Ким - о славе империи и о тех мерзких вещах, которые иногда приходится делать втайне, чтобы ее отстоять. В предисловии к более позднему изданию критик и активист Эдвард Саид назвал эту книгу "главным произведением об империализме". Для Алли она была просто вдохновляющей. Он никогда не расставался со своим экземпляром. Когда он умер, книга лежала на его прикроватной тумбочке.
Во время пребывания в Индии Алли на всю жизнь пристрастился к слугам; впоследствии, как писала его сестра Элеонора, "почти не было времени, когда бы ему не пришлось за кем-нибудь принести и унести". Он также исследовал древние руины, изучал хинди и санскрит и даже слышал чтение поэта-мистика Рабиндраната Тагора. Антиколониальное движение заинтриговало его, и после посещения нескольких подрывных собраний он был приглашен в дом одного из лидеров активистов, адвоката Мотилала Неру. Там он познакомился с двумя детьми Неру - Джавахарлалом, только что вернувшимся из Кембриджа и ставшим первым премьер-министром Индии, и его сестрой-подростком Виджаей, еще более страстной сторонницей независимости, ставшей дипломатом и первой женщиной-председателем Генеральной Ассамблеи ООН.
Алли закончил год преподавания в христианском колледже Юинга и получил приглашение остаться, но в мире шла война, и он хотел быть ближе к действиям. Он не мог вернуться домой через Атлантику, так как атаки немецких подводных лодок сделали этот путь слишком опасным. Поэтому весной 1915 г. он отправился на восток, совершая неспешное путешествие на пароходах и поездах с остановками в Сингапуре, Гонконге, Кантоне, Пекине, Шанхае и Токио. На каждой остановке его встречали американские дипломаты, и он был приглашен на несколько официальных приемов. Он понимал, почему.
"Это великое дело - иметь знаменитых родственников", - писал он в письме домой.
Родина, на которую Алли вернулся в возрасте двадцати двух лет, обогнув земной шар, сильно изменилась по сравнению с той, которую он покинул четырнадцатью месяцами ранее. Спокойствие Америки было поколеблено известием о войне в Европе, самым страшным из которых стало торпедирование лайнера "Лузитания", унесшее около 1200 жизней, в том числе 128 американцев. Президент Вудро Вильсон, который был любимым профессором Фостера в Принстоне, разошелся во мнениях со своим госсекретарем Уильямом Дженнингсом Брайаном относительно того, как реагировать на нападение Германии на "Лузитанию", и их спор привел к отставке Брайана. На его место Вильсон назначил заместителя Брайана Роберта Лансинга, усатого англофила, который также был любимым "дядей Бертом" Фостера и Алли.
Мальчики росли с дедушкой, который был государственным секретарем, а теперь "дядя Берт" занял этот пост. Это позволяло им иметь более тесные связи с внутренним кругом американской власти, чем любая другая пара младших братьев и сестер в стране.
Фостер уже воспользовался этими связями, чтобы получить работу в компании Sullivan & Cromwell, и строил там прибыльную карьеру. Алли еще не решил, чем он хочет заниматься в жизни. Косвенным образом потопление "Лузитании" натолкнуло его на мысль о шпионаже и тайных операциях. Это привело к тому, что его "дядя Берт" стал государственным секретарем, что дало ему новую прочную связь с самой элитной элитой Вашингтона и первое знакомство с подпольным миром.
Возмущение, вспыхнувшее в США после нападения на "Лузитанию", во многом объяснялось тем, что это был беззащитный пассажирский лайнер, хотя Германия утверждала, что он выполнял секретную миссию по поставке оружия Великобритании в нарушение Закона о нейтралитете США. Это возмущение способствовало принятию американцами решения о вступлении в Первую мировую войну двумя годами позже. Лишь несколько человек знали, что обвинение Германии было действительно верным. Одним из них был государственный секретарь Лансинг.
В Вашингтоне мало кто уделял внимание сбору разведывательной информации о других странах - либо потому, что считали, что Соединенные Штаты в ней не нуждаются, либо потому, что, по выражению предыдущего военного министра Генри Стимсона, "джентльмены не читают почту друг друга". Одним из немногих американских чиновников, поощрявших сбор разведывательной информации, был Джон Уотсон Фостер, который в 1892-93 гг. начал практику назначения военных атташе при американских представительствах и посольствах и направил агентов в европейские города для "изучения военных библиотек, книжных магазинов и списков издателей с целью своевременного оповещения о любых новых или важных публикациях, изобретениях или усовершенствованиях оружия". Для анализа их отчетов он также создал в своем кабинете отдел военной разведки, состоящий из офицера и клерка. Когда через поколение Роберт Лансинг стал государственным секретарем, численность этого отдела увеличилась более чем в два раза - до трех офицеров и двух клерков. Когда на горизонте замаячила война, Лансинг принял решительные меры по его расширению. К 1918 г. в отделе работало более двенадцатисот сотрудников, которые систематически анализировали разведданные, поступавшие от дипломатов, военных, Секретной службы, Министерства юстиции и Почтовой инспекции. Некоторые из этих сотрудников также проводили, по словам Лансинга, "расследования сугубо конфиденциального характера".
Так два любимых родственника Алли, "дедушка Фостер" и "дядя Берт", заложили основу американской разведывательной сети, которой он однажды будет руководить.
Из всего, что сделал Лансинг, чтобы склонить Алли к карьере тайного агента, ничто не оказало большего влияния, чем знакомство с капитаном Алексом Гонтом, обходительным и элегантным британским агентом, работавшим в Вашингтоне во время Первой мировой войны. Два пожилых человека проводили выходные в поместье Лансинга в Хендерсон-Харборе и посещали футбольные матчи в Нью-Йорке. Часто "дядя Берт" брал с собой Алли. В такой тесной компании Гонт откровенно рассказывал о своей работе, которая включала наем детективов Пинкертона для наблюдения за американскими портами и отправку агентов для проникновения в группы, которые он подозревал в антибританских настроениях. Алли была потрясена.
"Он считал Гонта одним из самых интересных людей, которых он когда-либо встречал", - говорится в одном из рассказов. "Он решил, что в один прекрасный день станет таким же оперативником разведки, как и он".
С этой конечной целью в 1916 г. Алли сдал экзамен на дипломатическую службу. Он сдал его, поступил на службу в Государственный департамент и начал десятилетнюю карьеру дипломата.
Его первым местом службы стала Вена, столица гибнущей Австро-Венгрии. Он имел самый низкий ранг на дипломатической службе: секретарь посольства пятого класса. Через несколько месяцев после приезда он вместе с министром Фредериком Пенфилдом представлял США на похоронах императора Франца Иосифа, который взошел на престол шестьдесят восемь лет назад в результате революции 1848 года. По всей Европе бушевала механизированная война. Когда 30 ноября 1916 г. Алли стоял в траурной одежде в соборе Святого Стефана, он не мог отделаться от ощущения, что эпоха заканчивается и вот-вот наступит новая, полная неизвестных возможностей и ужасов.
Весной 1917 года, когда Соединенные Штаты готовились объявить войну Германии и Австро-Венгрии, Алли был переведен в столицу Швейцарии Берн. Поскольку Швейцария была нейтральной страной, она стала магнитом для изгнанников, агентов и революционеров со всей Европы и других стран. Когда Алли спросил своего нового начальника, в чем будут заключаться его обязанности, ответ прозвучал как подарок с небес - или, возможно, от "дяди Берта".
"Полагаю, что самое лучшее для вас - это взять разведку в свои руки", - сказали ему. "Держите глаза открытыми. Это место кишит шпионами. И пиши мне еженедельный отчет".
Военные годы дали Алли первый шанс окунуться в тот мир, в котором ему предстояло провести большую часть своей жизни. Хотя ему не было и двадцати пяти, он стал настоящим шпионом, проводя дни и ночи в полиглотской карусели сербских, хорватских, черногорских, албанских, украинских, литовских, чешских, болгарских, польских, румынских, венгерских, немецких и русских заговорщиков. Часто, как и другие иностранные агенты, он работал из богато украшенного вестибюля и столовой отеля Bellevue Palace, окруженного элегантностью барокко, которая представляла собой сюрреалистический контраст с адской окопной войной, ведущейся неподалеку. Кроме того, у него была небольшая квартира, где он мог, как он писал Фостеру, "развлекать всех странных персонажей, которых вряд ли можно встретить в отеле или ресторане". Результаты его работы были впечатляющими: поток подробных отчетов о передвижениях немецких войск, планируемых атаках и даже о местонахождении секретного завода, где производились бомбардировщики "Цеппелин".
"Департамент считает эти депеши весьма ценными и полагает, что они свидетельствуют не только о тщательной подготовке, но и об исключительном интеллекте при формулировании выводов", - говорится в благодарственном письме его начальства.
Занимаясь столь впечатляющей работой, Алли находил время и для того, чтобы насладиться Берном, который, в отличие от других европейских столиц, оставался оживленным в годы войны. Он присоединился к веселому кругу эмигрантов, которые проводили дни в теннисе, гольфе и пеших прогулках, а ночи напролет проводили на балах, официальных ужинах и джазовых концертах во дворце Бельвю. По его словам, он также "максимально использовал все возможности для отдыха, в том числе привлекательных молодых дам из скромной местной общины, из семей беженцев, а также из числа швейцарских девушек, которые стекались в посольства для работы секретарями, стенографистками и клерками". Когда теннисные мячи стало трудно найти, он обрадовал своих друзей, договорившись с Фостером через друзей в Государственном департаменте, чтобы тот присылал ему дюжину мячей в дипломатической почте каждую неделю.