Глава 5

Глава 5

Верона

Я не могу дышать. Я стою в вестибюле церкви, ожидая своего выхода... и мое платье слишком узкое. Это странно, потому что, клянусь, оно было мне впору всего несколько минут назад. Но сейчас я чувствую, что могу упасть в обморок.

— Расслабься, Верона, — раздается успокаивающий голос Данте рядом со мной.

— Мое платье слишком узкое, — говорю ему в панике.

— Твое платье в порядке. Ты доводишь себя до панической атаки. — Данте встает передо мной, берет мои руки в свои и начинает медленно вдыхать и выдыхать. — Делай как я.

Сначала мое дыхание учащается, но, в конце концов мне удается замедлить его.

— Видишь? Просто приступ паники.

Я не могу не улыбнуться Данте. У него всегда так хорошо получалось меня успокаивать. Когда мы были детьми, я часто сталкивалась с приступами паники после смерти матери. Он всегда был рядом, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

— Ты выглядишь красивым, — шепчу я в тишине комнаты. На нем темно-синий костюм, и его волосы уложены. Я не часто вижу его в официальной одежде.

— И ты выглядишь великолепно, — шепчет он в ответ, его глаза блуждают вниз, затем снова поднимаются, пока, наконец, не останавливаются на моем лице. Его лицо хмурится, когда он говорит мне: — Он тебя не заслуживает.

— Дело не в том, чего кто-то заслуживает или не заслуживает на данный момент, — говорю я, пренебрежительно махнув рукой. — У нас контракт. — Слезы обжигают мои глаза. — Я просто не могу поверить, что мой отец позвол это.

— У Моретти и Витале все из-за денег, — говорит он, и я слышу презрение в его голосе. Когда Данте замечает, что я пялюсь на него, он откашливается и говорит: — Ну, по крайней мере, жизненно важные органы на месте.

Я качаю головой.

— Я не могу позволить, чтобы папа потерял все из-за меня. Он так много работал всю свою жизнь. Дедушка не был хорошим человеком. Отцу пришлось проложить себе путь вверх по служебной лестнице, чтобы сравняться хотя бы с ним. — Я опускаю взгляд на свои руки. — Это должно быть сделано, нравится мне это или нет.

— Ну, мне это определенно не нравится, — выплевывает Данте.

— Что там тебе не нравится? — спрашивает мой отец, входя в комнату. Он свирепо смотрит на Данте и строго говорит ему: — Иди, присаживайся, Данте. Свадьба скоро начнется.

Я смотрю, как Данте открывает дверь и исчезает внутри церкви. Бросаю взгляд на некоторые скамьи, на сидящих людей, которые ждут. Я узнаю некоторых из них, в то время как остальные — незнакомцы со стороны семьи Витале.

— Папа, я не знаю, смогу ли это сделать, — поворачиваясь к отцу, когда дверь закрывается.

— Ты сможешь. И ты это сделаешь, — говорит он, его слова бескомпромиссны ... и окончательны.

Я киваю в знак согласия. Я никогда не могла противостоять ему. Моя мать была самой нежной, заботливой из них двоих. Отец же сторонником дисциплины. С раннего возраста я научилась никогда не задавать ему вопросов, иначе были бы последствия. Он всегда быстро хватался за ремень, чтобы донести свою точку зрения, и я боялась его, так как была ребенком.

Струнный квартет начинает играть Canon in D, и все мое тело сковывает судорога. Я не могу пошевелиться. Я не могу думать. Я собираюсь выйти замуж за совершенно незнакомого человека, которого знала много лет назад, когда была маленькой девочкой, и я ничего не могу с этим поделать. Я не могу сказать "нет". Я не могу убежать, как будто мои ноги протестуют делать это прямо в этот самый момент.

— Верона, — шепчет мой отец рядом со мной. Возможно, он чувствует, что я хочу сбежать.

Я смотрю на него со слезами на глазах.

— Ты должна это сделать. Ради семьи.

Я киваю, хотя мысленно кричу "Нет".

Песня заканчивается. Я слышу, как кто-то откашливается в церкви, и когда песня начинается сначала, на моих глазах наворачивается еще больше слез.

— Пора, Верона, — говорит отец, прежде чем опустить вуаль мне на лицо.

Когда я в последний раз киваю, он жестом приказывает швейцарам открыть перед нами двери с замысловатой резьбой. Люди, сидящие на скамьях, немедленно встают, все взгляды устремлены на меня.

Мои ноги двигаются, но я их не чувствую. Такое чувство, будто я скольжу. Может быть, я двигаюсь только благодаря чистой воле и решимости моего отца.

Сквозь кружево моей вуали я смотрю на две семьи, собравшиеся по обе стороны комнаты. Справа — Витале, а слева — Моретти. Я вижу, как некоторые из них смотрят друг на друга сверху вниз. Семьи враждовали годами, сколько себя помню. И теперь этот союз, мой союз с Лукой Витале, должен принести мир между всеми нами.

Поскольку наши две семьи похожи на Капулетти и Монтекки, я думаю, это превращает нас с Лукой в современных Ромео и Джульетту. Уместно, поскольку меня назвали в честь города, в котором произошла трагедия.

Невообразимо, что свадьба может положить конец войне, и у меня есть свои сомнения. Все, что я могу сделать, это молиться, чтобы мой муж не оказался чудовищем. Я не видела его с тех пор, как мы были детьми. Когда я впервые встретила его, он был милым мальчиком, который угощал меня конфетами на детской площадке, пока мы ускользали от любопытных глаз наших нянь. Если бы кто-нибудь когда-нибудь увидел Витале и Моретти вместе, это было бы тотальной войной, но тогда мы были детьми. Мы не знали ни о каком насилии или ненависти между нашими близкими. Мы были невинны.

И вот однажды он столкнул меня с качелей. Внутри него словно щелкнул выключатель. И я помню, как услышала свое имя из его уст с отвращением и ненавистью, как будто он наконец понял, кто я такая, и кем я была на самом деле.

Я помню, как возвращалась домой, плача, с ободранными руками и ушибленными коленями. После того дня я никогда не видела Луку, да и не хотела.

И теперь я собираюсь выйти за него замуж.

Если он мог быть таким жестоким в детстве, каким мужчиной он в итоге стал? Я содрогаюсь от этой мысли.

Мой отец замедляет шаг, и я резко останавливаюсь, настолько погруженная в свои мысли, что даже не заметила, как мы прошли весь коридор церкви. Отец поворачивается ко мне, приподнимает мою вуаль, целует в обе щеки, забирает букет из рук и ободряюще сжимает их.

А потом он уходит, оставляя меня одну.

Мое платье снова кажется слишком тесным, когда пытаюсь сделать глубокий вдох. Я с трудом преодолеваю несколько шагов к алтарю, где меня ждут священник и мой будущий муж. Я еще даже не посмотрела на него. То есть на моего будущего мужа. Я слишком напугана.

Делая последний шаг, я встаю рядом с Лукой, смотрю на священника и отказываюсь смотреть куда-либо еще.

— Посмотри в лицо своему будущему мужу, — наставляет меня священник.

И вот, я поворачиваюсь ... смотрю прямо в глаза самому дьяволу.

Я настолько ошеломлена его жестоко красивым лицом, что забываю, как дышать. Не знаю, чего я ожидала ... но только не этого. Он высокий. На самом деле, такой высокий, что мне приходится вытягивать шею, чтобы посмотреть на него снизу вверх. На нем черный костюм, который безупречно облегает его широкие плечи. Волосы цвета воронова крыла идеально уложены и резко контрастируют с серо-стальными глазами, которые сужаются, чем дольше я смотрю на него. Его лицо выглядит так, словно оно высечено из камня, линия подбородка, покрытая щетиной, такая сильная и дрожащая под давлением стиснутых зубов, когда он смотрит на меня с ... презрением.

Я возвращаюсь прямо в тот день на детской площадке. Тогда я тоже ничего не сделала мальчику, но в тот момент он так сильно ненавидел меня только за то, кем я была и кто была моя семья. И теперь мужчина, за которого собираюсь выйти замуж, очевидно, чувствует то же самое, что и в детстве.

Я закрываю глаза, заслоняясь от его лица. Когда снова открываю их, я смотрю на священника, надеясь, что он увидит по моим глазам, что я не хочу этого делать. Я не хочу выходить замуж за этого мужчину, хотя у меня даже нет выбора в этом вопросе.

Но священник просто ведет церемонию, и следующие несколько минут проходят как в тумане, поскольку священник все продолжает и продолжает читать Библию и несколько молитв.

— Верона, ты обещаешь чтить и лелеять Луку в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Мое сердцебиение отдается в ушах, и я чувствую, что сейчас потеряю сознание. Оглядывая комнату, я вижу своего отца с мрачным выражением лица, он едва заметно кивает мне.

— Верона? — подсказывает священник.

— Я согласна? — Я отвечаю, но это больше похоже на вопрос.

Священник повторяет те же клятвы Луке, и тот отвечает грозным — Да.

У его голоса глубокий, насыщенный тембр. И я уверена, что всякий раз, когда он говорит, люди затыкаются и слушают.

— Верона и Лука сейчас обменяются кольцами в знак обещаний, которые они дали здесь сегодня, и их неизменной приверженности друг другу.

Я начинаю паниковать, потому что у меня нет кольца для Луки. Но внезапно мой будущий муж сует мне в руку кольцо. Я смотрю на простое черное кольцо.

Священник продолжает: — Эти кольца были сделаны из драгоценных металлов, выкованных в огне, как символ ваших нерушимых уз для этого брака. — Он смотрит на меня: — Верона, надень кольцо Луки ему на палец.

Лука протягивает мне левую руку. Татуировки, выглядывающие из-под его рукава и покрывающие верхнюю часть кисти, привлекают мое внимание, когда я надеваю кольцо на его толстый безымянный палец. Он тут же отстраняется от меня, как будто мое прикосновение каким-то образом обожгло его.

— Лука, надень кольцо Вероны ей на палец.

Я протягиваю левую руку, и большая ладонь Луки практически обхватывает мою маленькую, когда он надевает мне на палец кольцо с бриллиантом. У меня даже нет времени рассмотреть его, прежде чем священник говорит: — Теперь я объявляю вас мужем и женой. Он обращает свое внимание на Луку и говорит: — Ты можешь поцеловать невесту.

Лука наклоняется ко мне, и я думаю про себя, наконец-то у меня будет мой первый поцелуй. Но вместо этого он отстраняется, холодно и быстро чмокает меня в щеку. С таким же успехом он мог бы дать мне пощечину, потому что именно так ощущается его отказ.