Лара чуть ли не возопила: "Батюшка дорогой, повелитель любезный, не бросайте меня в пустыне огненной, не лишайте своего общества, напоите меня живой водой!".

Я не нашел ничего более достойного, как не возражать на сии правдивые слова её сердца и снова молча обнял её крепко-прекрепко. И все-таки отменить свое путешествие в страну прежнего пребывания Ларисы не смог.

Однако предпринял все возможные меры предосторожности, переодев свою новоявленную дщерь в мужское платье, что настолько переменила истинные черты её, что иначе как за отрока мужеского пола её принять отныне не могли и, думалось, узнать её прежним знакомым было тоже невозможно.

10.

Решив отправиться в Шотландию, я предупредил администрацию гостиницы, что отъезжаю в Россию на время, примерно недели на две, и поэтому уплатил вперед. Намекнул также, что дела мои могут заставить пробыть на родине гораздо дольше; в таком случае не следовало бы беспокоиться и можно было бы считать мой номер свободным, перенеся немногие оставшиеся вещи в камеру хранения.

Уже на следующий день мы с Ларой, которую пришлось переименовать в Леона, а сокращенно Лео, отправились на поезде в Эдинбург. Прибыв в шотландскую столицу, взяли таксомотор и отправились в местечко, где проживала Анюта.

Там мы остановились в мотеле, я уговорил Лару не рисковать и не показываться на люди, чтобы её ненароком все-таки не узнали. Поэтому я запер номер на ключ и предупредил администратора не пускать в номер уборщиков и не будить моего сына, который очень устал с дороги.

Сам же отправился по указанному адресу, легко нашел по приметам дом, который оказался заперт. На звонки дверь не открывалась. Окна были закрыты ставнями.

У проходившей мимо женщины я осведомился, не знает ли она что-либо о владелице коттеджа, и услышал, что миссис Анн Гром отсутствует уже давненько. Буквально на следующий день после отъезда её воспитанницы за ней прибыл огромный автомобиль и увез её в неизвестном направлении.

Миссис Гром выглядела несколько испуганной, но против отъезда не протестовала, хотя взяла с собой дорогу только небольшую дорожную сумку, рассчитывая, видимо, быстро вернуться. Так как родственников у неё здесь не было да и соседских отношений она тоже практически не поддерживала, то спустя несколько дней о ней быстро забыли.

Ну, уехал человек и уехал, искать его все равно, что иголку в стоге сена.

Я возвратился в мотель и рассказал Ларисе, что миссис Анн Гром отправилась в путешествие, что соседи представления не имеют о маршруте её поездки. Как ни странно, Лариса ничуть не опечалилась, наоборот она даже повеселела.

Путем логического умозаключения я пришел к выводу, что она просто боялась, что я захочу от неё избавиться и передам её с рук на руки прежней воспитательнице. Возможно, она была и права, я одновременно и не желал с ней расставаться, испытывая странное чувство неожиданного отцовства, эйфорию от вновь обретенной семьи; и хотел, благополучно устроив несчастное дитя, избежать всевозможных треволнений.

11.

Пообедав, мы сразу же уехали назад. Неожиданно выяснилось одно обстоятельство, о котором я не проронил ни звука Ларисе.

Некий не назвавшийся человек почти сразу же по нашему приезду расспрашивал администратора обо мне, не называя меня по имени, но очевидно с полным набором сведений утверждая, что я остановился в мотеле со своим сыном.

Администратор, не подозревая о подмене, подтвердил наше нахождение и сказал, что я пробуду ещё несколько дней. Незнакомец пообещал хорошее вознаграждение администратору, если тот сумеет задержать нас подольше, и просил специально передать мне его просьбу о личной встрече.

Мне очень хотелось узнать, кто этот человек и о чем он хотел со мной поговорить, но внутренний голос предупреждал меня об опасности. Все-таки мы почти мгновенно собрались и уехали.

Сколько раз потом я раскаивался и переживал, что не пообщался с незнакомцем. Моя мнительность, недоверчивость, возможно, стали истоком многих несчастий. Однако даже сегодня, когда я пишу эти строки, я не могу однозначно сие утверждать. Что ж, не было бы случившихся несчастий, были бы другие.

Администратору же я ответил, что встретился с означенным незнакомцем, гуляя недалеко от мотеля и решил все необходимые проблемы. После этого я вызвал по телефону такси и съехал с Ларисой, как говорится, от греха подальше.

Мы ехали довольно долго, не останавливаясь даже на ночь. Ранним утром я остановил такси на развилке дорог, сказал, что плохо себя чувствую, что решил передохнуть на свежем воздухе, и, не зная, сколько уйдет на это времени, отпускаю машину.

Я щедро рассчитался с водителем, выгрузил наши вещи, благо, их было немного, и в течение получаса выдерживал встревоженные расспросы Ларисы, пораженной моим непонятным решением.

Наши объяснения прервала пустая частная машина, владелец которой пообещал подвезти меня в некое местечко, расположенное в часе езды от перекрестка по дороге, косым углом врезавшейся в оставленную нами трассу.

Действительно, через час мы оказались в поселке городского типа, где я легко разузнал, кто сдает квартиры в поднаем и ещё через полчаса я и Лариса обживали небольшой коттедж, принадлежавший опрятного вида даме, проживавшей на соседней улице.

Дом, нам понравившийся, был, скорее всего, столетней давности, но снабжен вполне современными удобствами.

Нулевой этаж занимала обширная гостиная, через окно которой, когда отдергивалась плотная широкая штора, были видны деревья, посаженные вдоль садовой ограды и часть улицы, а также небольших размеров кухня. Второй этаж делился на два кабинета, и окна одного в хорошую погоду были видны предместья Лондона, а окно другого позволяло рассмотреть петлявшую поодаль реку; мансарду почти полностью занимало огромное супружеское ложе, напомнившее мне аналогичное лежбище в номере гостиницы. Имелся ещё и подвал, обследовать который в первые часы пребывания я не сумел.

На всякий случай рассказал хозяйке уже апробированную легенду о совместном путешествии со своим сыном Леоном. Мне почему-то казалось, что подобная предосторожность необходима, ибо после выхода набоковской "Лолиты" люди, даже не читавшие этого романа, с подозрением относились к одиноким мужчинам, путешествовавшим в сопровождении юной леди, неважно - дочери или внучки.

Должен признаться, что чем более я находился в обществе обворожительной Ларисы, тем привлекательнее она мне казалась. Печаль полностью исчезла с её чела, она не хмурила бровки, глаза её широко раскрылись и небесный голубой цвет их как бы умолял о немедленном погружении в женские чары.

Лара стала настоящим удовольствием моей жизни. Дочь моя была далеко, сын обретался неизвестно где и сам я, отвыкший от беззаботного женского смеха после кончины незабвенной Амалии, постоянно открывал в Ларисе новые разнообразные качества, только умножающие мою привязанность к их обладательнице.

Одно только свойство характера её немного расстраивало, это была необыкновенно величавая гордость или же гордое величие, обыкновенно присущие особам королевской крови. Она старалась держаться от людей в отдалении и ни с кем коротко не сходилась, за исключением меня, которому она стремилась особо угождать и нравиться, считая меня спасителем и благодетелем.

Опять же она почитала меня как заботливого и нежного отца и стремилась отдарить теми же чувствами. Доверчивость её ко мне была беспредельной, и я порой старался отстраниться от её объятий и безотчетных касаний, боясь подпасть полностью под власть её очарования.

12.

Так мы прожили в покое и довольстве три недели, которые могли показаться тремя годами, если бы не постоянные угрызения размышлений, которые со мной родились и со мною уйдут в могилу. Однако приятность во всех отношениях превалировала: нежные удовольствия, приятные упражнения обыденных занятий занимали минуты и часы. Бесконечно благодарил я случай подаривший мне обворожительную и чувствительную Лару, почитая чуть ли не ангелом небесным, посланным единственно для увеселения мой старости, наслаждался возможностью сотворить добро дитяти злосчастия, каковым она, в сущности, являлась, одно её присутствие утешало меня в превратностях судьбы.