая пробка из-под шампанского.

Стефани отошла от него, как будто оценивая и восхищаясь своей работой. Фентон начал карабкаться по ступенькам, даже несмотря на то, что они никуда не вели – тупо еще ананасы и кротон. Бензопила снова взвыла, затем загремела. Она с ним игралась.

Что за больная сука будет играть с человеческой жизнью?!

Она встала ногой ему на спину, прижимая его, когда металлические зубы вонзились в его плечо, обгладывая кость, как волк.

Рука оторвалась.

- Еще одна пошла! – сказала Стефани.

Последнее расчленение. Его последняя конечность исчезла. Она пнула его с лестницы вниз, и он упал прямо на два своиx обрубка тела, его собственные пальцы ткнули ему в глаза. Он захлёбывался соплями. Он рыдал, канючил и выл. Но во взгляде Стефани не было сострадания.

- Про... про... прошу... - сказал он.

Она приперла кончик пилу прямо к его носу, который истекал кровью.

- Ты - уборщик, Фентон, - сказала она. - Но работу ты всегда дерьмово выполнял. Так что, вот что я скажу. На этот раз... Я вынесу мусор.

Пила зарычала, дым наполнил его ноздри. B последний момент его жизни, Фентон решил посвятить себя любимому занятию. У него была еще секунда, чтобы восхититься сладкими-пресладкими титечками Стефани перед тем, как его голова отлетела прямо по центру.

Ангел.

Светлые волосы. Топлесс. Прекрасные глаза, смоченные слезами.

От радости? - гадала Руби. - Она, должно быть, рада встречать меня в раю...

Ангел что-то говорил, но Руби не могла расслышать. Все было хорошо. И все было нормально, когда белый свет ослепил ее, хотя ангел и исчез, ее муж и сын шагнули к ней, каждый протягивая руку к ее рукам. Ее сердце преисполнилось.

Сон, который она видела столько много ночей, сейчас претворялся в жизнь.

Сейчас Руби поняла фразу: "Покойся с миром".

Букеру приходилось поддерживать себя, опираясь на полки, но ему удалось добраться до прохода с газировкой. Он остановился и открыл банку с "Пепси". Все, чего сейчас не хватало - это "Джекa Дэниелса". Чертовски много "Джекa Дэниелса".

Когда он добрался до конца прохода, он поднял лицо, позволяя воде омыть его. Пожарная тревога не шумела. Может тот засранец на телефонном столбе нашел способ деактивировать ее. Но Букер по прежнему держался за надежду, что включенные разбрызгиватели все-таки обозначали, что в пожарную часть был отправлен сигнал. Ему было похуй, если бы "Фрешвей" сгорел дотла. Он просто хотел, чтобы эта ночь закончилась. Впервые в жизни, он был бы рад появлению полиции.

Поначалу он подумал, что девушка, которая проходила мимо, была Стефани. Он позвал ее. Но, по мере приближения, он увидел темные волосы и ручьи крови, которые по-прежнему растекались по ее телу. Нос девушки был разбит, но ему все-таки удалось узнать в ней бывшую сотрудницу - Лэйлу. Она была голой и, походу, туго соображала. На ее голове восседала испорченная тиара.

- Букер? – сказала она. Она споткнулась, шагнув вперед. – Букер... Что произошло?

- Ты чертовски хорошо знаешь, что произошло.

Он никогда не простит ей насильственный аборт Дарлы и вскрытие. Такая маленькая девочка причинила столько много зла, что это было непостижимо. Только самые безумные, поврежденные сознания, могли придумать такое.

- Букер... Мне страшно.

- Тебе страшно? Хватает же тебе смелости. Вы пришли сюда со своей армией дьяволофильских маньяков и разделали мой персонал, а теперь ты говоришь, что тебе страшно? Ну и крепкие же у тебя титьки, змея паршивая.

Она шмыгнула носом, ее грим растекся.

- Пожалуйста... Они мне мозги промыли. Деcмонд нанял меня, а затем... Они насиловали меня по кругу, затем накачивали наркотой. Я не уверена, что они потом делали со мной... Я не помню...

- Хуйня, - нахмурился он.

Но ее слезы выглядели искренне. Может удар по носу вернул ее обратно в сознание. Может ей реально мозги промыли, как Патриссии Херст, той сатанистской девчонке из семьи Мэнсона. Это было проще принять, чем мысль, что эта девочка была чистейшим злом.

- Ну, ладно, - сказал он. - Я не причиню тебе вреда, но я сдам тебя властям. Ты сегодня людей здесь убила, Лэйла...

- Нет... - oна потрясла головой и положила ладони на лицо. – Нет...

- Будем надеется, что тебе окажут помощь, которая тебе требуется, но для начала, все-таки придется объясниться перед полицией.