Глава 13

ГАБРИЭЛЬ

Когда я захожу на кухню, чтобы взять бутылку воды, и нахожу Низу работающей в одиночестве, я спрашиваю:

— Где Лара?

Женщина, которая для меня как вторая мать, издает недовольный звук через нос, затем пригвождает меня хмурым взглядом.

— Она отдыхает. Ты ведь помнишь, что ее подстрелили меньше двух недель назад, верно?

Как я могу забыть? Это я в нее стрелял.

Не отвечая, я открываю холодильник и беру оттуда бутылку.

— Лара прошла через ад. Тимон Мазур – отброс общества, — начинает ругаться Низа, явно расстроенная.

Прислонившись спиной к стойке, я делаю глоток воды, мой взгляд останавливается на Низе. Как только ее что-то расстроило, все, что ты можешь сделать, это слушать, пока она выкладывает все, что у нее на уме.

— Я никогда никому не желала зла, но я надеюсь, что ты найдешь этого монстра и заставишь его заплатить.

Моя бровь приподнимается.

— Тебе, должно быть, очень нравится Лара, раз ты жаждешь крови ради нее.

Низа роняет тряпку, которой вытирала стойку, упирает кулаки в бока и смотрит мне в глаза.

— Мое сердце обливается кровью за бедную девушку, Габриэль Бей. Наблюдать за ее борьбой нелегко. Она продолжает спрашивать, не будет ли у нее неприятностей, и она до смерти напугана тем, что ты ее накажешь.

Вероятно, это еще из-за того, что я угрожал ее жизни.

— Она привыкнет к тому, как мы здесь все делаем, — бормочу я, уже снова раздражаясь, хотя Лары нет на кухне. Одного упоминания об этой женщине достаточно, чтобы заставить меня почувствовать разочарование. Это действительно начинает меня беспокоить.

— Знаешь, — Низа подходит ближе, выражение ее лица становится таинственным, когда она оглядывается, чтобы убедиться, что мы одни, — Лара даже не плачет. Она борется с этим так усердно, что мне хочется плакать за нее.

Вздохнув, я ставлю бутылку на стойку и скрещиваю руки на груди.

— Почему мне кажется, что ты хочешь, чтобы я решил проблему?

Низа тычет в меня пальцем.

— Потому что она в ужасе от тебя, Габриэль Бей. Просто скажи Ларе доброе слово и убеди ее, что ты не будешь бить ее, если она случайно разобьет тарелку. Это неправильно, когда кто-то живет в таком страхе.

Эта женщина становится большей проблемой, чем я ожидал. Она уже обвела Низу вокруг своего пальца.

— Я дал ей работу, кровать, где можно спать, и еду, чтобы есть. — И я, блять, пощадил ее жизнь. — Я сделал больше, чем она заслуживает.

Низа начинает моргать, ее голова откидывается назад, как будто я физически ударил ее.

— Аллах Аллах! Из-за тебя чуть не убили Лару Ханым. Ты практически похитил ее и привез сюда. Конечно, это твоя обязанность заботиться о ней. Мы с Алией Ханым воспитали тебя лучше, чем это!

Я снова вздыхаю, понимая, что этот спор мне не выиграть.

— Хорошо, я скажу ей, что не буду ее бить. Счастлива?

Низа бросает на меня взгляд, полный предупреждения.

— Evet. А теперь поторопись и уходи, чтобы я могла приготовить завтрак, прежде чем ты начнешь жаловаться на голод.

Боже, помоги мне.

Издав смешок, я целую Низу в лоб, затем бормочу:

— Ты сводишь меня с ума.

Когда я выхожу из кухни, Низа кричит мне вслед:

— Я добавлю к твоим яйцам побольше пастрами¹⁰.

Чтобы сохранить мир в доме, я иду в комнату Лары и стучу один раз, прежде чем открыть дверь. Как и раньше, Лара сидит за столом. С широко раскрытыми глазами и видимым страхом, сковывающим черты ее лица, она вскакивает, складывая руки перед собой.

Я захожу внутрь и оглядываю опрятную комнату, вокруг нет ни единой разбросанной вещи, говорящей о том, что здесь теперь живет женщина.

Мой взгляд останавливается на Ларе, на которой надето другое платье. Оно ей не идет. Ей всего двадцать два, и то, что надела бы пятидесятилетняя женщина, нелестно смотрится на ее стройной фигуре.

Я снова вздыхаю, а затем замечаю, что ее руки дрожат. Продвигаясь вперед, я занимаю место за столом и бормочу:

— Садись, Лара.

Она мгновенно прислушивается, опускаясь на другой стул. Осторожно ее взгляд скользит по моему, прежде чем опуститься обратно к ее коленям.

Я пристально смотрю на нее лишь мгновение, задаваясь вопросом, не должен ли я просто отправить ее обратно к Мазуру, но что-то подсказывает мне не делать этого. Я смотрю на нее, пытаясь понять, почему меня беспокоит мысль отправить ее обратно.

Она бросает на меня еще один осторожный взгляд, от беспокойства ее брови сводятся вместе.

— Низа сказала мне, что ты живешь в страхе, что я побью тебя за малейшую оплошность.

На этот раз ее глаза встречаются с моими, и с выражением тревоги на лице ее губы приоткрываются, но она ничего не говорит.

Она просто выглядит чертовски напуганной.

Я смотрю в окно и глубоко вдыхаю.

— Я не нахожу радости в избиении людей, Лара. Я не так наказываю своих сотрудников.

Она кивает, и хотя я вижу вопросы, возникающие в ее глазах, она не произносит ни слова.

Эти чертовы глаза. Они такие выразительные... и раненые.

— Я никогда не ударю тебя. Ты можешь расслабиться. Я не Мазур.

Ее брови еще сильнее сведены вместе, и она выглядит чрезвычайно уязвимой. От этого зрелища мое сердце тает.

Теперь я понимаю, почему эта женщина обвела Низу вокруг пальца. Обидеть Лару – все равно что пнуть щенка.

Внезапно у меня возникает желание успокоить ее, не потому, что этого хочет Низа, а потому, что я не хочу, чтобы это невинное создание жило в ужасе.

Наклонив голову, я кладу руки на подлокотники кресла.

— Ты хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Она колеблется, но затем поднимает подбородок и спрашивает:

— Как вы наказываете своих сотрудников? — Ее пальцы начинают теребить ткань платья. — Если мне позволено знать, сэр.

Я либо увольняю их, либо убиваю. Все зависит от того, как много они знают обо мне и в чем заключается проступок.

— Если ты не предашь меня, наказания не будет.

— Предам, сэр? — Страх в ее глазах ослабевает, и постепенно голубой цвет становится светлее, наполняясь желанием угодить мне.

Удар в мое нутро мгновенный и сильный.

Иисус.

— Не говори людям о том, что происходит в моем доме. Не разглашай никакой информации обо мне.

Она быстро кивает.

— Я не буду. — Она нервно прикусывает нижнюю губу, затем говорит. — Итак, я ни с кем не должна говорить о вас, и должна держаться подальше от восточного крыла.

— В этом вся суть. — Мгновение мы смотрим друг на друга, затем я спрашиваю. — У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?

Она снова колеблется, и становится ясно, что ей никогда не разрешали задавать вопросы. Ей не по себе, но все же она берет себя в руки и спрашивает:

— Разрешены ли отношения?

У нее есть любовный интерес?

Я мгновенно хмурюсь, совершенно застигнутый врасплох.

— Почему ты спрашиваешь? — Ей лучше не начинать водить мужчин по моему дому.

— Ах ... просто Низа Ханым очень добрая, и мне становится трудно держаться от нее на расстоянии.

В конце концов я моргаю, как Низа раньше, затем в моей груди поднимается гнев.

— Ты спрашиваешь меня, разрешу ли я дружбу между тобой и Низой?

— Да, сэр.

Раздраженно нахмурившись, я смотрю на женщину, задаваясь вопросом, что за жизнь у нее была, пока я не подстрелил ее.

Лара ерзает на своем стуле, затем быстро бормочет:

— Простите. Я не хотела вас расстраивать.

— Ты меня не расстроила. — Мазур, блять, расстроил. — Конечно, тебе разрешено дружить с Низой. На самом деле, я поощряю это. — Просто чтобы уберечь себя от головной боли в будущем, я добавляю. — Но никаких парней. Если ты собираешься завести романтические отношения, лучше, чтобы это происходило за пределами и не рядом с моим домом. Не приводи сюда мужчин.

Я наблюдаю, как абсолютное замешательство омывает ее лицо, но затем приходит понимание, и женщина сильно краснеет. Румянец на ее щеках действительно делает ее привлекательной.

— Я… Я никогда этого не сделаю.

Подожди минутку.

Я обнаруживаю, что наклоняюсь ближе, мои глаза изучают ее сильную реакцию дискомфорта.

— У тебя раньше был парень, верно?

Лара быстро качает головой.

— Это было запрещено.

Иисус.

В моей груди поднимается волна желания защитить, и прежде чем я успеваю подумать о последствиях, я говорю:

— В таком случае, тебе не следует заводить романтические отношения, пока я не одобрю этого мужчину. Теперь ты живешь под моей крышей, а это значит, что я несу за тебя ответственность.

Вместо того, чтобы возразить, что я накладываю ограничения на ее личную жизнь, Лара выглядит облегченной моей просьбой.

— Да, сэр.

Вероятно, это потому, что она ни хрена не понимает, как ориентироваться в жизни. Мазур серьезно поработал над этой женщиной.

Ублюдок.

— Если есть что-то, в чем ты не уверена, просто спроси. У тебя никогда не будет неприятностей из-за того, что ты задашь вопрос. — Может быть, я преступник и убийца, но я не мудак.

Еще большее облегчение омывает ее черты.

— Благодарю вас, сэр.

Тот факт, что она благодарит меня за то, что я позволил ей задавать вопросы, наполняет меня еще большим состраданием.

Теперь, когда Лара, кажется, чувствует себя более непринужденно, я решаю добавить:

— Если ты помнишь что-нибудь о Мазуре, что, по твоему мнению, могло бы представлять для меня ценность, пожалуйста, скажи мне.

Она наклоняет голову.

— Например, что, сэр?

— Любые отношения, которые у него были. Телефонные звонки, которые ты слышала. Люди, которых ты видела приходящими и уходящими.

Лара кивает.

— Я хорошенько подумаю, и как только что-нибудь вспомню, дам вам знать.

— Хорошо. — Поднимаясь на ноги, я снова оглядываю комнату. — Они принесли твои вещи из дома Мазура?

— Да, сэр. — Лара встает и проходит мимо меня, чтобы открыть шкаф. — Я положила это сюда, потому что оно не поместилось бы под кроватью. Надеюсь, это нормально?

Мой взгляд останавливается на пластиковой коробке. Недолго думая, я достаю ее из шкафа, бросаю на кровать и снимаю крышку. Я смотрю вниз на скудную одежду, пару туфель и детский сборник рассказов.

Не в силах поверить, что это все, что есть у Лары, я хватаю форму горничной и бросаю ее на кровать. Отвращение наполняет мою грудь, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Лару.