Эпилог

Николай

(Пять лет спустя...)

— Николай! — кричит Эбигейл из глубины дома, в ее словах слышится паника.

Я бросаю топор рядом с дровами, которые рубил, и срываюсь на бег. Вытаскивая пистолет из-за спины, я снимаю его с предохранителя и бросаюсь на кухню.

— Эбигейл! — рычу я, готовый убить все, что ей угрожает.

— Я в комнате! Черт. Блять.

Я врываюсь внутрь и вижу свою жену, которая стоит с палитрой и кистью в руках, уставившись себе под ноги. Ее взгляд устремляется на меня, затем она хмурится.

— Убери пистолет. У меня отошли воды.

Господи.

Я быстро засовываю пистолет за пояс брюк.

— Я, блять, подумал, что на тебя напали.

— О, Господи, — выдыхает она, палитра и кисть выпадают у нее из рук. Она сгибается в талии, болезненно постанывая. — Ребенок скоро родится, и он, как и его отец, чертовски нетерпелив.

Обнимая ее, я помогаю ей идти, но когда она снова сгибается пополам, подхватываю ее на руки и выношу из дома к вертолету, стоящему наготове.

Я заранее сделал все возможное. В самолете даже ждет упакованная сумка для Эбигейл и нашего будущего сына.

— Я могу идти, — говорит она. — Схватки прошли.

Я ставлю ее на ноги, чтобы достать телефон из кармана и быстро позвонить врачу.

— Да, мистер Ветров?

— У Эбигейл отошли воды. Мы уже в пути.

— Все готово, — уверяет он меня, прежде чем мы вешаем трубку.

Я набираю мамин номер, и как только она берет трубку, говорю:

— У Эбигейл начались схватки. Встретимся в больнице.

— О, Боже мой! — слышу я мамин крик, прежде чем завершить разговор.

— Беги вперед и попроси пилота запустить двигатель, — приказываю я охраннику, стоящему на посту.

— Напомни мне, почему этот долбаный вертолет не стоит прямо у нашего дома, — бормочет Эбигейл, стискивая челюсти.

— Прости, — извиняюсь я, зная, что сейчас с ней не стоит спорить. Если она говорит, что небо розовое, значит, оно, блять, розовое.

Наконец, мы добираемся до вертолета, и я помогаю Эбигейл забраться внутрь. Я надеваю ей на голову наушники, прежде чем беру свои.

Двое моих лучших охранников тоже садятся в вертолет, затем пилот спрашивает:

— Готовы к взлету, мистер Ветров?

— Да, — отдаю я приказ. Схватив Эбигейл за руку, я сжимаю ее. — Как ты держишься?

Она бросает на меня свирепый взгляд.

— Как, по-твоему, я держусь? — Ее лицо искажается от боли, затем она стонет: — Господи, Николай.

— Дыши, любовь моя. — Я проверяю время на своих наручных часах, чтобы отслеживать интервал между схватками.

— Не смей, блять, указывать мне дышать, — огрызается она, прежде чем начать дышать так, как ее учили на наших занятиях перед родами.

Когда схватки проходят, она опускает голову мне на плечо. Я целую ее в волосы, хваля ее:

— Ты невероятна, Эбигейл. Я так чертовски благодарен тебе.

— Я не чувствую себя невероятной, — жалуется она.

Вертолет приземляется на крыше больницы, где ждут врач и сестринский персонал.

— Мне нужны все обезболивающие, — требует моя жена, прежде чем я помогаю ей выбраться из вертолета.

Когда я усаживаю ее в кресло-каталку, то говорю:

— Все, что захочешь, детка.

Медсестра вкатывает Эбигейл в лифт, и я быстро забегаю внутрь, а за нами следуют наши охранники и доктор.

— Ты знаешь, с каким интервалом проходят схватки? — спрашивает доктор Коскинен.

— Десять минут. У нее было только две.

Нас отводят в отдельную палату, где все готово к рождению нашего сына.

— Стойте на страже у двери, — приказываю я двум своим людям.

— Да, сэр.

Подняв Эбигейл с кресла, я кладу ее на кровать и наливаю ей стакан воды.

— Держи, детка, — бормочу я и, пока она делает глоток, достаю салфетку для лица, смоченную в ледяной воде.

Отжимая ткань, я провожу по ее лбу, отчего она издает удовлетворенный стон.

— Так хорошо.

Внезапно она протягивает мне бутылочку и начинает учащенно дышать.

Я замечаю, что медсестра засекает время схватки, в то время как доктор занимает место у изножья кровати.

— Давайте посмотрим, насколько вы расширены.

Моя верхняя губа кривится, когда медсестра отодвигает платье Эбигейл и помогает ей снять нижнее белье.

Каждый раз, когда этот мужчина оказывается между ног моей жены, я должен напоминать себе не убивать его.

Когда доктор Коскинен заканчивает осмотр, на его лице появляется довольная улыбка.

— Почти время. Мы сделаем пару тренировочных толчков.

Эбигейл кивает, и мое сердце начинает биться быстрее.

Медсестра показывает мне, как помочь Эбигейл принять правильное положение, а затем врач говорит:

— Сделай глубокий вдох, затем тужься изо всех сил в течение десяти секунд.

Эбигейл вдыхает так глубоко, как только может, а затем тужится до счета десять.

Когда она откидывается назад, я снова беру салфетку из ледяной воды и вытираю пот с ее лба.

— Я так чертовски горжусь тобой.

— Еще как гордишься, — нахально заявляет она.

Боже, я люблю эту женщину.

— Тужьтесь еще раз, миссис Ветров, — инструктирует доктор.

Моя жена тужится изо всех сил, после чего снова откидывается назад.

Мы продолжаем тужиться еще минут двадцать, когда доктор говорит:

— Пора.

Господи.

Хорошо.

Блять.

Что мне делать?

Эбигейл издает мучительный крик, когда начинает тужиться.

— Дышите во время схватки, — говорит ей медсестра.

— Не указывай мне, блять, что делать! — кричит моя жена с выражением лица безжалостной королевы. Она мертвой хваткой хватает меня за руку, затем хнычет: — Николай.

Я прижимаюсь лбом к ее виску.

— У тебя все получится, Эбигейл. Ты такая чертовски сильная. Ты будешь потрясающей матерью. — Хвалю я ее, несмотря на ее боль, пока она не начинает хватать ртом воздух.

Схватки снова начинаются, и Эбигейл издает гребаный боевой клич, от которого у меня мурашки по коже. На этот раз она не прекращает тужиться и под руководством врача рожает нашего первенца, которого мы назовем в честь моего отца.

— У вас здоровый мальчик, — говорит доктор Уэллс, пока медсестра ухаживает за Дэмиеном.

Она заворачивает нашего новорожденного сына в одеяло, а затем приносит его к нам.

Мое гребаное сердце.

Я смотрю, как Эбигейл берет нашего сына на руки, прижимая его к груди.

Никогда в своей жизни я не видел ничего прекраснее, чем моя жена и мой сын.

— С моей женой все в порядке? — Спрашиваю я. — Мой мальчик здоров?

Доктор Коскинен усмехается.

— Они оба в абсолютно здоровы.

Наклонившись над своей драгоценной семьей, я шепчу:

— Мои чудеса. Господи, я люблю вас обоих так чертовски сильно, что у меня болит сердце.

Эбигейл улыбается мне сквозь слезы, измученная родами.

— У нас есть сын, папочка. Посмотри, какой он совершенный ... — она делает паузу, чтобы откашляться, в ее голосе слышны эмоции, — совсем как его отец.

Полностью охваченный эмоциями, я целую ее в лоб.

— Жизнь моя. Душа моя. Ты мое все.

Вот кем Эбигейл и наш сын всегда будут для меня.

Моей жизнью. Моей душой. Моим всем.

Конец.