ГЛАВА 13

.

ДЖОРДЖ ЭЛИОТ ПРОПАГАНДИРУЕТ НАУКУ О ПРОШЛОМ

Именно во время медового месяца в Риме Доротея Брук начала сомневаться в своем браке с Эдвардом Касобоном. Пока она путешествовала по городу, исследуя его руины и ощущая слои его прошлого, Казаубон проводил большую часть времени в Ватиканской библиотеке. Он тоже был погружен в прошлое, но преследовал конкретную идею: найти ключ ко всем мифологиям. Проект звучал грандиозно, но что может быть лучше для его осуществления, чем сейчас, в середине XIX века, когда империи и всемирная торговля сблизили мир, и когда все виды мифологий были записаны и готовы к тщательному изучению? Лучшего места для поиска такого ключа, чем библиотека Ватикана, где католическая церковь собрала не только свою собственную историю, но и книги других культур, украденные и привезенные миссионерами, искателями приключений и колонистами (включая кодексы ацтеков).

Ученость Касобона, его преданность идеям - вот почему Доротея Брук вышла за него замуж. Она представляла себя его ученицей и помощницей, частью этого захватывающего грандиозного проекта. Как многому она научится в процессе и какой вклад сможет внести? Касобон был не по годам развит и явно нуждался в ней. Но теперь, во время медового месяца, она начала сомневаться, что ее план привести в порядок его записи и с триумфом представить результаты всему ученому миру когда-нибудь осуществится, что ее муж когда-нибудь найдет ключ ко всем мифологиям.

Эти вымышленные события и переживания являются частью шедевра Мэри Энн Эванс "Миддлмарч" (1871), который она опубликовала под именем Джордж Элиот. В романе сомнения Доротеи в отношении мужа и его учености продолжают расти. Вскоре становится ясно, что Касобон морально ограничен, ригиден и холоден сердцем, и в конечном итоге стремится контролировать Доротею после собственной смерти, составив завещание, ограничивающее ее свободу. В последнем абзаце романа рассказчик говорит о том, что Доротее явно не следовало выходить за него замуж.

Отношения Элиот были гораздо более нетрадиционными, чем брак Доротеи: ее романтическим партнером был критик Джордж Генри Льюс, который был женат и имел троих детей, но жил отдельно от семьи. Несмотря на отказ жены дать ему развод, Льюс и Элиот решили открыто жить вместе, нарушая социальные нормы викторианской эпохи. Такой образ жизни означал потерю социального статуса для обоих, но особенно для Элиот, учитывая, что викторианское общество более цензурно относилось к женщинам, чем к мужчинам. Порицание, вызванное этими отношениями, побудило Элиот взять псевдоним, поскольку скандал, связанный с ее личной жизнью, мог повредить публичному приему ее книг. Но хотя отношения с Льюсом принесли Элиот большие трудности, они также принесли ей большую поддержку.

Элиот изобразила Касобона негативно не только из-за его ретроградного отношения к браку, но и из-за его ретроградного отношения к прошлому. Она назвала Казобона в честь Исаака Казобона (1559-1614), одного из самых знаменитых классических ученых эпохи английского Возрождения. Исторический Казобон был активным сторонником новой науки филологии, которую он применил к загадочной группе трудов под названием Corpus Hermeticum, обширному собранию текстов мудрости, в которых, по всей видимости, использовались египетские знания. Corpus вызвал увлечение Древним Египтом и считался очень древним, но исторический Казобон показал, что он был составлен гораздо позже, в первые века нашей эры. Это был именно тот вид гуманистической науки, пионером которой стал священник Лоренцо Валла, показавший путем тщательного критического изучения языка, что "Доношение Константина", бережно хранимое в библиотеке Ватикана, является подделкой. Почему Элиот использовала имя Казаубона для своего негативного изображения филолога XIX века, ищущего ключ ко всем мифологиям?

Для Элиота проблема вымышленного Касобона XIX века заключалась не в его интересе к прошлому, а в том, что его поиски единого ключа ко всем мифологиям основывались на неверных методах. Великобритания девятнадцатого века переживала огромный бум прошлого. Вместе с богатыми европейцами и американцами британские коллекционеры привозили большое количество предметов искусства, ценных артефактов, текстов и даже частей целых зданий. Конечно, элитные люди во многих частях света собирали предметы искусства всегда, перевозя один из столпов Ашоки в Дели, статуэтку из Южной Азии в Помпеи и предметы доацтекской эпохи в Теночтитлан. Но в XIX веке сбор остатков прошлого ускорился и все больше концентрировался в европейских столицах. Прошлое становилось проектом престижа, популярным развлечением, национальной одержимостью и большим бизнесом.

Восстановление прошлого было пронизано колониализмом, что стало ясно, когда Наполеон вторгся в Египет в конце XVIII века и привел с собой ученых, жаждущих исследовать его знаменитые руины и перевезти сокровища домой в Европу. Одним из таких сокровищ был Розеттский камень, который позволил гуманисту Жану-Франсуа Шампольону расшифровать письменность, которая была неразборчива в течение двух тысяч лет. Этот подвиг позволил получить совершенно иной доступ к Древнему Египту, чем сомнительный Corpus Hermeticum, изученный историком Казобоном. Точно так же за грабежом охотился лорд Элгин, который снял половину скульптур Парфенона и перевез их в Лондон, где они остаются и по сей день, к непрекращающемуся недовольству Греции. (Недавно греческое правительство построило музей для оставшихся фризов прямо под храмом, с пустыми местами для похищенных в Лондон скульптур в знак постоянной просьбы вернуть их на место).

Элиот писала "Миддлмарч" в то время, когда новые открытия в области греческой древности попадали в заголовки газет, и самым впечатляющим из них стало открытие немецко-американским мошенником и археологом-любителем Генрихом Шлиманом исторической Трои, описанной в "Илиаде". Шлиман не был квалифицированным археологом, потому что археология как дисциплина только начинала развиваться, и он уничтожил большую часть этого древнего места, выкопав то, что археологи сейчас пренебрежительно называют траншеей Шлимана. Несмотря на свои ошибки, он не только обнаружил различные эпохи Трои, но и установил принцип маркировки слоев прошлого, выделив девять отдельных пластов.

Тем временем агенты британской Ост-Индской компании, огромной частной компании, которая обладала монополией на торговлю в Южной Азии и в итоге контролировала большую часть субконтинента, заинтересовались культурой, которую они контролировали. Они также привезли украденные сокровища, включая рукописи. В 1801 году Ост-Индская компания открыла Ост-Индский музей в своих офисах на Лиденхолл-стрит в Лондоне. Агенты, работавшие на компанию или связанные с ней, впервые перевели многие документы на английский язык, опираясь при этом на знания ученых из Южной Азии. Именно здесь была расшифрована письменность брахми, что позволило людям вновь прочесть столпы Ашоки. Через несколько десятилетий после публикации "Миддлмарча" археология превратилась в настоящую науку и была воплощена в жизнь Мохаммедом эс-Сенусси, который работал в прусской экспедиции, когда он осторожно раскопал необыкновенный бюст Нефертити, чтобы затем перевезти его в Берлин, где он находится и по сей день.

Европейцы также изменили представление о прошлом, организовав свои коллекции таким образом, чтобы у посетителей создавалось ощущение исторической последовательности. Ранее коллекции, которые иногда называли шкафами курьезов, располагались в соответствии с прихотями их владельцев. Новые коллекции, напротив, имели твердое представление о том, как должно быть организовано прошлое: не на основе любопытства, а на основе представлений о мировых цивилизациях и художественном совершенстве. В ознаменование этих перемен коллекции также получили новое название и отныне стали называться музеями, что происходит от греческого слова, означающего "место Муз", божеств-покровителей искусств.

Идея организации прошлого в соответствии с концепцией развития искусства может показаться нам сейчас очевидной, даже если мы поставим под сомнение многие из распространенных в XIX веке идей о том, что считать высоким искусством или цивилизацией, и как классифицировать те или иные артефакты (часто в соответствии с провинциальными европейскими представлениями). Как и все идеи, идея о том, что история развивается по единой оси эволюционного прогресса, была изобретена и полностью утвердилась только в XVIII и XIX веках. Конечно, древние хроники также упорядочивали информацию по единой временной шкале в генеалогиях богов или царей - например, в египетском списке монархов, из которого было вычеркнуто имя Нефертити. Но эти хроники не предполагали, что история развивается и эволюционирует в важных и фундаментальных направлениях. В других концепциях времени человечество последовательно проходило этапы от золотого века к серебряному, а затем к более низким металлам, таким как бронза (греческий поэт Гесиод использовал эти термины), но этот упадок объяснялся моральными недостатками. В другой группе рассказов, включая иудейские, христианские и мусульманские писания, золотой век был утрачен, но может быть восстановлен в Судный день. Ни в одном из этих рассказов изменения не были вызваны работой самой истории или исторических сил.

Идея прогрессивной истории была результатом того, что общество считало, что оно неуклонно движется вперед, будь то в политическом плане - через эмансипацию и демократизацию, в технологическом - через все более мощные машины, или в материальном - потому что все больше товаров становилось доступным для большего числа людей. Эта связка прогрессий происходила не везде. Наиболее ярко она проявилась в Великобритании XIX века, жители которой, или, по крайней мере, те, кто формировал общественное мнение, видели себя на траектории политической эмансипации, технических инноваций (примером которых является паровая машина) и накопления богатства, добытого в колониальных владениях.