Кольцюань вспомнил те дни, когда ограничительный эдикт был отменен. В то время Адептус Кустодес покидали Терру редко, тайно и в небольших количествах. Задания, которые они выполняли, были по большей части дипломатическими, поскольку скрыть своё присутствие после битвы было почти невозможно. Бой делал их заметными. Исходя из политических соображений, они не могли позволить привлекать к себе внимание. Самое большое сражение, которое видели большинство, были кровавые игры, проводимые на самой Терре.

Игры не могли заменить битву. Видеть, как двадцать кустодиев Императора сражаются бок о бок, как он видел сейчас, было честью, которую они ждали тысячелетия.

Малдовар Кольцюань убил врага, и это было приятно. Он мог понять примарха.

К этому времени алларские терминаторы пробились сквозь толчею. Кольцюань мельком увидел, как они собрались вокруг регента, который был очень даже жив. У трибуна было время вздохнуть с облегчением, а затем появился новый враг.

К нему приближался чемпион, размахивая двуручным цепом над головой. Утяжелённые черепа на ржавых цепях извергали поток зелёного газа, который угрожал прожечь мягкие уплотнения доспехов Кольцюаня. Трибун подавил желание немедленно атаковать, сдерживаясь, чтобы собрать информацию о новом враге. Чумной десантник был мощно сложен, его рост и сила увеличились благодаря дарам бога-покровителя. Сквозь прорехи в проржавевшей броне Кольцюань увидел движение дряблых мышц. Этот чемпион был сильнее своих товарищей, и он был также приучен к боли, как и все они. Это делало его опасным.

Последователи чемпиона уступили своему предводителю место, открыв поле для поединка в вихре рукопашной схватки. Кольцюань осматривал противника, отмечая все детали. Гвардия Смерти была одним из последних легионов предателей, сохранивших организацию, и поддерживала численность путём агрессивной вербовки, но позеленевшие медные знаки отличия и символы преданности, которые носил чемпион, отмечали его как древнего, возможно, одного из первых предателей, которые последовали за Мортарионом по тёмной дороге. Его доспехи были покрыты пятнами ржавчины и засохшего масла. Силовой ранец дрожал и выкашливал дым из выхлопных отверстий. С изогнутой дыхательной решётки стекала вязкая слюна. Над ней светилась зелёным светом циклопическая линза, а ещё выше торчал единственный рог, слегка смещённый от центра.

Кадильные черепа гудели, вращаясь по кругу. В их глазах горело пламя. Кольцюань сделал ложный выпад, чтобы посмотреть, какой ответ предложит противник, но повелитель чумы не поддался на уловку, а переместился, продолжил размахивать черепами и заговорил.

– Я родился на Барбарусе, – произнёс он. Его голос оказался на удивление чистым. – Я сражался в Долгой войне со времён самого Гора, когда я ходил по земле Терры и видел, как горел Императорский дворец.

Пока он говорил, у него изо рта вытекло ещё больше жидкости.

– Но я никогда не убивал таких как ты, наблюдатель за трупом.

Затем он нанёс удар.

Черепа зашипели в воздухе на Кольцюаня. Это был удар, способный разрушить броню танка, и удар, нанесённый быстро. Кольцюань был ещё быстрее и отступил в сторону, черепа пролетели мимо и пробили дыру в палубе. Трубы под обшивкой лопнули, и в зал хлынул пар. Трибун атаковал потерявшего равновесие противника, только чтобы встретить направленный на него шипастый конец цепа. Тычок копьём поспешно превратился в парирование, и он отвёл его в сторону. Адамантивое лезвие встретилось с железным древком во вспышке молнии, но оружие чемпиона осталось неповреждённым и прочным, несмотря на явно видимую ржавчину.

Чемпион умело продолжил контратаку, опустив навершие цепа и раскрутив, описав восьмёрку, чтобы цепи снова закружились. Он ударил ногой, целясь Кольцюаню в голень, выбил искры из аурамитового поножа и замедлил отступление трибуна настолько, что ему удалось попасть по широкой дуге кустодию в шлем.

Голова Кольцюаня дёрнулась в сторону, и он пошатнулся. Воодушевлённый чемпион снова атаковал, но Кольцюань поднял копье, и цепи обернулись прямо на силовом блоке клинка. Резко дёрнув, лезвие рассекло две из трёх цепей, и черепа запрыгали по палубе. Третий остался обёрнутым вокруг рукояти алебарды, и последовало состязание в силе, в котором трибун пытался вырвать цеп из рук противника, а чемпион пытался ему помешать.

Генетически созданная сила соперничала с силой Хаоса, и противники оказались в воинских объятиях, грудь к груди.

– Ты слаб, охранник трупа. Почувствуй мою мощь, мою жизненную силу. Это дар моего бога. Где твои дары?

Кольцюань подался назад, увлекая за собой чумного чемпиона. Он опёрся на заднюю ногу, и чумной десантник врезался в него. Трибун отпустил рукоять копья хранителя правой рукой и вытащил мизерикордию. Чемпион изо всех сил дёрнул запутавшееся оружие, только чтобы обнаружить, что силовой нож Кольцюаня пробил его нагрудник и вонзился в главное сердце.

Чёрная кровь хлынула на руку трибуна. Он отпустил копье, схватил воина за голову и притянул ближе. Он наклонился к шлему падшего космического десантника.

– Мы не нуждаемся в богах, – сказал он и рванул мизерикордию в сторону. Он был почти отброшен назад силой расщепленных атомов, пока чумной чемпион по-прежнему крепко держал его, приняв взрыв на аурамит, и уничтожил второе сердце. Он продолжил движение рукой, сунул пальцы в решётку респиратора предателя, резко повернул и сломал ему шею, затем отбросил тело назад, успев поднять упавшее копьё, прежде чем труп рухнул на палубу.

Чумные десантники отходили. Слева Виктрикс Гвардия Жиллимана добралась до галереи и яростно сражалась, зачищая верхний уровень. Справа кустодии остановили, а затем повернули вспять поток подкреплений на главную палубу. Гвардейцы Смерти организованно отступали, продолжая стрелять, возвращаясь через двери, сквозь которые они вошли, оставляя своих погибших.

Жиллиман сражался с последней из демонических машин, в то время как алларские терминаторы выпускали болты вслед врагу. Какой бы разгром Гвардия Смерти не собиралась устроить абордажникам, их план остался нереализованным. Несколько тел в синих доспехах смешались с павшими, но никто из золотых воинов не погиб, сыновья Мортариона лежали повсюду грудами, а их демонические машины превратились в пылавшие остовы, покинутые одержимыми духами.

Ударом длани владычества Жиллиман пробил переднюю пластину последнего гниловоза. Прогремело ещё несколько выстрелов. Кустодии и Виктрикс Гвардия ходили среди павших, добивая раненых врагов мизерикордиями и силовыми гладиями.

Не нужно было приказывать остановиться. Космические десантники-ветераны и кустодии не стали преследовать врага в лабиринте корабля, а перестроились и ждали.

Кольцюань быстро оценил состояние своих воинов. Двое кустодиев получили ранения, но их боевые доспехи были непоколебимы, и язвы врага не влияли на их разработанную Императором физиологию.

Редуктор апотекария взвыл, вырезая геносемя павших космических десантников. На мгновение воцарилось напряжённое молчание.

– Вперёд, на командную палубу, – произнёс Жиллиман.

Группа Жиллимана встретила незначительное сопротивление. Несколько стай меньших демонических машин попытались задержать их, но с ними легко разобрались, и имперское наступление быстро продвигалось по безмолвным коридорам, если не считать выстрелов основного вооружения гранд-крейсера. Похоже, основные силы чумных десантников встретили их в зале, и, не преуспев в засаде, оставшиеся либо спрятались, либо бежали на планету, как судя по ауспикам флота, происходило на нескольких других взятых на абордаж кораблях.

Мало кто из смертного экипажа попадался им на глаза. Те, кто это сделал, были казнены без суда и следствия. Заражённые демонами устройства разбивали. Жалкие скопления плоти, слившиеся с кораблём, уничтожали огнём.

Они получили небольшую передышку, пока разбирались с автоматическими системами защиты, прикрывавшими подходы к командной палубе, и Кольцюань и Жиллиман заговорили при свете усеянной глазами горящей стены.

– Это разочаровывающе легко, – заметил Жиллиман.

Поджаривавшиеся глаза выскакивали и шипели в огне. Прогорклый жир, пылая, капал на палубу.

– У врага на борту мало настоящих воинов, – ответил Кольцюань. – Он сохраняет свои силы. Ничто не может устоять против трёх боевых групп крестового похода. Я удивлён, что он вообще уделил внимание этой жалкой блокаде.

– По всему флоту та же история, – сказал Жиллиман. – Всё так, как мы и ожидали. Это не серьёзная попытка предотвратить нашу высадку, а тактика затягивания. Большая часть сил Мортариона будет на поверхности, если его провоцирование меня прийти сюда не было просто отвлекающим манёвром, и он не намерен нанести удар в другом месте.

– Я не верю в это, – сказал Кольцюань.

– Я тоже, но все возможности должны быть учтены, изучены и оценены, – сказал Жиллиман. – Нет ничего невозможного до тех пор, пока не пройдёт момент, когда это может произойти. Свободное перемещение Мортариона по варпу делает попытки поймать его раздражающе трудными, но если он собирается убить меня, то будет рядом, чтобы позлорадствовать. Это, явно, ловушка, и всё же мы должны добровольно в неё шагнуть. Мортарион использует себя в качестве приманки. Это опасная стратегия для него, потому что, если его ловушка не сработает, я получу его голову. Он знает это.

Впереди возникла яркая вспышка и сноп искр, за которыми последовала короткая очередь из болтера. Из коридора донеслись крики, что следующая дверь в переборке очищена. Охрана Жиллимана с лязгом двинулась вперёд и выставила стену щитов поперёк теперь открытого пути.