Изменить стиль страницы

ГЛАВА 3

Салли

Я позволяю Тео уйти, потому что сейчас ей нужно время, чтобы остыть, а потом время, чтобы все обдумать.

Это противоречит ее натуре, я знаю.

Она такая же, какой была в школе, ― все эмоции на лице. Вот почему злые девчонки любили ее мучить ― так легко было заставить эти большие голубые глаза наполниться слезами, а бледные щеки ― раскраснеться.

Удивительно, как ей удалось солгать Ангусу на собеседовании. Должно быть, он отвлекся, пытаясь украдкой заглянуть в ее декольте.

Тео одевается как монахиня, но это только больше интригует мужчин, которые привыкли, что женщины падают к их ногам.

Признаюсь, даже я наслаждался изгибом ее спины под моей ладонью. Никогда бы не подумал, что окажусь танцующим на крыше с маленькой заучкой Тео Махони, но вселенная все время подбрасывала сюрпризы.

С тех пор она повзрослела. В ней стало больше огня.

Меня позабавило, когда я стал копать под нее и обнаружил, что даже у хорошей девочки Тео есть грязный секрет. Правда, у нее он относительно скромный, но все равно полезный.

Она вернется. Мне просто нужно дать ей время.

На барной стойке зазвенел телефон. Я пришел в «Золотого суслика», чтобы отметить успешный старт первой части моего плана. Номер на экране ― какой-то двенадцатизначный винегрет, который может принадлежать только моему брату.

Я оставляю свой напиток, чтобы выскользнуть наружу и ответить на звонок.

― Ты жив, ― говорю я в качестве приветствия.

― К сожалению, ― отвечает Риз.

Его голос звучит издалека, его сопровождает треск плохой связи, но при этом он такой знакомый и теплый, будто я говорю с самим собой. Или, по крайней мере, с той половиной себя, которая является милым идиотом.

― Съемки идут не очень хорошо?

― Можно так сказать, четырнадцать потных чуваков в набедренных повязках, сидящих на высокобелковой диете и живущих в одной ночлежке… Я скоро задохнусь во сне. Намеренно. Чтобы спастись от запаха.

― Уверен, найдется какая-нибудь симпатичная визажистка, которая утешит тебя, когда закончит рисовать тебе пресс.

― Нет, ― хмуро говорит Риз. ― Единственные, кто хочет здесь прижаться ко мне своим ртом, ― это комары. А мой пресс не нужно рисовать, спасибо тебе большое, единственное, что здесь можно делать без ограничений, ― это скручивания.

Мой брат сейчас снимает на Суматре какое-то шоу с мечами и сандалиями. По его словам, это гибрид Спартака и Игры престолов.

Риз находится в постоянном поиске «одной великой роли», которая возродит его карьеру. Он любит перечислять примеры ролей, которые сделали это для других актеров, как будто это означает, что для него это лишь вопрос времени.

Он забывает, что ни один из этих актеров не стал известным благодаря роли подростка-мечтателя в пятничном ситкоме. Сериал «Rocko Rocks!» шел всего три коротких сезона, но стал культовой классикой среди женщин в возрасте от четырнадцати до «слишком взрослой, чтобы влюбляться в подростка».

Риз засветился на обложках журналов Seventeen и US Weekly. Ему прочили стать следующим Леонардо Ди Каприо.

К сожалению, с тех пор его карьера больше похожа на карьеру третьего брата Хемсворта.

Но он клянется, что это шоу ― его большой прорыв.

― Я говорил тебе, что его показывают на HBO?

― Только двенадцать или тринадцать раз.

― Ну, и сколько точно? Я думал, что ты ― брат-пунктуальность.

― Тогда тринадцать. Я был неточен ради комедийного эффекта.

― Спасибо. Я знаю, что это противоречит твоей природе.

― Комедия ― это высший закон.

Если ты не умеешь смеяться над жизнью, ты будешь плакать. А я точно не собираюсь этого делать.

Риз спрашивает:

― Чем ты занимался?

― Сегодня я встречался с Тео Махони.

― Тео… о, я помню ее! Она всегда рисовала на уроках математики. ― Риз хихикает. Он тоже рисовал на уроках математики. ― Чем она сейчас занимается?

― Работает на самого Ангуса Тейта.

Мой брат мгновенно настораживается.

― Салли…

― Не волнуйся, я был очень вежлив. Ласков и дружелюбен, и даже…

Риз стонет.

― Я вообще хочу знать?

― Наверное, нет.

Риз действительно хороший брат. Мягкосердечный. Именно поэтому его заживо съели в Голливуде.

― Не волнуйся, ― говорю я. ― Я помогаю ей.

Риз застонал.

― Именно этого я и боюсь.

― Если хочешь остановить меня, тебе лучше вернуться сюда.

― Еще пару недель.

― Хорошо.

Я скучаю по брату, когда он уезжает на несколько месяцев.

Не то чтобы я когда-либо говорил ему об этом.

Но мне и не нужно ему говорить. Он и так знает.

― Как папа? ― спрашивает он, как всегда перед тем, как мы заканчиваем разговор.

― Все так же.

Это значит, что ему не хуже. И это, пожалуй, лучшее, что Риз может услышать.

― Хорошо, ― говорит он мне в ответ.

Если бы вы записали два наших «хорошо» и сравнили, они звучали бы совершенно одинаково.

Это немного жутковато, даже для меня.

Мы заканчиваем разговор, не прощаясь. Потому что это не прощание, а просто пауза до следующего разговора.

Через две секунды Риз отправляет мне сообщение:

Ты знал, что Роберту Дауни-младшему отказывали в страховке до «Железного человека»? Даже фильм не мог снять.

Я отвечаю:

Отписка.

В ответ мой брат набирает емкое и точное:

Ты не можешь.

Ризу повезло, что я его люблю, потому что едва я вернулся на свое место в баре, как сидящий рядом со мной крупный мускулистый парень мрачно прищуривается и говорит:

― Эй… ты выглядишь знакомо…

― У меня просто такое лицо.

Я смотрю прямо перед собой, надеясь, что он отстанет. Но этого не происходит.

― Нет… ― Парень продолжает рассматривать меня, нетерпеливо постукивая крупным пальцем по барной стойке. ― Я знаю, кто ты…

Я слышу это уже тринадцать лет. Это раздражало бы, если бы я на самом деле участвовал в этом телешоу. Но в роли невинного стороннего наблюдателя это просто невыносимо.

― Ты не знаешь. ― Я хватаю свой напиток и встаю с табурета.

― Я знаю! ― Он хватает меня за плечо. ― Ты тот парень из шоу! Он показывает мне на лицо, ухмыляясь от удовольствия. ― Роко Родригес!

Я бы отдал что угодно, чтобы больше никогда не слышать это имя.

Я слышал его в барах, продуктовых магазинах и на собеседованиях всю свою взрослую жизнь. Это не сделало мою карьеру проще, спасибо тебе большое, Риз, потому что я не строю карьеру красавчика-актера.

То, что казалось забавным старших классах, сейчас беспокоит меня больше, чем его.

― Скажи это! ― Мускулистый парень требует, как и многие до него. ― Скажи свою коронную фразу!

Самое ужасное, что Роко никогда не произносил ее ― это была вовсе не его реплика, а название шоу. Но они всегда просят об этом.

Это уже настолько надоело, что я даже не злюсь. Просто устал.

Я говорю парню в последний раз:

― Я ― не он.

Но он все равно кричит, подняв кулаки вверх:

― ROCKO ROCKS!

Если это будет последнее, что я услышу перед смертью, я буду знать, что отправляюсь в ад.

Он шлепает меня по спине, и этот удар срывает мои тормоза, как резиновая лента, ударившая по моей коже. Я стискиваю зубы, и во мне поднимается старая ярость. Пока я не проглатываю ее.

Следующей ко мне подходит женщина, взволнованная и возбужденная.

― О Боже, это ты! ― Она наклоняется так, что ее грудь касается моей руки. ― Прости, я никогда так не поступаю, но я должна была подойти поговорить с тобой… Мне так нравилось твое шоу, оно было моим абсолютным фаворитом…

Судя по количеству людей, которые мне это говорили, можно подумать, что у «Rocko Rocks!» было сто миллионов зрителей.

Она хихикает.

― У меня даже висел твой постер на стене…

Держу пари, я знаю, что это был за постер ― нахмурившийся Риз, волосы спадают на глаза, в джинсовой куртке с обрезанными рукавами.

― Я была так влюблена в тебя… ― вздыхает она, хлопая накрашенными тушью ресницами.

Эта женщина на самом деле довольно привлекательна. Она, наверное, лет на десять старше меня, но это удивительно часто встречается в среде любителей Роко. У нее есть все признаки «горячей разведенки», которые могут означать ночь чудесного секса.

Но я еще никогда не опускался до того, чтобы притворяться своим братом, чтобы заполучить женщину. Это мост, который я не перейду.

Я осторожно убираю руку дамочки со своей.

― Мне неприятно говорить вам это… но я не Риз Ривас.

Выражение ее лица мгновенно меняется с обожания на раздражение.

― Лжец! ― шипит она и, развернувшись, уходит прочь.

img_2.jpeg

Когда я возвращаюсь домой, в доме совершенно темно, и в домике у бассейна тоже, но это меня не обманет. Не может быть, чтобы папа уже спал.

Я стучу в дверь домика у бассейна и, не получив ответа, вхожу.

Он лежит на диване в темноте, телевизор молчит. Бутылка водки на журнальном столике пуста лишь на треть, но кто знает, какая она по счету.

― Привет, пап. ― Я опускаюсь в мягкое кресло рядом с диваном.

― Привет, Салли.

Некоторое время мы сидим молча, каждый думает о своем.

― Я болтал с Ризом, ― говорю я через некоторое время.

― Да, мне он тоже звонил.

― Говорит, что вернется через несколько недель.

― Ага.

Когда Риз в городе, он живет со мной в главном доме. Он достаточно большой, чтобы мы все могли жить в отдельных крыльях, не мешая друг другу, но наш отец не хочет спать под этой крышей. Это слишком болезненно для него. Но и продавать дом он не хочет.

― Хочешь посмотреть кино? ― спрашиваю я, когда молчание затягивается.

― Конечно, ― отвечает отец, хотя я знаю, что ему абсолютно все равно, что показывают на экране.

На двадцатой минуте «Охотников за привидениями» я оглядываюсь на него. Он смотрит в потолок. Он даже не улыбнулся во время первой сцены с Биллом Мюрреем.

― Ты в порядке, папа?

― Конечно. ― Его глаза ненадолго встречаются с моими, а затем скользят к экрану телевизора.

Но и устремленные туда, они остаются такими же пустыми.

Что бы ни происходило в фильме, мой папа никогда не смеется.