Послышался звук, когда Мортарион переступил с ноги на ногу. В его голосе появились мечтательный нотки.

– Скоро мы будем в саду Нургла, брат мой. Завесы раздвигаются. Я уже вижу его. Как только ты умрёшь, этот мир рухнет в него и станет жемчужиной разложения. Ты повредил мою сеть, но недостаточно, и с твоей смертью один за другим каждый из твоих миров перейдёт из места холодной пустоты и безразличных звёзд в объятия Дедушки.

– Хотел бы я, чтобы ты его видел. Он прекрасен, полон жизни и потенциала. Там растут удивительно разнообразные деревья и растения. Сад не бесплоден и не похож на тот холодный свет, который ты мне показал. Не такой, как Он. Совсем не похож на материум с его бессмысленной борьбой против неизбежности. Здесь ничто по-настоящему не заканчивается, а возрождается и умирает, возрождается и умирает снова и снова. Всё здесь наделено множеством даров. Ничто, каким бы незначительным оно ни было, не упускается из виду, и всем достаётся от щедрот Дедушки. Боли нет, и, поскольку боли нет, страдание переносится с радостью. А теперь скажи мне, брат, по сравнению с адом, который наш отец обрушил на галактику, разве это звучит так ужасно? – Он глубоко вздохнул, как человек, пробовавший деревенский воздух в погожий день. – Хотел бы я, чтобы ты это видел, – повторил он.

Боль по-прежнему бушевала в Жиллимане, но она уменьшалась.

– Если бы ты только обратился. Ты почти мёртв. Скоро боль пройдёт. – Мортарион опустился на колени рядом с братом и положил руку ему на грудь. – Разве ты не хочешь, чтобы это произошло? – Он начал гладить, как будто успокаивал заболевшего ребёнка. – А теперь помолчи, Робаут. Помолчи. Иди к Дедушке, и ты увидишь, он всё сделает как надо. Он навсегда избавит тебя от боли.