– Я не помню, чтобы меня туда приглашали, – сказал Фабиан.

– Ты – историтор- майорис. Ты мог прийти. Правда состоит в том, что ты хандрил, и опять принимаешь всё слишком близко к сердцу. Я сказал, что он занят. В конце концов библиотека откроется.

– И когда? – спросил Фабиан. Он хлопнул ладонью по стеклянной замковой пластине наружной двери. Та запищала и зажужжала, затем открылась. Внутрь ворвался холодный воздух. Последний дневной свет угасал в небесах.

– Ты должен верить, – ответил Люцерн.

– Я предоставляю это тебе, – проворчал Фабиан. – Я нахожу, что в последнее время моей мне немного не хватает.

– Он ценит тебя, я знаю, что ценит. Держись веселее, Фабиан.

– Давай, Расей, подумай об этом. Он что-то скрывает. Он создал нашу организацию, чтобы раскрывать секреты. Во сколько тайных библиотек и запретных архивов мы врывались, даже порой проливая кровь. Эти двери могли бы просто раздвинуться, но они этого не делают. Почему?

– Фабиан, – тихо сказал Люцерн. – Ты ступаешь на опасную территорию.

– Неужели? – воскликнул Фабиан, вскидывая руки. – Значит, ты не думаешь, что человек, у которого с определённой точки зрения есть некоторый послужной список лицемерия – с его не-легионами и автократическим отстранением высших лордов, которые не соглашались с ним, – не может долго и упорно проповедовать правду, счастливо скрывая свои собственные тайны?

– Я этого не говорил, – спокойно сказал Люцерн. – Вероятно, ты прав. Он примарх. У него есть тайны. Вот что делает это опасным.

– Вот именно. Итак, что же может скрывать вернувшийся примарх?

– Я бы оставил эти тайны здесь. У нас есть хорошая работа, которую нужно сделать в другом месте.

– Лорд Жиллиман поручил мне раскрывать тайны! – сказал Фабиан. – Я не откажусь просто потому, что некоторые из них принадлежат ему.

Высоко в горах прогремели раскаты грома.

– Они стреляют. Снова, – сказал Фабиан, глядя на мелькавшие облака. – Они остановились всего несколько минут назад. – Он нахмурился и поплотнее закутался в плащ, защищаясь от холода. – Здесь так холодно. От этого проклятого мира у меня болит голова.

– Это не артиллерийский огонь. Это гром. – Люцерн посмотрел на небеса. – Скоро пойдёт дождь. Мне казалось, что к этому времени ты уже научился отличать войну от погоды.

Фабиан повернулся лицом к гигантскому космическому десантнику:

– Сколько раз ты спасал мне жизнь?

Люцерн притворился, что надолго задумался:

– Полагаю, три, если не считать того случая на Гаталаморе.

– Я не собирался проваливаться в ту дыру! Я был в полной безопасности. Ты слишком резко отреагировал. Ты чуть не сломал мне руку.

– Тогда я трижды спасал тебе жизнь, – ответил Люцерн.

– Хорошо.

– К чему ты клонишь, мой старый друг?

– Спасение моей жизни...

– Трижды, – перебил Люцерн.

– То, что ты трижды спас мне жизнь, не даёт тебе права издеваться надо мной, – сказал Фабиан.

Снова прогремел гром. Несколько жирных капель отскочили от чёрных доспехов Люцерна.

– Ну и ну, раздражительный – неправильное слово. Я улучшу свою оценку твоего настроения до мрачного.

Фабиан вздрогнул, и внезапно его гнев иссяк:

– Да. Да, я мрачный. Ну же. Давай перейдём к коллекции Геры. Мой каталог до сих пор не закончен, и у меня нет никакого желания снова промокнуть. Мы можем с таким же успехом что-нибудь сделать.

Они направились через большие площади крепости в пасть ливня.

Фабиан промок и это ничуть не улучшило его настроение.