Четырнадцатая глава НАПАДЕНИЕ НА ГЕРУ

Дожди не прекращались.

День за днём они омывали камни крепости Геры. Сначала чистые, серо-железные и холодные, как моря Макрагга, по прошествии времени они становились всё грязнее. Это был постепенный процесс, сначала едва заметный. Странный запах, иногда некоторая маслянистость луж, песчинки или необычная извивавшаяся личинка, которая быстро умирала, достаточно редкая, чтобы её можно было не принимать во внимание. В некоторые дни эти явления исчезали, и дожди снова становились чистыми, но каждый раз, когда грязь возвращалась, она становилась немного сильнее, и её последствия сохранялись немного дольше, пока небо, наконец, не заплакало отравленной слизью, а чистая, холодная вода не стала воспоминанием.

Фабиан лежал в постели и не мог уснуть. Он плохо спал уже несколько недель. Хотя за последнее десятилетие он немного привык к звукам войны, крепко спал в окопах под обстрелами и храпел во время космических сражений, это было скорее исключение, чем правило, времена, когда истощение угрожало убить его раньше, чем враг. Фабиан по-прежнему нервничал в глубине души, и осада только усугубляла его состояние.

Было бесконечное ожидание того, что случится что-то исключительно плохое. Фабиан предпочёл бы битву. Всё закончилось и завершилось бы в считанные мгновения, так или иначе. Либо мёртв, либо нет. Осада – это подвешенное состояние. Он мог справиться с ужасом и кровопролитием боя. Он не мог смириться с его ожиданием.

И ещё была непредсказуемость. Казалось бы, случайные моменты, когда огромные настенные пушки Геры открывали огонь, или враг предпринимал очередную обречённую попытку разрушить стены, и орудия лаяли и лаяли всю ночь, как стаи голодных собак. Затем внезапно наступала тишина, не было ничего, кроме дождя, но он не спал, потому что его уши напрягались, силясь услышать звуки надвигавшейся на него гибели.

Калгар неохотно объяснил ему ситуацию. Противник был слаб, и Ультрадесантники могли легко контратаковать, даже с тем небольшим количеством, которое у них было на Макрагге, и стереть врагов, как грязь с ветрового стекла автомобиля. Но на следующий день они вернутся, и процесс придётся повторить, и, возможно, один или двое из людей Калгара погибнут. Не так много, но если то же самое произойдёт на следующий день и на следующий, то в конце концов никого не останется, и они проиграют по умолчанию. То же самое было верно и в космосе. Каждый сбитый вражеский корабль заменялся. Ультрадесантники могли покинуть города или планету, но они не могли долго оставаться за пределами оборонительных позиций, поскольку рисковали быть сокрушёнными количеством, в то время как войска противника были многочисленны, но слишком низкого качества, чтобы пробить любую стену.

И поэтому космические десантники сидели в крепостях, а враг сидел снаружи, и все ждали, чем закончится война в другом месте.

Это была пытка. Это сказывалось и на Калгаре; Фабиан провёл с ним достаточно времени на дальней стороне Разлома, чтобы заметить признаки. Они с Калгаром не ладили, что сильно огорчало Фабиана, потому что у них с Жиллиманом, как он думал, были хорошие отношения. Он даже не мог винить в их взаимной неприязни недовольство тем, что за ним наблюдают. Калгар прекрасно понимал задание Фабиана и поначалу приветствовал его. Что их разделяло, так это личность Фабиана. Калгару он просто не нравился: он находил его нетерпеливым, склонным жаловаться, слишком быстрым на гнев, и, несмотря на стоическое, макраггское поведение, которое они все здесь демонстрировали, магистр ордена был близок к тому, чтобы сказать Фабиану это в лицо.

Или, по крайней мере, так полагал Фабиан поздно ночью, лёжа в постели, которая была слишком жёсткой и слишком мягкой, слишком горячей и слишком холодной, с подушкой вокруг головы, чтобы заглушить бесконечный, сводивший с ума шум воды за окнами. Фабиан никак не мог устроиться поудобнее. Он не мог успокоиться и был слишком взволнован, чтобы сосредоточиться. Каждый раскат грома заставлял его думать, что снова началась битва. Каждая позитивная мысль, которая появлялась, быстро улетучивалась, и в лучшем случае наносила ущерб его более чёрным идеям, которые кружились вокруг головы.

Фабиан застонал.

– Я ненавижу эту планету, – пожаловался он. – Даже Вигилус был лучше.

Он перевернулся, нашёл новое положение столь же неудобным, затем перекатился обратно на то место, где только что был. Это его тоже не устроило.

– Будь оно всё проклято! – воскликнул он и отбросил подушку в сторону. Он сел на край кровати, прижал ладони к глазам, затем встал с излишней резкостью. – Хорошо, – сказал он. – Надо работать, – и он направился к столу, ожидавшему его в другом конце комнаты. Первое, что он сделал, взял стоявший там всегда полный кувшин с вином.

Фабиану пришлось признать, что Ультрадесантники относились к нему хорошо. Его покои были такими большими и роскошными, что раньше он и представить себе не мог, хотя и были обставлены в строгом макраггском стиле. Каменный пол покрывали мягкие меховые ковры. Мебель была великолепной. Но всё это было похоже на вино Макрагга: хорошо приготовленное, но острое и холодное; как планета, как сами Ультрадесантники.

Тем не менее он налил и выпил вино. Ему ещё предстояло включить люмены. Свет от настенных ламп крепости пробивался сквозь стекавшие по высоким окнам струи дождя. Сверкнула молния, осветив статуи, колоннады и башни, которые скрывались в темноте, и временно ослепила его.

Он что-то проворчал, открыл письменный столик, выдвинул стул, зажёг люмен, сел, осторожно поставил вино на круглый камень, чтобы поберечь дерево, и достал последний блокнот.

Ему было трудно сосредоточиться на своих записях. Это была скучная штука. Истории Макрагга и окружавших его миров были записаны в скрупулёзных, сухих деталях в архивах ордена. Его судорожная рука сжала их до общих заметок, которые, как он думал, превратятся в трактат, если у него когда-нибудь будет время.

У него никогда не будет времени.

Он захлопнул книгу, мысленно отругал себя и сказал себе, что всё это было бы очень интересно, если бы он не знал, что всего в нескольких сотнях ярдов от того места, где он сидел, находилась закрытая библиотека, полная всевозможных чудес. Он представлял, что в библиотеке Птолемея таятся поистине древние произведения. Кодексы из Тёмной эры технологий. История заселения этого региона космоса. Труды вымерших чуждых рас. Роль Ультрадесанта в Великой войне Ереси. Дразнящие намёки на то, что случилось с первым звёздным доменом человечества – ещё одно невероятное откровение, что Империум не был первой человеческой империей, история, настолько секретная, что людей убивали за знания о ней, всё было усвоено и обдумано Фабианом, пока не стало обыденным. Фабиан знал так много из того, что знали столь немногие, и всё же всегда оставалось что узнать. Человеческая история была долгой и полна тайн.

– И библиотека Птолемея забита ими, – простонал он.

Ночь грохотала. Он внимательно прислушался, убеждая себя, что это всего лишь гром, а не орудия снова открыли огонь. Зеленоватые молнии вспыхивали сквозь облака, освещая их бурлившую изнанку. Хлестал дождь, плотный, как облако дротиков. Мрачные лица героев космических десантников древних времён ярко вспыхнули, а затем снова погрузились во тьму.

Снова громыхнул гром, прерывистый, сердитый, рыскавший в небесах зверь, готовый нанести удар.

Немного нервничая, Фабиан отхлебнул кислого вина и вернулся к своим записям. Некоторое время он был поглощён этим занятием.

Стук-стук-стук. Какой-то шум за окном. Стук-стук-стук.

Волосы на шее Фабиана встали дыбом, коснувшись ночной рубашки, и он очень медленно повернулся к источнику шума. Всё, что он увидел, было его собственное белое, испуганное лицо, отражённое в чёрном стекле.

Стук-стук-стук.

Дрожащими руками он потянулся за канделябром и коснулся руны, которая включала искусственные свечи. Пламя вырвалось из фитилей. Он подошёл к окну, преследуемый собственным отражением: лицо осунулось от недосыпа, глаза ввалились. В них плясали мерцавшие огоньки. Он вгляделся в ночь, но ничего не увидел.

Стук-стук-стук.

Шум доносился от основания окна. Он низко наклонился, ища источник. По-прежнему всё, что он видел, было его собственное лицо и отблески пламени свечи в стекле. На стенах было много источников света, и там, куда падали их лучи, виднелись украшения крепости. Но комната Фабиана находилась в треугольнике тени, темнее из-за того, что она контрастировала со светом.

Он осмотрел нижнюю часть окна. Пальцы коснулись холодного стекла.

Стук-стук-стук.

Вспышка молнии разогнала темноту, и Фабиан оказался лицом к лицу с маленьким круглым существом, заглядывавшим внутрь через нижнюю часть стекла. У него были большие рога и широкая ухмылявшаяся пасть, полная грязных зубов. Он был размером всего с человеческого младенца, хотя при этом такой тучный, что, вероятно, весил втрое больше. Привлекая его внимание, он поднял тощую руку и помахал ему.

Фабиан отшатнулся, уронив канделябр.

Это был чумной бесёнок. Он видел их раньше, но не так близко. Только одна толщина стекла отделяла его от болезней, которые убьют его тысячу раз.

– Демоны. Демоны в крепости. – Он выпрямился. Маленькая тварь прижалась толстой мордочкой к стеклу, измазав его отвратительной грязью. Он разглядел бесёнка получше. На нём был капюшон. В правой руке он держал короткий деревянный посох с тремя ветвями, свёрнутыми в кольца. Его левая рука обладала множеством вспомогательных щупалец и второй разинутой пастью. Третья ухмылялась на животе.

Он с интересом наблюдал за ним. Он снова постучал в окно. Главное лицо усмехнулось, рассыпая личинок.