Сороковая глава СВЯТОЙ МАТЬЕ

– Он по-прежнему жив? – спросил Жиллиман.

Хиромант-капитан Бажири с карантинного корабля “Убежище” мрачно кивнул. Жиллиман сомневался, что у этого человека было какое-либо другое выражение лица, кроме мрачного, потому что его долг был весомым. Судно, которым он командовал, было кораблём смерти, и мало кто из поднявшихся на него остался в живых. Болезни, которые лечил Бажири, были болезнями как души, так и тела. Он видел худшее, что мог вызвать варп. В силу необходимости он и сам был псайкером, среднего уровня, редким человеком где-то между хирургом и колдуном.

“В такие времена, – подумал Жиллиман, – такие люди, как он, должны служить Императору”.

– Да, лорд-регент, – ответил капитан-хиромант. – Он жив.

Жиллиман задумчиво вдохнул, что было похоже на вздох. Он устал, но ему ещё так много предстояло сделать. Он спросил себя, была ли встреча с Матьё скорее уступкой, чем необходимостью. С одной стороны, назначение жреца можно было рассматривать как одну из его редких ошибок. С другой стороны, он задавался вопросом, был ли это вообще его выбор, а если нет, то многие ли из его выборов принадлежали ему.

Он мысленно вернулся в сад.

Он заглянул через тройной слой бронестекла в процедурный кабинет. На каждой панели были выгравированы священные символы. Где-то поблизости работал сдерживавший влияние варпа эзотерический механизм.

Матьё занимал односпальную кровать в центре комнаты. Медицинское оборудование заполняло пространство вокруг него. Он был завернут в белые одежды, испачканные кровью, вытекшей из его многочисленных язв. У него не было ран; все повреждения, покрывавшие его кожу, были результатом болезни. Он больше походил на вязанку хвороста, чем на человека, грубо собранного в человеческую форму и обтянутого кожей. Одной из немногих вещей, которыми Матьё гордился, были его волосы, и они выпадали, покрывая подушку. Его щеки запали под кислородной маской. Глаза равнодушно смотрели в потолок и плакали гнойными слезами.

– Как возможно, что он всё ещё жив? – Жиллиман посмотрел на врача. – С чисто физической, медицинской точки зрения.

– С медицинской точки зрения? – переспросил Бажири. – Я не знаю, как это объяснить. Это невозможно. Он отправился в самую заражённую часть Иакса без защиты. Из того, что мне рассказали Адептус Астартес, которые доставили его сюда, он противостоял одному из величайших чумных существ врага. Он коснулся испорченного артефакта. Он подвергся всевозможным болезням и пагубным воздействиям варпа, как вы можете видеть. Но он жив.

– Я вижу, – сказал Жиллиман.

– Хотя психический элемент его недугов больше не активен, мы позаботились об этом, само количество поразивших его заболеваний должно было убить его часы назад. Этого человека не должно быть в живых.

– Как ты и сказал, – тихо произнёс Жиллиман. – И каково твоё мнение с немедицинской точки зрения?

– Он желает видеть вас, милорд. В других случаях я сказал бы, что это поддерживает в нём жизнь. Я видел солдат, которые должны были умереть от ран, но цеплялись за жизнь часами, чтобы получить последнее благословение от полковых жрецов. Я видел, как другие получали травмы, которые сразу убили бы космического десантника, но выполняли поставленную перед ними задачу, прежде чем позволить себе умереть.

– Но не в этом случае?

– Нет. Он всё равно должен быть мёртв. Здесь происходит что-то, с чем я не знаком. Я почти уверен, что его поддерживает в живых внешнее влияние. Они защищают от любого вида психической энергии. – Он указал на символы в стекле. – Мы защищены технологически и в соответствии с лучшими способностями псайкеров флота. Но даже в этом случае что-то доходит до него извне.

Жиллиман некоторое время молчал.

– Это его вера?

– Что такое вера, милорд? – спросил Бажири. – Это всего лишь ещё одно проявление варпа. Ни один смертный человек не может настолько сильно верить, чтобы выжить благодаря этому. Это невозможно. Эти обереги препятствуют действиям богов.

– Очевидный практический факт заключается в том, что он жив, – сказал Жиллиман. – Какова твоя теория?

Бажири видел в своей жизни слишком много ужасов, чтобы бояться чего-либо, даже примарха, и во взгляде, которым он посмотрел на гигантского сына Императора, был намёк на предостережение.

– Мы видим работу Императора. Чудо. Это моя единственная правдоподобная теория. Вы так не думаете, милорд?

Жиллиман предпочёл воздержаться от ответа.

– Я увижу его сейчас. Я хочу знать, что он желает сказать. Тогда, возможно, он сможет спокойно умереть. – Он повернулся лицом к капитану-хироманту. – Об этой встрече не будет сделано никаких записей. Ты уйдёшь. Ты отключишь всё оборудование, отвечающее за сбор данных, ты понял?

– Да, милорд.

– Очистить эту область на двести ярдов во все стороны.

Ещё один короткий взгляд, ещё одна доза предостережения:

– Я не уверен, что это настолько необходимо...

– Это твой корабль, хиромант-капитан, но я приказываю как лорд-командующий и регент Империума Человека. Делай, как я говорю.

– С радостью, милорд. – Бажири поклонился. – Но я должен остаться, чтобы открыть палату.

– После этого ты тоже уйдёшь, – сказал Жиллиман.

– Да, да, как прикажете.

Бажири подошёл к шкафчику, где его ждал защитный костюм из мягкого пластека. Он был опытен в его использовании и быстро надел костюм. Жиллиман встал у двери.

Бажири застегнул застёжки:

– Милорд, я посоветовал бы вам надеть шлем. У него много болезней, и я не знаю, будете ли вы невосприимчивы.

– Мне не понадобится шлем, – сказал Жиллиман и повернулся лицом ко входу. – Открой дверь.

Бажири прикрепил дыхательные трубки и надул костюм.

– Очень хорошо, – сказал он.

Первое, что поразило Жиллимана, был запах. В помещении царила тошнотворная сладость, исходившая от отказывавших органов и разлагавшейся плоти. От него у Жиллимана заслезились глаза. Пот выступил на лбу, когда постчеловеческая биология настроилась на борьбу с инфекцией, и оборудование доспехов судьбы перешло в более высокое состояние активности.

Возможно, Бажири был прав, и в этой комнате было что-то, что могло повлиять на него, возможно, последний гамбит Мортариона. Его проницательный ум взвесил все эти возможности, но его это не беспокоило. Он не мог знать, что будет в безопасности, никакая теория не могла это подтвердить, но почему-то он верил в это.

Он подошёл к кровати, протискиваясь сквозь пластековую плёнку, не боясь заразиться.

Жрец смотрел в потолок, по-прежнему оставаясь неподвижным, если не считать вздымавшуюся и опускавшуюся грудь, но даже это было не его рук дело, потому что за него дышали машины. Когда он вдыхал и выдыхал, он делал это под щёлкающее шипение подключённого к груди лёгочного стимулятора.

– Милитант-апостол?

Матьё не пошевелился.

– Матьё, – тихо сказал Жиллиман. Он проанализировал свои эмоции. Он ожидал гнева. Ожидал неохотного принятия; в конце концов, жрец сослужил великую службу. Недавно он испытал замешательство, и это была эмоция, которую он не любил. Но, видя жреца таким, охваченным дюжиной различных болезней одновременно, больше всего он чувствовал жалость.

Корки в уголках глаз Матьё приподнялись. Его лицо дрогнуло. Совсем немного он повернул голову в сторону примарха. Потребовалось мгновение, чтобы выражение его лица прояснилось, а глаза сфокусировались.

– Милорд, это вы?

– Это я, – сказал Жиллиман, неуверенный, видел ли его Матьё.

– Да, да, регент, – произнёс Матьё, как будто это всё подтверждало. Его глаза закрылись и открылись, и он сглотнул, все действия выполнялись с ледяной медлительностью. – Вы пришли.

– Я слышал, ты хотел поговорить со мной. Я не мог отказать умирающему в последней просьбе.

– Но вы всё же подумали об этом, – сказал Матьё. Он улыбнулся. Кожа на его губах потрескалась и кровоточила.

– Я обсуждал вопрос…

– Вам не нужно объясняться, милорд. Нас коснулся Император, вас и меня. У нас мало выбора в наших действиях.

– Ты в это веришь.

– Я это знаю! – В него вошло немного энергии, и он пошевелил рукой, заключённой в трубки. – И вы тоже. Вы были свидетелем этого, Его силы. Вы видели свет.

– Должен тебя разочаровать. Я не верю, что мой создатель – бог, – сказал Жиллиман. – Он что-то... – Примарх замолчал. – Он нечто иное, если Он вообще что-то собой представляет. Вся эта вера и желание спасения – слепая надежда. Он нам не поможет. Он не может. Мы должны спасти себя сами.

– Какая досада, – сказал Матьё. Его голос казался вокс-призраком на ненадёжной частоте, то появляясь, то исчезая из слышимости. – Всё было бы намного проще, если бы вы верили. Возможно, вы не можете. В любом случае не думаю, что это ваша вина. – Он вздохнул и, казалось, ушёл в себя, как будто каждый вдох истощал его. – Вы должны внимательно выслушать меня. Ваш отец поддерживает меня, но Его сила нужна в другом месте.

– Тогда говори, милитант-апостол, я слушаю.

– Это моя последняя проповедь, и это самая прекрасная новость из всех. Император просыпается, милорд, – улыбнулся Матьё. – Он пробуждается ото сна после долгих тысячелетий. Армии верных следуют за Ним, они возносят Его, они наделяют Его силой.

У Жиллимана было своё мнение на этот счёт, но сейчас было не время озвучивать его.

– Как?

– Это варп, милорд, – прохрипел Матьё. – Враг совершил величайшую ошибку, открыв Разлом. Это может обречь Империум на гибель, но также может спасти его. Разлом наполнил Императора силой. Энергия эмпиреев насыщает вселенную, возвышая человечество, даруя силу самому слабому псайкеру.

– Рост психической заболеваемости по всему Империуму. Вот о чём ты говоришь.

Матьё едва заметно кивнул. От этого движения лопнули гнойнички на его шее, из которых засочилась прозрачная жидкость:

– Да. Ваш отец – величайший псайкер из всех. Как это могло не затронуть Его?