Опустилась Мошна на колени, стукнулась в пол головой и громко, радостно сказала:
- Слава тебе, Микола милосливый, слава тебе.
Собачонка пестренькая опять на пригорок забралась, опасливо полаивает:
"Гаф!.. хав-хав..."
VI
В селе Назимове в этот предпраздничный кедровский вечер любовница купца Бородулина, гладкая солдатка Дарья, долго прощалась у овинов со своим сердечным другом - уголовным поселенцем Феденькой.
- Не обмани, слышь... Окно приоткрой малость, я и... того, - строго наказывает коренастый черномазый ворище Феденька, потирая ладонью щетинистый свой небритый подбородок.
Дарья, потупясь, молчит и наконец раздумчиво спрашивает:
- Да ладно ли, смотри?
- Эх ты, дуреха!.. - притворно-весело крикнул Феденька и обнял Дашу.
- Ну, была не была... - улыбнулась Даша, звонко поцеловала Феденьку и, шурша кумачным платьем, неторопливо пошла вдоль заплота. Оглянулась, махнула белым фартуком и скрылась в калитку на задах бородулинского двора.
Купец Бородулин, как матерый медведь, расхаживал вперевалку по большой, с цветами и занавесками, комнате.
- Феня! - крикнул он. - Пожрать бы.
- Чичас-чичас, - откликнулась та из кухни.
"Женюсь, - вот подохнуть, женюсь", - думает купец, поскрипывая смазными сапогами. Брови напряженно сдвинуты над переносицей, - мозгами шевелит, - глаза упрямо всматриваются в будущее, а сердце, наполняясь кровью, бьет в грудь молотом: силы в купеческом теле много.
"Жену, может, в городе зарежут... Где ей перацию вынести!.. А не зарежут в больнице, так... тогда... Чего, всамделе, мне ребенка надо. Десять лет живу с бабой - ничего. А Анка - девка с пробой, ребят может таскать, да..."
- Фу-у-у-ты... - шумно отдувается купец и, взглянув смущенно на икону, садится к столу.
- Здравствуй, - сказала грудным низким голосом вошедшая солдатка Дарья.
- А где Анютка? - строго спросил купец.
- Где... Я почем знаю... где... Внизу, где ей больше-то...
Фенюшка принесла ужин.
Дарья выпить любила, но сегодня пила с оглядкой, а Бородулину подливала не скупясь:
- Пей с устатку-то... Сказывают, долг привез тебе заимочник-то?
Она покосилась на письменный стол, куда Иван Степаныч прятал деньги, и сказала, блестя черными, чуть отуманенными вином глазами:
- Мне бы дал десяточку, а я тебе ночью сказку расскажу... Ладно? Ох, и ска-а-зка будет... как мед! - придвинулась к Бородулину, припала румяной полной щекой к его плечу и снизу вверх дразняще заглядывала в глаза, полуоткрыв красивые свои насмешливые губы. От нее пахло кумачом и свежим сеном.
- Ваня, обними-и-и...
- Ешь баранину-то, остынет... - отодвинулся от Даши.
Феня еще дополнила графин. Выпили. Феня спать ушла.
Купец прилег на диван, жалуется - жить чего-то трудно стало, - голову на теплые Дарьины колени положил. Дарья гладит черные лохматые его волосы, целует в белый высокий лоб и осторожно, выпытывая купеческое сердце, говорит:
- Вот, как овдовеешь, женись на мне, Иван Степаныч...
- Дура... А солдат-то твой? муж-то?..
Даша тихонько хихикнула:
- С твоей мошной все можно...
- Я и без тебя знаю, на ком жениться-то... - осердился Бородулин.
Даша, вдруг сдвинув брови, пригрозила:
- Ну, гляди, купец... - а пальцы, перебиравшие его волосы, дрогнули, остановились.
- Принеси-ка лучше пивца холодненького, - заметно ослабевшим языком сказал примиряюще Иван Степаныч.
Пиво скоро сбороло Бородулина. Разуваясь и разбрасывая с плеча по разным углам сапоги и портянки, он пьяно бормотал:
- Йя все ммогу, Дашка... Вот захочу - шаркну сапогом в раму - и к черту... Ха!
Кукушка в часах выскочила, прокуковала и захлопнулась опять маленькой дверкой.
- Скольки?
- Десять, надо быть...
- Спать пора.. Ну-ка, Дашка, подсобляй...
Повела его к кровати. Лег.
- Никто мне не указ, да! Вот выскочу из окошка да как дам бабе по виску! Да... Поп? Попа за бороду... И ничего-о-о. Потому - я во всей волости первый... Верно?
- Ну, и спи со Христом.
- Йя все ммогу... Поняла? Потому - Бороду-у-улин!.. Знай!.. - и неожиданно трезвым голосом добавил: - А вот Анютку я люблю...
Кошка вскочила на кровать, под одеяло к ним залезла.
- Анютка - золото... Йэх ты, как пройдет, бывало, по горнице: кажинна жилка в ней свою песенку поет... Да...
Дарья схватила кошку за задние ноги и швырнула об печь. Кошка замяукала.
Купец зевал и крестил неверной рукой волосатый рот.
Дарья стала легонько всхрапывать, повернувшись лицом к стене и нарочно выставив из-под одеяла свою крутую спину с круглым наливным плечом.
- Дашка, спишь? - тихо спросил купец.
Та похрапывала и стонала.
- Эй, Дарья...
Полумрак был в комнате, а на улице бело. Тикали часы, да где-то далеко брякал колотушкой сторож.
Бородулин поднялся, спустил тихонько с кровати ноги на оленью шкуру, еще раз поглядел на Дарьино плечо, на черные раскинутые косы, задернул полог и, осторожно ступая, пошел в заднюю комнату, где была лестница на низ.
Лишь ушел купец - и холодом обдало Дарью, и жаром охватило, а сердце сжалось. Она вскочила и, крадучись, чтоб не скрипели половицы, побежала к письменному столу. Вдруг в соседней комнате Феня охнула и захрапела. Дарья схватилась в страхе за щеку и замерла, потом, быстро обшарив стол, распахнула окно и бросилась к кровати, держа в руке пачку денег.
Внизу, куда спустился Бородулин, были две большие комнаты, занятые лавкой с товаром, да третья маленькая: в ней жила Анна из Кедровки.
Подошел купец на цыпочках.
- Аннушка...
Дотронулся до ее колена. В рубахе девушка спала, не прикрывшись: жарко.
Та испуганно вздохнула, открыла глаза.
- Аннушка, милая ты моя Аннушка... - припал Бородулин лицом к кровати, а девушка прикрылась юбкой и встревожилась.
- Мне чего-то, Иван Степаныч, шибко неможется.
- Родная ты моя... вот я, пьяная рожа, пришел... Вот пришел... да... - шептал Бородулин в волнении. - Аннушка, тяжело... Родимая, тяжело...
Окна завешены, в комнате полумрак. Анна повела речь ровным, жалобным голосом, временами всхлипывая и вздыхая.
- А к батьке-то с матушкой неохота... Об Андрюше гадала, - ворожейка одна есть, - медведь заломал его... быдто. Полегчало мне...
- Никакого спокою у меня, Аннушка, на душе нету... С супружницей у нас нелады... А вот ты мне шибко поглянулась... Да... Полюбил я тебя, Аннушка... Ох, и полюбил же.