ПРЕДИСЛОВИЕ

КАЖДЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК И СРЕДУ в осеннем семестре я читаю лекции по истории "холодной войны" нескольким сотням студентов Йельского университета. При этом мне приходится постоянно напоминать себе, что почти никто из них не помнит ни одного из описываемых мною событий. Когда я говорю о Сталине и Трумэне, даже о Рейгане и Горбачеве, я с таким же успехом могу говорить о Наполеоне, Цезаре или Александре Македонском. Например, большинству выпускников 2005 года было всего пять лет, когда рухнула Берлинская стена. Они знают, что холодная война по-разному повлияла на их жизнь, потому что им рассказывали, как она повлияла на их семьи. Некоторые из них - далеко не все - понимают, что если бы в несколько критических моментов того конфликта было принято несколько других решений, то их жизни могло бы и не быть. Но мои студенты приходят на этот курс, не имея ни малейшего представления о том, как началась "холодная война", в чем ее суть и почему она закончилась именно так, как закончилась. Для них это история, не сильно отличающаяся от Пелопоннесской войны.

И тем не менее, узнавая больше о великом соперничестве, которое доминировало в последней половине прошлого века, большинство моих студентов очарованы, многие потрясены, а некоторые - как правило, после лекции о Кубинском ракетном кризисе - уходят с урока с трепетом. "Вот это да!" - восклицают они (я немного смягчаю). "Мы и не подозревали, что были так близки к этому!" А потом неизменно добавляют: "Потрясающе!". Для этого первого поколения после окончания холодной войны холодная война одновременно далека и опасна. Чего, спрашивают они, можно было опасаться от государства, которое оказалось таким же слабым, таким же неуклюжим и таким же временным, как Советский Союз? Но они также спрашивают себя и меня: как нам удалось выйти живыми из холодной войны?

Я написал эту книгу, чтобы попытаться ответить на эти вопросы, а также ответить - на гораздо менее космическом уровне - на другой вопрос, который регулярно задают мои студенты. От их внимания не ускользнуло, что я написал несколько предыдущих книг по истории "холодной войны"; более того, я регулярно задаю им одну, которая занимает почти 300 страниц только для того, чтобы добраться до 1962 года. "Разве нельзя охватить больше лет меньшим количеством слов?" - вежливо спрашивают некоторые из них. Вопрос вполне резонный, и он стал еще более резонен, когда мой грозный и убедительный агент Эндрю Уайли (Andrew Wylie) взялся убедить меня в необходимости создания короткой, полной и доступной книги о холодной войне - тактично намекнув, что мои предыдущие книги таковыми не являлись. Поскольку прислушиваться к мнению своих студентов и агента я считаю чуть менее важным, чем прислушиваться к мнению своей жены (которой эта идея тоже понравилась), проект показался мне достойным того, чтобы за него взяться.

Поэтому "Холодная война: новая история" предназначена, прежде всего, для нового поколения читателей, для которых "холодная война" никогда не была "текущими событиями". Я надеюсь, что читатели, пережившие холодную войну, также найдут этот том полезным, потому что, как сказал Маркс (Гручо, а не Карл), "Вне собаки книга - лучший друг человека. Внутри собаки слишком темно, чтобы читать". Пока шла холодная война, трудно было понять, что происходит. Теперь, когда она закончилась, когда начали открываться советские, восточноевропейские и китайские архивы, мы знаем гораздо больше: так много, что легко захлебнуться. Это еще одна причина для написания короткой книги. Она заставила меня применить ко всей этой новой информации простой тест на значимость, который прославил мой покойный коллега из Йельского университета Робин Уинкс: "Ну и что?".

Несколько слов о том, чем эта книга не является. Она не является оригинальным научным трудом. Историкам холодной войны многое покажется знакомым, отчасти потому, что я многое почерпнул из их работ, отчасти потому, что некоторые вещи я повторил в своих собственных. В книге также не делается попытка найти в "холодной войне" корни таких явлений, возникших после "холодной войны", как глобализация, этнические чистки, религиозный экстремизм, терроризм или информационная революция. Она также не вносит никакого вклада в теорию международных отношений - в этой области и без меня хватает своих проблем.

Я буду рад, если такой взгляд на "холодную войну" как на единое целое позволит по-новому взглянуть на ее составляющие. Особенно меня поразил оптимизм - качество, которое обычно не ассоциируется с холодной войной. Я уверен, что мир стал лучше от того, что этот конфликт разгорелся так, как он разгорелся, и выиграла та сторона, которая его выиграла. Сегодня никто не беспокоится ни о новой глобальной войне, ни о тотальном торжестве диктаторов, ни о перспективе конца цивилизации. Не так было, когда начиналась "холодная война". При всех ее опасностях, зверствах, издержках, отвлекающих факторах и моральных компромиссах холодная война, как и гражданская война в США, была необходимым соревнованием, раз и навсегда решившим фундаментальные вопросы. У нас нет причин скучать по ней. Но, учитывая альтернативы, у нас также нет причин сожалеть о том, что она состоялась.

Холодная война велась на разных уровнях и разными способами в разных местах в течение очень долгого времени. Любая попытка свести ее историю исключительно к роли великих сил, великих держав или великих лидеров не даст должного результата. Любая попытка описать ее в рамках простого хронологического повествования может привести лишь к каше. Вместо этого я решил сосредоточить каждую главу на какой-либо важной теме: в результате они пересекаются во времени и перемещаются в пространстве. Я не стеснялся переходить от общего к частному, а затем снова к частному. И я не стеснялся писать с точки зрения, полностью учитывающей, чем закончилась "холодная война": Я не знаю другого пути.

Наконец, я хочу выразить свою признательность людям, которые вдохновляли, способствовали и терпеливо ждали эту книгу. К ним, безусловно, относятся мои студенты, чей неугасающий интерес к холодной войне поддерживает мой собственный. Я также благодарен Эндрю Уайли, как, я знаю, будут благодарны и будущие студенты, за то, что он предложил этот метод охвата большего количества лет меньшим количеством слов - и за то, что впоследствии он помог нескольким моим бывшим студентам издать свои собственные книги. Скотт Мойлерс, Стюарт Проффитт, Джени Флеминг, Виктория Клоуз, Морин Кларк, Брюс Гиффордс, Саманта Джонсон и их коллеги из Penguin проявили достойное восхищения хладнокровие перед лицом срыва сроков и образцовую оперативность в выпуске этой просроченной книги, когда она была готова. Книга вряд ли была бы написана без Кристиана Остермана и его коллег из Международного исторического проекта "Холодная война", чья энергия и тщательность в сборе документов со всего мира (в день, когда я пишу эту статью, прибыла последняя порция из албанских архивов) поставили всех историков "холодной войны" в долги. И последнее, но не менее важное, спасибо Тони Дорфману, лучшему в мире редактору-верстальщику и самой любящей в мире жене.

Посвящение посвящено одной из величайших фигур в истории "холодной войны" и моему давнему другу, биографию которого мне теперь предстоит написать.

J.L.G.

New Haven

ПРОЛОГ. ВЗГЛЯД ВПЕРЕД

В 1946 г. сорокатрехлетний англичанин Эрик Блэр снял дом на краю света - дом, в котором он рассчитывал умереть. Он находился на северной оконечности шотландского острова Юра, в конце грунтовой дороги, недоступной для автотранспорта, без телефона и электричества. Ближайший магазин, единственный на острове, находился в двадцати пяти милях к югу. У Блэра были причины желать удаленности. Удрученный недавней смертью жены, он страдал от туберкулеза и вскоре должен был начать кашлять кровью. Его страна отходила от последствий военной победы, которая не принесла ни безопасности, ни процветания, ни даже уверенности в том, что свобода сохранится. Европа разделилась на два враждебных лагеря, и, казалось, весь мир должен был последовать за ней. С учетом вероятности применения атомных бомб любая новая война будет носить апокалиптический характер. А ему нужно было закончить роман.

Книга называлась "1984" - инверсия года, в котором он ее закончил, и вышла в Великобритании и США в 1949 г. под псевдонимом Блэра - Джордж Оруэлл. Рецензии, как отметила газета "Нью-Йорк Таймс", были "в подавляющем большинстве восхитительными", но "над аплодисментами возвышались крики ужаса". Это неудивительно, поскольку "1984" был написан под псевдонимом Джордж Оруэлл. Это было неудивительно, поскольку "1984" вызывал в памяти эпоху, отдаленную всего на три с половиной десятилетия, в которой тоталитаризм победил повсеместно. Индивидуальность задушена, как и право, этика, творчество, языковая ясность, честность в отношении истории и даже любовь - за исключением, конечно, любви, которую все вынуждены испытывать к сталинскому диктатору "Большому брату" и его коллегам, управляющим миром, находящимся в состоянии постоянной войны. "Если вы хотите получить представление о будущем, - говорит герою Оруэлла Уинстону Смиту, подвергающемуся очередному сеансу безжалостных пыток, - представьте себе сапог, вечно наступающий на человеческое лицо".

Оруэлл действительно умер в начале 1950 г. в лондонской больнице, а не на своем острове, зная лишь, что его книга произвела впечатление и испугала первых читателей. Последующие читатели отреагировали аналогичным образом: 1984 год стал самым убедительным представлением эпохи после Второй мировой войны о том, что может последовать за ней. Поэтому по мере приближения реального 1984 года сравнения с воображаемым годом Оруэлла становились неизбежными. Мир еще не был тоталитарным, но в значительной его части господствовали диктаторы. Опасность войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом - двумя сверхдержавами вместо трех, как предполагал Оруэлл, - казалась более значительной, чем это было на протяжении многих лет. А начавшийся еще при жизни Оруэлла, казалось бы, перманентный конфликт, известный как "холодная война", не подавал ни малейших признаков прекращения.