Исследуя выводы, которые люди делают о своем движении в этих экспериментах, Ангелаки и ее лаборатория еще раз показали, что в большинстве случаев люди ведут себя как хорошие байесовцы. Когда визуальные данные слабы, они больше полагаются на свою вестибулярную систему. Но есть одна оговорка: хотя визуальная информация становится более надежной, они все равно используют ее не так часто, как предсказывает правило Байеса. Вестибулярная информация постоянно переоценивается - эффект, обнаруженный и у обезьян. Это может быть результатом того, что визуальный вход всегда немного неоднозначен: если вы видите точки, движущиеся мимо, это может быть эффектом вашего собственного движения, или это могут быть просто движущиеся точки. Таким образом, вестибулярный сигнал в целом является более надежным источником и поэтому заслуживает большего внимания.

* * *

Как только байесовский подход к восприятию был обнародован, он быстро распространился по всем уголкам психологии. Подобно иллюзии волшебного глаза, если долго смотреть на любые данные, из них может выплыть структура правила Байеса. В результате в изучении разума появилось множество приор и вероятностей.

Как мы уже видели, правило Байеса было использовано для объяснения восприятия движения, переключения двусмысленных иллюзий, таких как кубик Неккера, уверенности и сочетания зрительных и вестибулярных сигналов. Оно также было адаптировано для объяснения того, как нас могут обмануть чревовещатели, нашего ощущения хода времени и нашей способности замечать аномалии. Ее можно даже растянуть и расширить, чтобы охватить такие задачи, как обучение двигательным навыкам, понимание языка и способность к обобщению. Такая объединяющая основа для описания столь значительной части умственной деятельности кажется безусловным успехом. Действительно, по словам философа ума Майкла Рескорла, байесовский подход - это "наша лучшая современная наука о восприятии".

Однако не все психологи могут считаться преданными учениками преподобного Байеса.

По мнению некоторых, теория, которая объясняет все, рискует не объяснить вообще ничего. Оборотной стороной гибкостибайесовского подхода является то, что его также можно обвинить в том, что у него слишком много свободных параметров. Свободные параметры модели - это все ее подвижные части - все варианты, которые исследователь может выбрать при ее использовании. Точно так же, как при достаточном количестве ударов даже самый плохой гольфист может в конце концов попасть мячом в чашку, при достаточном количестве свободных параметров любая модель может соответствовать любым данным. Например, если результаты нового эксперимента противоречат результатам старого, то модель с избыточными параметрами легко подстроится под них. Если заставить модель соответствовать данным так же просто, как банку внести изменения, ее успех не очень интересен. Модель, которая может сказать все, что угодно, никогда не может ошибаться. Как пишут психологи Джеффри Бауэрс и Колин Дэвис в своей критике байесовского подхода в 2012 году: "Эта способность точно описывать данные достается ценой фальсифицируемости".

Действительно, существует множество способов втиснуть части восприятия в байесовский пакет. Возьмем, к примеру, вычисление вероятности. Вычисление такой величины, как "вероятность увидеть свет длиной 670 нм при наличии красного цветка", требует определенных знаний и предположений о том, как свет отражается от различных материалов и как глаз его поглощает. Не обладая совершенным пониманием физического мира, создатель модели должен внести в нее некоторые собственные предположения. Поэтому они могут немного вилять этими предположениями, чтобы соответствовать данным. Еще одним источником выбора является функция принятия решений. Как мы видели ранее, вывод правила Байеса может быть сопоставлен с восприятием и принятием решения животным любым количеством способов. Этот вариант тоже способен сделать любое действие теоретически байесовским. И, конечно же, есть эти досадные приор.

Подобно тому, как в двадцатом веке они не давали покоя статистикам, в двадцать первом приоры стали вызовом для психологов. Если предположение об определенном приоритете - например, о том, что движение, скорее всего, будет медленным, - помогает объяснить психологические явления, это можно считать хорошим доказательством того, что мозг действительно использует этот приоритет. Но что, если другое явление лучше всего объясняется другим приоритетом - скажем, тем, который предполагает, что движение быстрое? Следует ли считать, что приоритеты в нашем сознании постоянны в зависимости от времени и задачи? Или они гибкие и изменчивые? И как мы можем это узнать?

В результате этих опасений некоторые исследователи занялись изучением свойств суждений. Французский когнитивист Паскаль Мамассиан работал над исследованием особенно распространенного из них: предположения о том, что свет приходит сверху. На протяжении более двух столетий эксперименты и иллюзии показали, что люди держат в уме это неявное убеждение об источнике освещения, когда разбираются с тенями в сцене. Это разумное предположение, учитывая расположение нашего основного источника света - солнца. Недавно в ходе экспериментов этот вывод был несколько изменен, и выяснилось, что люди на самом деле считают, что свет исходит сверху и немного слева. Мамассиан провел тесты, выявившие это предубеждение в лаборатории, но он также нашел более творческий способ его исследовать. Проанализировав 659 картин из парижского музея Лувр, он обнаружил, что в 84 процентах портретов и 67 процентах непортретных картин источник света действительно смещен в левую сторону. Возможно, художники предпочитают такое положение именно потому, что оно соответствует нашей интуиции, создавая более приятную и легко интерпретируемую картину.

Еще один открытый вопрос, связанный с примерами, - их происхождение. Приоры могут служить эффективным способом запечатления фактов о мире в нашем сознании; но передаются ли эти факты нам от предыдущих поколений через наши гены, или же мы сами развиваем их в течение жизни? Чтобы проверить это, в исследовании, проведенном в 1970 году, цыплят выращивали в условиях, когда весь свет падал снизу. Если бы предположение о том, что свет падает сверху, было усвоено в течение жизни, то у этих птиц его бы не было. Однако то, как животные взаимодействовали с визуальными стимулами, показало, что они все же считали, что свет должен быть сверху. Это говорит в пользу наследственного предположения.

Люди, конечно, не цыплята, и развитие нашей нервной системы может позволить нам быть немного более гибкими. Исследуя предубеждения детей разного возраста, психолог Джеймс Стоун в 2010 году обнаружил, что дети в возрасте четырех лет проявляют предубеждение к верхнему свету, хотя оно слабее, чем у взрослых. С годами это предубеждение неуклонно растет и достигает взрослой силы, что говорит о том, что частично врожденное предубеждение может быть откорректировано опытом. В поддержку этой гибкости в 2004 году команда из Великобритании и Германии показала, что наше представление о том, откуда должен исходить свет, может быть ослаблено. С помощью тренировки участники смогли изменить свои предварительные убеждения об источнике света на несколько градусов.

Выбор конкретного приоритета и его изучение с разных сторон в ходе множества экспериментов помогает проверить его как устойчивый и надежный эффект. Каждое такое предварительное условие становится менее свободным параметром в модели и более фиксированным.

Другой вопрос, который должны решить сторонники байесовской гипотезы мозга, - это "как?".

Хотя есть основания полагать, что мозг должен использовать правило Байеса, и есть доказательства того, что он это делает, вопрос о том, как это происходит в нейронах, остается оживленной областью исследований.

Когда речь заходит о суждениях, ученые ищут, в каком шкафу мозга хранятся эти кусочки фоновых знаний и как они попадают в нейронный процесс принятия решений. Согласно одной из гипотез, это простая игра с числами. Если группе нейронов поручено представлять что-то об окружающем мире - скажем, откуда доносится звук, - то каждый нейрон может иметь свое собственное предпочтительное местоположение. Это означает, что он больше всего реагирует на звук, исходящий оттуда. Если мозг определяет местоположение звука путем суммирования активности всех нейронов, предпочитающих одно и то же место, то места с большим количеством нейронов будут иметь преимущество. Таким образом, если заранее известно, что звук с большей вероятностью будет исходить из центральных мест, чем с периферии, это можно реализовать, просто увеличив количество нейронов, предпочитающих центр. Как выяснилось, в 2011 году нейробиологи Брайан Фишер и Хосе Луис Пенья обнаружили именно такую схему в мозге сов. Выявление нейронных признаков приоритетов таким образом может дать представление о том, откуда они берутся и как работают.

Теоретики строят - а экспериментаторы проверяют - все новые гипотезы о том, как правило Байеса работает в мозге. Существует множество способов, с помощью которых нейроны могут объединять вероятности и приоритеты. Эти различные гипотезы не следует рассматривать в соревновании, как и не следует ожидать, что в конце будет выявлен какой-то один победитель. Напротив, если правило Байеса может быть универсальным для отражения результатов восприятия, то физические основы этого правила могут иметь самые разные формы и стили.