Глава 3

Ками

Не буду врать. Я чувствую себя обманутой, лишенной мирного обеда с папой. С его плотным графиком, обеды, которые мы устраиваем два раза в месяц, – это единственное время, когда мы можем наверстать упущенное.

Атмосфера была напряженной, и я видела, что папины мысли витают за много миль отсюда.

С сумкой, наполненной контейнерами со стряпней Филиппа, я иду к своему Бугатти. Я предпочитаю машину поменьше, но все, что у меня есть, – это соблюдение приличий. У дочери Мориса Дюбуа должно быть все самое лучшее.

Я знаю, что мне повезло, но иногда я жажду простой жизни.

Я забираюсь в машину и, положив сумку на пассажирское сиденье, смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как Макс садится во внедорожник с тонированными стеклами.

Другие светские львицы на моем месте закатили бы истерику. С другой стороны, они, вероятно, были бы на седьмом небе от счастья, что их охраняет такой привлекательный мужчина. Они бы с ним пофлиртовали.

Я качаю головой, заводя двигатель.

Я не в восторге от того, что у меня есть телохранитель, но не буду устраивать сцен. Это было бы бессмысленно и пустой тратой времени.

Отъезжая на Бугатти от особняка, я направляюсь к своему пентхаусу возле Триумфальной арки в центре Парижа. Я редко приглашаю людей в свое убежище.

Это единственное место, где я могу разгуливать без лифчика и в спортивных штанах. Здесь я могу смотреть сериалы, поедая любые закуски, которые мне захочется.

Уф.

Теперь Макс останется со мной.

Я стону, потому что мне придется постоянно носить лифчик, и вот проходит мой тихий день. Я планировала проявить фотографии, которые сделала на прошлой неделе.

Все, кто думает, что знают меня, предполагают, что мои хобби состоят из шопинга, еды и сна. Не то чтобы я не любила эти вещи. Люблю. Очень даже люблю.

Но я также люблю фотографировать. В основном случайных людей, сооружения и в основном все, что привлекает мое внимание. Одно время я думала, что смогу стать профессиональным фотографом, но отказалась от этой идеи, когда поняла, что дальше папы дело не пойдет. Только через его труп он разрешит мне работать.

Теперь фотография – это просто то, чем я занимаюсь для собственного удовольствия.

Свернув на парковку у своего здания, я останавливаюсь у домика охраны и улыбаюсь дежурному охраннику.

— Внедорожник со мной. Впусти его.

Шлагбаум поднимается, и я направляю свой Бугатти к выделенному для меня парковочному месту, пока Макс сообщает охраннику свои данные. Я хватаю сумку с едой и, вылезая, смотрю, как Макс загоняет внедорожник на другое парковочное место, выделенное для моего пентхауса.

Папа разрешил мне съехать, когда мне исполнилось двадцать пять. Мне потребовалось четыре года, чтобы убедить его, что я смогу жить одна. День, когда он привез меня сюда и вручил ключи, был одним из самых счастливых в моей жизни.

Несмотря на то, что папа контролирует и чрезмерно опекает, на этой планете нет никого, кого я люблю больше. Мы всегда были вдвоем, потому что моя мама умерла, рожая меня.

Папа любил ее так сильно, что больше не пытался встречаться и отдавал все свое время и внимание своей компании и моему воспитанию.

Я знаю, что я одна из самых счастливых людей на свете, и хотя иногда я могу жаловаться, я бы ни за что не стала менять свою жизнь.

Когда Макс вылезает из внедорожника, я говорю:

— Я оформлю тебе парковочную карточку.

— Не нужно, — отвечает он, вытаскивая пистолет из-за спины. — С сегодняшнего дня мы будем путешествовать вместе.

Мои брови поднимаются.

— Оружие не нужно.

Он переводит взгляд на меня и кивает в сторону лифта.

Уф, немногословный человек.

Я склонна говорить, когда нервничаю, а замкнутые ответы Макса только усугубляют ситуацию.

Тяжело вздохнув, я достаю из сумочки ключ-карту и прижимаю ее к сканеру. Двери лифта открываются, и я нажимаю кнопку своего этажа.

Пространство кажется невероятно маленьким, пока мы стоим в неловком молчании. Приближаясь к моему этажу, Макс встает передо мной, и я хорошо вижу его спину и широкие плечи.

Неплохо.

Когда двери открываются, он выходит из лифта и входит в мой дом, приказывая:

— Жди здесь.

Я почти закатываю глаза, наблюдая, как он обыскивает все возможные укромные места в моей гостиной и кухне, прежде чем направиться вверх по лестнице в спальни.

В спальни.

Черт.

Срываюсь на бег, мои каблуки стучат по плитке. Я взлетаю по лестнице, крича.

— Не ходи в главную спальню!

Макс останавливается прямо перед дверью моей спальни, и я бросаюсь к нему, чтобы он не смог войти внутрь.

Его глаза встречаются с моими, и, стиснув зубы, он приказывает:

— Уйди.

Я качаю головой.

— Нет. В моей спальне никто не прячется.

Только тонна белья, пачка крендельков и коробка шоколадных конфет, с которыми я обнималась. О, и роман Кристин Фихан.

Черты его лица напрягаются с предупреждением, и это заставляет мои мышцы напрячься. Внезапное ощущение, что я нахожусь лицом к лицу с опасностью, заставляет меня тяжело сглотнуть.

— В моей комнате беспорядок, — признаю я.

— Мне все равно. — Макс кивает в сторону. — Отойди, чтобы я мог делать свою работу.

К черту мою жизнь.

Недовольная тем, что он решил вторгнуться в мою личную жизнь, я бросаю на него свирепый взгляд и отхожу в сторону. Макс открывает дверь, и первое, что я вижу, это кучу бюстгальтеров, висящих на спинке кресла.

Ага. К черту мою жизнь.

Затем я замечаю трусики, которые были на мне прошлой ночью, лежащие у изножья моей кровати. Я сняла их прямо перед тем, как приняться за свой клитор, представляя, как крутой парень-оборотень предъявляет права на меня.

Вибратор.

Господи.

Я врываюсь в свою комнату, как олимпийский атлет, и бросаюсь на кровать. Схватив свой вибратор, я засовываю его под подушку, а затем зарываюсь в нее лицом.

— Все чисто, — говорит Макс с ноткой веселья в голосе. — Можешь заниматься своими обычными делами.

Спасибо. Теперь я умру.

Я слышу, как закрывается дверь, и, подняв голову, издаю стон, оглядывая беспорядок, царящий в моей спальне.

Встав, я засовываю вибратор в ящик прикроватной тумбочки, а затем собираю все белье с пола и кресла. Я кладу их в корзину для белья, а затем снимаю туфли на высоком каблуке.

Что ж, ущерб нанесен.

Тебе не обязательно производить на него впечатление. Он наемный телохранитель.

Просто продолжай жить своей жизнью.

— Конечно. Легче сказать, чем сделать, — бормочу я, снимая розово-золотое мини-платье.

Расстроенная тем, что Макс увидел беспорядок в моей спальне, я стаскиваю лифчик и хватаю ближайшую футболку и шорты.

К черту это. Мне будет комфортно в моем собственном пространстве. Он сможет подстроиться под меня.

Присев на край кровати, я беру пачку с крендельками и засовываю один в рот, хмуро глядя на закрытую дверь своей спальни.

Что я должна делать, когда он находится в моем пространстве каждую секунду каждого дня?

Я вздыхаю, роясь в пачке в поисках еще одного кренделя.

Надо бы убрать еду, которую дал мне Филипп, в холодильник.

Я бросаю сумку на покрывало и, встав, подхожу к двери и открываю ее.

Я слышу скребущий звук и, направляясь по коридору, где с одной стороны стена заполнена фотографиями в рамках, которые я сделала, а с другой – стеклянные перила, откуда я вижу Макса, отодвигающего мой диван от окон.

— Что ты делаешь? — Ахаю я и, ускоряя шаг, сбегаю вниз по лестнице. — Ты не можешь просто передвинуть мою мебель.

Я изо всех сил старалась не вмешиваться в эту историю с телохранителями, но это уже перебор и чертова вишенка на торте.

Черт возьми, нет.

Гнев охватывает меня, когда я останавливаюсь перед Максом.

— Какого черта ты делаешь, передвигая мои вещи?

Теперь, когда я босиком, мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

Черт возьми, этот мужчина сложен как гора.

Макс указывает на окно.

— Любой может выстрелить в тебя с дивана перед окном.

Ох.

Его глаза встречаются с моими.

— Держись подальше от окон. Держись подальше от всех террас, кроме той, что у кухни. Можешь пользоваться ею.

Я смотрю на мужчину так, словно он сошел с ума.

— И все же. Ты не можешь просто так передвигать мои вещи. По крайней мере, ты мог бы спросить моего разрешения.

Макс, кажется, обдумывает свои слова, затем кивает. К моему удивлению, он спрашивает:

— Где ты хочешь поставить диван?

Я оглядываю открытое пространство, и, принимая во внимание окно, мои плечи опускаются, потому что есть только одно место, куда его можно поставить.

— Здесь нормально, — бормочу я.

Разворачиваюсь, беру сумку с контейнерами и иду на кухню. Я убираю продукты в холодильник, а когда закрываю дверцу, подпрыгиваю при виде Макса, стоящего прямо за ней.

— Ты можешь издавать звуки, когда передвигаешься? — Огрызаюсь я, мое хорошее настроение, которое было раньше, давно испарилось.

Вместо того, чтобы прокомментировать мои слова, он бормочет:

— Было бы проще, если бы мы держали шторы задернутыми, когда ты дома.

Никакого солнечного света.

— Я не вампир. — Я тут же сожалею о своем резком тоне и вздыхаю. — Прости, все это свалилось на меня. Я не привыкла, чтобы в моем месте были люди.

Черты лица Макса не смягчаются и остаются нечитаемыми.

Боже, неужели он сделан из камня?

— Задерни шторы, если тебе от этого станет лучше. — Я начинаю идти к лестнице, затем останавливаюсь, чтобы сказать: — Возьми что-нибудь на кухне и ... — Я машу рукой в сторону квартиры, — чувствуй себя как дома.

Мне нужно побыть одной, я поднимаюсь по лестнице и захожу в комнату, которую превратила в фотолабораторию. Я закрываю за собой дверь и включаю свет. Мои только что проявленные фотографии висят там, где я оставила их сушиться.

Я глубоко вдыхаю металлический запах, вызванный всеми химическими веществами, которые использую при проявке фотографий. Многим это может показаться непривлекательным, но мне это нравится.