Восемнадцатая глава КРЕСТОВЫЙ ПОХОД СВИДЕТЕЛЕЙ

Прошло несколько дней, и подготовка к битве с воинами Мортариона шла полным ходом. Башни Первой Высадки сотрясались, когда корабль за кораблём пролетали в небесах, унося испуганных жителей города в относительную безопасность боевых групп флота-примус; другие спускались, доставляя космических десантников, танки и боевые автоматы легио Кибернетики. Большую часть этого времени Жиллиман находился наедине со своими военачальниками, и именно во время одного из таких многочисленных совещаний в дверь стратегиума постучали. Тихие разговоры между кустодиями, космическими десантниками и командирами групп стихли, и Жиллиман приказал открыть двери. Никто, кроме Виктрикс Гвардейцев, не имел разрешения стучать в них.

Впустили смертного посыльного, он предстал перед примархом, дрожа от страха из-за сообщения, которое должен был сообщить.

– Лучше бы это было что-то важное, – произнёс Кольцюань. – Есть постоянный приказ о том, чтобы примарха не беспокоили.

– Мне очень жаль, милорды, – сказал посыльный. – Но новости, которые я принёс, самые важные. Тетрарх Феликс велел мне прийти.

– Тогда выкладывай всё с чем пришёл, – сказал Кольцюань. – Нам нужно выиграть войну, а ты нас задерживаешь.

Мужчина затрясся от враждебности кустодия, но сумел заговорить.

– Милитант-апостол Матьё пытается покинуть город.

Жиллиман посмотрел на него так внимательно, что посыльный, казалось, мог раствориться в луже пота.

– Сейчас? – спросил примарх. – Где Феликс?

– В Вечнозелёной башне, милорд, над барбаканом Пушинари.

– Теперь он зашёл слишком далеко! Давайте исправим нашу ошибку, – сказал Кольцюань. – Я сверну шею этому тощему проповеднику, клянусь.

– Ты ничего не сделаешь. Никто из вас ничего не сделает. Вы все останетесь здесь, – сказал Жиллиман своим генералам. – Я сам разберусь. – Стоявшие у двери Виктрикс Гвардейцы хотели пойти с ним, но Жиллиман остановил их жестом: – Я сказал, что сам разберусь. – И он ушёл.

Жиллиман вышел из дворца Цветов и направился по кратчайшему пути через людные переулки на окраину города. Он переступал вырезанные для смертных ступеньки по пять за раз, отодвигая людей, стоявших в очереди, чтобы покинуть город. Те, кто был ближе всех, отшатывались, ошеломлённые его присутствием и напуганные его мощью, но вдали поднялись крики, и толпы собирались, чтобы посмотреть на него.

Он подошёл к Спиральному пути, который огибал город, направился вниз и вышел на широкую платформу, вырезанную в вершине одного из городских утёсов на третьем ярусе обороны. Макропушка безмолвно примостилась посередине, из-под брезента торчало заткнутое дуло. Платформа сужалась к выходившей на равнину точке, и сбоку от неё, словно цеплявшееся за скалу дерево, возвышался наблюдательный пункт. Он был рассчитан на людей, и поэтому Децим Феликс наблюдал с парапета.

На горизонте из космического порта с ворчанием взмыл в небо тяжёлый грузовой корабль.

Жиллиман подошёл и встал рядом с тетрархом, отчего стоявший на посту солдат чуть не выронил от удивления магнокуляр.

– Децим, – произнёс Жиллиман.

– Милорд Жиллиман, – сказал Феликс. – Вы видите нашу проблему?

Жиллиман кивнул. Единственные городские ворота находились в двух тысячах футов ниже. Утёс со статуями, дворцами и оборонительными сооружениями, вырезанными прямо в скале, исчезал в тумане, и на полпути вниз протянулась стена второго яруса, но даже сквозь всё это он видел военный поезд Матьё и его собравшееся воинство. Они заполонили выступавший из горы барбикан, огромный подземный замок, занимавший квадратную милю. Стены соперничали со стенами крепости Геры, а привратные башни были чудовищными и жестокими, словно наконечники копий, и хорошо оснащёнными оружием.

– Похоже, милитант-апостол хочет сам освободить планету, – заметил Феликс.

– Это не всё, что он хочет освободить, Децим, – сказал Жиллиман.

Феликс недоумённо посмотрел на своего генетического отца:

– Я не понимаю, милорд.

– Он хочет освободить мою душу, – тихо сказал Жиллиман.

– Тогда какие ваши приказы? Стражи города остановили милитант-апостола. Он в ловушке. Ворота заперты.

– Как он отреагировал?

– Безмолвствует, – ответил Феликс.

– И чего он хочет?

– Чтобы ворота открылись, и ничего больше. Он сказал моим людям, что ему дано святое задание и что он должен сразиться с последователями Чумного бога. – Феликс замолчал, а затем продолжил: – Милорд, с ним тысячи горожан. Они присоединились к его крестовому походу. Он задерживает эвакуацию. Он безумен.

– Субъективное суждение. Он думает то же самое обо мне, – сказал Жиллиман, продолжая смотреть вниз.

Послышалось жужжание, когда Феликс усилил увеличение глазных линз:

– С ним полк полковника Одрамейера. Также несколько подразделений Адепта Сороритас. Другие. В его воинстве много людей, которые покинули посты ради него.

– Тогда у него, возможно, есть шанс, – сказал Жиллиман, продолжая смотреть и тихо говорить. Его пальцы слегка сжались, затем расслабились, пока он подумал.

– Значит, вы хотите его отпустить? Он берёт с собой много людей, которых лучше использовать в другом месте.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Феликс? – спросил Жиллиман. – Если мы выступим против него, он будет сражаться. Он был прав, вред, который это причинит, неисчислим. Он переиграл меня. Я должен оставаться доволен тем, что он на нашей стороне. Он может чего-то добиться, и хотя мы с ним можем расходиться во мнениях о происхождении явлений, которым мы стали свидетелями в этой кампании, нет никаких сомнений в их реальности.

– Значит, вы хотите, чтобы они продолжили? – спросил Феликс.

Жиллиман кивнул:

– Откройте ворота, выпустите его. Люди, которых он берёт с собой, всё равно были бы эвакуированы. Он не сильно ослабляет нашу оборону. Мы можем выделить ему несколько Сестёр Битвы.

– Они все умрут, милорд, – сказал Феликс.

– Неужели? – спросил Робаут Жиллиман. – Почему мы не позволяем их вере проявить себя? Я постановляю, что их судьба находится в руках моего отца, и я не буду иметь к этому никакого отношения. Отдай приказ.

Феликс сделал, как ему было сказано. Жиллиман ушёл, но Феликс остался, чтобы посмотреть, как широко открылись ворота Первой Высадки, и боевая паства Матьё выстроилась поющей колонной вокруг военного поезда. Как только они вышли на открытое пространство, танки полковника Одрамейера заняли позиции на флангах, образовав катившийся через поля кордон по обе стороны шоссе. Феликс разозлился на такое неповиновение воле примарха, но Жиллиман приказал выпустить Матьё, и поэтому его выпустили.

Он не собирался стоять здесь так долго, но Феликс наблюдал за колонной, пока она не исчезла в загрязнённом тумане, и ещё некоторое время после этого. Он размышлял о причинах, по которым примарх позволил проповеднику выйти. “Теоретически, – подумал он, – Жиллиман действительно подвергается риску со стороны Церкви. В этом была неоспоримая правда. Адептус Министорум был всемогущ, вездесущ и влиял на всё, начиная с надежд самого маленького ребёнка и заканчивая деятельностью величайших государственных институтов. Но он не верил, что всепроникающее влияние Экклезиархии и необходимость Жиллимана относиться к ней осторожно – это всё, что здесь происходило. Существовала и другая, гораздо более тревожная возможность.

“Теоретически”, – подумал он, но медленно, едва осмеливаясь рассмотреть идею.

Теоретически, Робаут Жиллиман начинает верить, что его отец – бог.

Диамидер Тефелий жил так, словно шёл в густом, приторном тумане. Он едва мог говорить, когда к нему обращались, вызывая беспокойство у жены и подчинённых. Только вспышки гнева, устроенные его “пассажиром”, позволяли не подпускать врачей. Он задавался вопросом, что с ним происходит, почему у него выпадают волосы и так сильно болят зубы, но каждый раз, когда он подумывал о том, чтобы отправиться на обследование, Сплетнеслиз щипал синапс здесь или вытаскивал ганглий там, и эта идея сменялась страхом перед врачами.

Сплетнеслиз достаточно хорошо распознал знаки. Время истекало. Он был осторожен со своими болезнями, но он был демоном чумы, и никакая сдержанность с его стороны не избавила бы “хозяина” от страданий. Тефелий скоро умрёт.

Тефелий не имел ни малейшего представления обо всём этом. И снова он оказался там, где не ожидал оказаться, слегка покачиваясь на выступе, между которым и землёй в тысячах футов внизу не было ничего, кроме затуманенного спорами воздуха. Отсюда ему был хорошо виден прямо самый центр барбакана Пушинари за воротами. Большие военные силы покидали город. Какая-то часть его, глубоко запрятанная в затылке, казалось, находила это зрелище очень интересным, настолько интересным, что немного ослабила свою власть над Тефелием.

Капитан моргнул, как проснувшийся больной, не совсем понимавший, где он и что происходит. Затем его вялый мозг осознал ситуацию, и он ахнул, чуть не упал и широко раскинул руки на камне позади себя. Он посмотрел налево и направо. Он знал, где находится: маленький уголок в городе, в тупике тёмной тропинки, круглый, со скамейками, открытый небу, но защищённый от падения высокой стеной, пронизанной тремя незастеклёнными окнами, в одно из которых он, по-видимому, пролез. Это было удалённое от главных магистралей и часто пустынное место, нередко посещаемое ищущими уединения влюблёнными, и иногда самоубийцами.

У него не было никакого желания присоединяться ко вторым. Проблема состояла в том, что он находился не по ту сторону стены, и его ноги балансировали на выступе.

С застрявшим в горле сердцем, он стал медленно двигаться. Выступ был архитектурным украшением, едва достигавшим трёх дюймов в ширину и рассыпавшимся от возраста. Каменные песчинки скрипели под подошвами. Он не осмелился поднять ноги, поэтому шаркал. Как правило, взросление в Первой Высадке, притупляло страх перед высотой, но это было уже слишком.