– Да! Да! – с энтузиазмом воскликнул Ку’Гат. – Это звучит хорошо, это звучит правильно! Важный, но не слишком важный.

Сплетнеслиз кивнул:

– Значит, так оно и будет сделано. – Он сложил руки перед бледным животом. – Вы знаете цену. Если вы ищете секреты, то вы должны торговать секретами взамен, как подобает, таков мой обычай. Прошепчите что-нибудь неизвестное мне, чтобы я подумал над вашим предложением.

– Откуда мне знать о том, что достойно того, чтобы быть рассказанным? – проворчал Ку’Гат.

– Вы намного выше меня, могущественный, первый в милости Нургла. Я занимаю низшее положение в иерархии, девять тысяч девятьсот семнадцатое, но в этом случае моя воля превосходит вашу. Я буду судить о весомости вашей тайны. Это будет определять продолжительность и характер моей службы. Чем больше секрет, тем на больший риск я готов пойти.

– Хммм, – сказал Ку’Гат. – Секрет. – Он долго и напряжённо думал. Сплетнеслиз терпеливо ждал в руке великого нечистого. – У меня есть один! – воскликнул Ку’Гат. Он наклонил рябое лицо вперёд.

Сплетнеслиз склонил голову набок и приложил ладонь к тому месту, где должно было находиться его ухо, если бы у него были уши.

– Говорите! – сказал Сплетнеслиз.

– Я... – просипел Ку’Гат очень тихим голосом. – Мне никогда по-настоящему не нравился Септик Седьмой.

Сплетнеслиз встал на хвост и сложил свои маленькие ручки:

– Это всё? Это всё, что вы можете сказать? Ради этого кусочка я бы не рискнул украсть имя ребёнка, слушая его мать. Это в высшей степени прискорбно, милорд.

– Я… О, хм. Ну что ж. – Ку’Гат наклонился немного ближе. – Мне действительно не нравится ни Мортарион, ни Тиф, и я ненавижу Гнилиуса.

– О, великий, – сказал Сплетнеслиз не без сочувствия. – Я ценю, что вы стараетесь изо всех сил, и что эти признания вызывают у вас небольшое смущение, но они бесполезны, потому что сама природа секрета, милорд, заключается в том, что он неизвестен другим, и если великие и добрые из Сада Нургла что-то и знают о вас, так это как раз то, что вы ненавидите всех. Поэтому я предлагаю вам попробовать ещё раз. Продолжайте, я знаю, что у вас получится.

– Очень хорошо, – Ку’Гат ещё больше понизил голос, пока от него не осталось ничего, кроме щекотки во рту. – У меня есть капля крови примарха.

– Да, да, – нетерпеливо сказал Сплетнеслиз, хлопая в ладоши. – Говорите. Это известно, но я чувствую приближение настоящего секрета.

– Я получил её на поле битвы у Гекатона. Это позволит нам убить его.

– Продолжайте. Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю.

– Она по-прежнему у меня. – Ку’Гат поковырялся ободранными ногтями в одной из своих многочисленных незаживающих ран. Он вытащил крошечный пузырёк и повесил его на цепочке перед Сплетнеслизом. Стекло было чистым, на цепочке не было следов ржавчины; единственная рубиновая капля скользила внутри, решительно не загрязнённая. – Я всё время держу её при себе, хотя она так меня обжигает! Это неприятное страдание – ужасное прикосновение Самого Анафемы.

– Весьма впечатляюще, – заметил Сплетнеслиз. – Но этого недостаточно. Известно, что вам она нужна для вашей болезни. Ни секрета, ни службы.

Ку’Гат понизил голос:

– Мне она совсем не нужна для Божьей болезни. Я был осторожен. Она драгоценна. Я мог бы сделать с ней всевозможные удивительные вещи, против которых даже Мортарион был бы бессилен. Они же родственники, ты же знаешь. У них одни и те же сильные стороны, и одни и те же слабости, потому что они одной крови.

Сплетнеслиз хлопнул в ладоши и перевернулся на живот:

– Отлично! Отлично! Заговоры и интриги – лучшие из секретов. Я бы сказал, что ваши со мной в безопасности, но я – Сплетнеслиз, и это было бы ложью. Сказанного достаточно для моего согласия. Наш договор заключён. Я выполню долг, который вы требуете.

На спине Сплетнеслиза появились багровые прорези и развернулись двойные рваные крылья. Они быстро забили с резким звуком стаи мух и Сплетнеслиз поднялся.

– То, что я узнаю, узнаете и вы, о великий, – произнёс маленький демон, отвешивая поклон в воздухе. Поклонившись, он с жужжанием унёсся в ночь.

Ку’Гат наблюдал за Сплетнеслизом, пока тот не скрылся из виду.

– Надеюсь оно того стоило, – вздохнул он и побрёл обратно к чумной мельнице и своей работе.

Капитан Диамидер Тефелий беспокойно спал рядом со своей женой. Ночь была жаркой, как и все ночи на Иаксе, с влажными ветрами, дувшими с заражённых земель. Пропитанные антисептиком простыни висели вместо штор на окнах, наполняя покои химическим дымом, от которого по утрам гудела голова, а разум был вялым. Он видел малоприятные сны, но было ли это связано с болезнями, которые враг обрушил на мир-сад, уничтожив четыре пятых планеты, или с мерами, которые живущие на последних свободных землях люди были вынуждены предпринять против них, Тефелий не мог сказать. Он не разбирался в медицине и вынужден был доверять тому, что ему говорили.

Но, Император, он ненавидел запах антисептика. Тот никогда не покидал его: когда он надевал освящённую, биологически чистую униформу и запах прилипал к нему; и было совсем плохо при закрытом респираторе. Он чувствовал его вкус в еде, в поцелуях жены, и даже во сне.

Во сне он снова был пехотинцем, и сержант Совасет орал на него, чтобы он надел шлем, хотя в нём было полно антисептика. Он ненавидел Совасета, считая его типичным армейским “дедом”. Хотя в последующие годы он понимал, почему сержант вёл себя так, в своих снах Тефелий по-прежнему боялся его.

– Но я задохнусь, сэр, – сказал он.

Ответ Совасета был бессвязным потоком ярости, бессмысленных звуков и плевков, которые заставили Тефелия съёжиться. Тефелий внезапно стал ещё моложе, ребёнком, сержант продолжал кричать на него, хотя Тефелий был вдвое меньше сержанта. Униформа собралась вокруг его ног и свисала с тела, а шлем вырос в четыре раза. Теперь Совасет хотел, чтобы он залез в ванну с вонючей жидкостью, что плескалась в шлеме.

Спящий Тефелий заплакал, потом заплакал ещё сильнее, когда Совасет начал избивать его. Он никогда не плакал от наказания в реальной жизни, но на протяжении всего обучения Тефелий боялся, что заплачет и часто видел это во сне. Он почувствовал, как пёрышко коснулось его разума, и в него заглянула любопытная душа.

– Хочешь увидеть что-то другое? – спросил мягкий и дружелюбный голос.

Тефелий, теперь свернувшийся калачиком на полу, когда твёрдая палка Совасета ударила его по рёбрам, захныкал.

– Да.

И он стал кем-то другим или, возможно, чем-то другим – маленьким человечком, который свободно летал по небу. Сон успокаивал и приносил облегчение после ярости Совасета. Он летел над охваченным чумой миром Мориакс – он знал, что это неправильное название, но не мог вспомнить, какое было настоящее – к городу-порту Первая Высадка, где жили смертные лорды и где примарх обязательно приземлится через несколько дней. Тефелий растерялся; у него не было никакой информации о местонахождении примарха, и никогда в своей жизни у него не было проблеска предвидения, но он, казалось, обладал запасом секретных знаний, и он знал, он просто знал, что Робаут Жиллиман скоро посетит его город.

По мере того как он приближался к карстовым горам, где находилась Первая Высадка, земля становилась всё менее и менее болезненной. По какой-то непонятной причине это его расстроило.

Он видел проносившийся внизу мир так, как будто сам был там, но он не управлял полётом, и крылья, которые он чувствовал, как свои собственные, не принадлежали ему. Вид изменился. Ему навстречу устремились ступенчатые сады Первой Высадки. Он увидел стены первого, второго и третьего ярусов, расположенные на горе и напоминавшие торт в честь праздника Вознесения, и широкий Спиральный путь, который был похож на рану вокруг клинка. Здания, кастелла, умиравшие висячие сады. Вскоре он оказался над своим жилым районом, затем над своей домашней башней, высокой и конической, как у колонии термитов, затем над своим окном, антисептические простыни развевались на ветру.

Раздался мягкий стук, скольжение, как будто мешок с жиром упал на землю, и его полёт завершился. Бледная рука, тоже не его собственная, но всё же каким-то образом его, с неприятным шипением отодвинула шторы. Запах казался ещё хуже, чем когда-либо.

Проснись, – настойчиво сказал внутренний голос.

В комнате было темно, но в свете городских огней он увидел впереди на кровати из резного дерева спящие фигуры. Его кровати. Она казалась огромной, высокой, как утёс. Завиток каштановых волос, который, как он знал, принадлежал его жене Альмее, торчал из-под одеяла, свисая через край, а сверху был комок, который мог быть только его собственной спиной. Спящие спали, не подозревая, что к ним подкрадывается зло.

Проснись немедленно или будешь проклят, – произнёс голос.

Тихонько кряхтя, Тефелий во сне поднялся по простыням, перебирая руками, и забрался на парчовое покрывало. Чистота жёсткой ткани причиняла боль телу Тефелия из сна, и он быстро подвинулся к изголовью кровати, чтобы не прикасаться к ней слишком долго. Маленькая рука потянулась вниз и откинула простыни.

Перед ним, слегка приоткрыв рот, было его собственное бессознательное лицо.

Проснись! Проснись!

В своем видении во сне Тефелий дёрнулся и застонал, но не смог стряхнуть сон.

– Привет, человек, – сказал Тефелий во сне спящему самому себе. – Во сне мы соприкоснулись, и во сне стали единым целым. – Маленькая когтистая рука протянулась и прижалась к его щеке, влажная и ужасная.

Проснись!

Задыхаясь, Тефелий проснулся. На мгновение он испытал странное чувство раздвоения, глядя вниз на своё потрясённое лицо и вверх на отвратительное, похожее на слизняка существо, устроившееся у него на груди.

– Какая у тебя милая, милая маленькая душа. Но мне она не нужна.