Признание №4

Как-то я воткнула мухобойку в работающий соседский вентилятор, просто чтобы посмотреть, что произойдёт. Она разлетелась в клочья.

Только после того, как я притворилась, что меня вот-вот вырвет, с прикрыванием рта и беготней в туалет, я убедила медсестру подписать пропуск, чтобы меня отпустили домой.

И только после того, как я получила пропуск, вспомнила, что у меня больше нет машины.

Поэтому, вдобавок ко всему остальному, мне пришлось идти домой пешком. На улице было минус пять и на земле лежал снег, но я должна была пробираться через сугробы в ботильонах и платье-рубашке.

Ник Старк был прав. Я была нелепо одета.

Я запихнула пропуск в рюкзак и уже собиралась выйти из здания, когда услышала.

— Эмили!

Я обернулась и увидела Мэйси Голдман, идущую ко мне. Я хотела просто проигнорировать её или, возможно, дёрнуть за волосы, но какая-то извращённая часть меня хотела услышать, что она скажет.

— Послушай, – она подбежала ко мне, задыхаясь, и сказала: — Я просто хочу, чтобы ты знала, что Джош не лжёт. Мы собирались выпить кофе, просто разговаривали в его машине, и это я наклонилась и поцеловала его. Между нами ничего нет.

Я пожалела, что выслушала её, потому что вблизи она была ещё красивее, чем на расстоянии.

— Это всё я, – сказала она. — Он не сделал ничего плохого.

— Так, – я почувствовала неожиданное оцепенение, когда она нервно посмотрела на меня, — он тебе до сих пор нравится?

Это заставило её выглядеть очень смущённой. Она сжала губы прежде чем сказать:

— Ну, я хочу сказать…

— Забудь об этом, – я покачала головой, внезапно почувствовав себя измотанной всем этим. — Это не имеет значения.

— Имеет, потому что Джош…

— Я не могу сейчас с тобой говорить, – я развернулась и вышла из здания.

Я хотела любви, которая была бы лучше, чем любовь моих родителей, чего-то, что было бы построено на века. А не закончилось бы тем, что соседи вызвали полицию, когда моя мама отломила голову статуи Купидона и бросила её в моего папу. Но сейчас я чувствую, что моё сердце так же разбито, как в тот ужасный день.

Я поплелась домой, пытаясь взять себя в руки, пока зимний ветер хлестал меня в лицо. Слава Богу, что папа жил в соседнем районе, ещё немного и обморожение могло стать ещё одним сюрпризом, который я могла бы добавить к этому знаменательному Дню Святого Валентина.

У меня зазвонил телефон, и я хотела закричать, когда увидела, что это снова мой босс. Я всегда помогала ему, в отличие от других, поэтому он всегда звонил мне, потому что знал, что я не умею говорить «нет». Я не стала отвечать.

Наконец-то добравшись до дома, я была удивлена, увидев папину машину на подъездной дорожке. Обычно в это время он был на работе.

Я открыла входную дверь и зашла в гостиную. — Эй? Папа?

Он выглянул за стены кабинета. — Привет, выскочка, почему ты дома?

— Мне стало плохо.

— Ты в порядке?

Я кивнула, хотя мне была совсем не в порядке. Сегодняшний день должен был быть началом чего-то нового. В кои-то веки, место того, чтобы печально отмечать годовщину распада моей семьи на две отдельные ячейки, я должна была почувствовать порыв и сказать те самые три слова. Я выполнила задание: нашла идеального парня, и сегодняшний день был предназначен для любви.

Однако теперь казалось, что я закончу день, так и не сказав или не услышав этих трёх слов. Я, вероятно, закончу его с болью в животе, погребённой под грудой обёрток от Сникерсов.

Возможно, мне нужно взять свой ежедневник и добавить это в список дел.

— Что ж, на самом деле я рад, что ты здесь, потому что я хочу поговорить с тобой кое о чём, прежде чем мальчики вернуться домой.

— Ладно...?

— Садись, – он жестом пригласил меня пройти в кабинет, и когда я зашла, он опустился на любимый диван и похлопал по месту возле себя. — Я даже не знаю, как это сказать.

Сколько раз один человек может услышать это за день?

— Просто скажи это, – я плюхнулась рядом с ним, зажмурилась и представила, как Джош целует её. Мэйси Голдман. — Насколько это может быть плохо?

Он выдохнул. — Мне предложили повышение, но для этого нужно переехать в Хьюстон.

Мои глаза распахнулись. — Техас?

— Техас.

— Ого, ничего себе. – Это было в пятнадцати часах езды от Омахи. Прежде чем я смогла сказать что-нибудь ещё, он добавил.

— После долгих раздумий я решил согласиться на эту работу.

Его слова были ударом под дых. Как же его опека пятьдесят на пятьдесят должна была работать на другом конце страны? Я сделала дрожащий вдох и спросила: — Ты согласился?

— Да, – он широко, искренне улыбнулся, словно был в восторге от этой новости и совсем не волновался, что я не разделяю его бурного энтузиазма. — Это прекрасная возможность, и ты знаешь, что вся семья Лизы из Галвестона, так что было бы не плохо, если бы мальчики были поближе к своим бабушке и дедушке. Скоро ты уедешь в колледж, так что на самом деле это не сильно повлияет на тебя.

— Полтора года. Через полтора года я уеду в колледж, – я прочистила горло и зарылась немного глубже в диван, стараясь не звучать эмоционально, когда спросила: — Когда вы переезжаете?

— В следующем месяце. Но мы с твоей мамой об этом говорили, и мы оба считаем, что раз тебе шестнадцать, ты достаточно взрослая, чтобы решать, чем хочешь заниматься.

У меня голова шла кругом. — Что ты имеешь в виду?

— Ну, поскольку ты заканчиваешь школу в следующем году, я уверен, что ты не хочешь переезжать и идти в новую школу. Мы обсудили это, и без споров, – я знаю, удивительно, да? – и пришли к решению, что ты можешь остаться здесь с ней, пока не пойдёшь в колледж, если ты этого хочешь.

— А какой у меня есть другой вариант?

Он выглядел удивлённым моим вопросом, вероятно, потому, что знал, как мне нравится Джош, мои друзья и школа.

— Ну, – начал он, проводя рукой по макушке. — Ты, конечно, можешь переехать с нами на юг. Я просто предположил, что это не то, что ты выберешь.

Я быстро моргнула и почувствовала, словно волны накрывают меня и мне стало трудно дышать. Мой папа и его идеальная новая семья переезжали в Техас. И он без колебаний оставляет меня здесь.

Как он вообще мог подумать о переезде через всю страну без меня? В его защиту скажу, что отношения между моими родителями и мной были настолько дисфункциональными, что он, вероятно, даже не догадывался, как много он для меня значил.

Я всегда была хорошим ребёнком, таким, о котором родителям не нужно было беспокоиться. Домашняя работа всегда была выполнена, я никогда не перечила, всегда следовала правилам и с радостью соглашалась с тем, чего хотели все остальные. В обычной нуклеарной семье такими вещами родители могли бы гордиться, верно?

Но в такой семье, как моя, это делало меня незаметной.

Мой отец после развода обзавёлся новым домом, новой женой и двумя детьми – новой полноценной жизнью. А у моей мамы после развода появился новый дом, новый муж, мопс, которого она лелеяла как ребёнка и новая блестящая карьера, которая была более хлопотной, чем настоящий человеческий ребёнок. Поэтому мне оставалось играть несчастливую роль остатков от их предыдущего брака, которые просто сновали туда-сюда между домами, появляясь в назначенные судом дни и каким-то образом удивлять их своим присутствием.

Я не могу сосчитать, сколько раз я входила в один из их домов только для того, чтобы услышать, как кто-то из них говорит: «О, я думала/думал, что ты сегодня у папы/мамы». Я также не могу сосчитать, сколько родительских собраний и визитов к стоматологу были пропущены из-за того, что каждый из них предполагал, что меня отвезёт другой. Или сколько раз я ночевала у бабушки, не сказав никому из них, и никто даже не позвонил, чтобы узнать, где я.

Я была настолько хороша, что моим родителям не надо было за меня волноваться.

И они не волновались.

Вообще.

При этом они оба были далеко не равны. Моя мама была трудоголиком с большой буквы. Она постоянно работала, и, казалось, считала, что её главная роль как мамы заключалась в том, чтобы была такой же. Мой папа, с другой стороны, был весёлым, спокойным и мило заботился обо мне, когда не отвлекался на свою прекрасную новую жизнь. Когда мы были вместе, мы были всё тем же сплочённым дуэтом отца и дочери, каким были всегда. Я обожала своего отца.

Он просто иногда забывал обо мне, если я не стояла прямо перед ним.

Он внимательно смотрел на меня, явно ожидая моего ответа. Хотела ли какая-то крошечная часть его, чтобы я поехала с ним? Или какая-то крошечная часть его хотела, чтобы я НЕ поехала с ним?

Я пожала плечами и попыталась улыбнуться.

— Мне нужно немного подумать над этим.

Он кивнул в знак согласия и перевёл разговор на мою разбитую машину. Он увидел моё сообщение за обедом, но к тому времени было уже слишком поздно звонить мне. И я выслушала его лекцию о том, что надо быть внимательной и не ехать слишком близко, но всё, о чём я могла думать – это о том, что мне придётся каждый день запоминать, как это звучит, когда папа приходит домой, чтобы не забыть.

Всё, о чём я могла думать, это о том, что он был абсолютно не против оставить меня. С женщиной, с которой он развёлся и той, с которой по его словам «невозможно жить».

Я поднялась в свою комнату и позвонила бабушке.

— Привееет.

— Привет, бабушка. – Я всхлипнула и попыталась держать всё в себе. Мне казалось, что если я дам волю слезам хотя бы на секунду, то больше никогда не смогу остановиться. — Я, гм, мне нужно заглянуть к тебе. Ты можешь забрать меня?

— Ты в школе?

— Нет, – я выглянула в окно и заметила, что солнце скрылось за облаками, и небо стало тёмно-серым. — Медсестра отправила меня домой. Я у папы.

— Ты заболела? – спросила она.

Я обхватила себя руками. — Нет. Я увидела, как Джош целовался с другой и притворилась, что у меня рвота. Мне нужно было убраться оттуда.

— Этот маленький засранец. Выезжаю.

Двенадцать минут спустя моя бабушка въехала на подъездную дорожку на своём «Мустанге» 69-го года. Я знала, что это она, даже не глядя, потому что её любимая убитая машина грохотала, как моторный зверь. Я сбежала вниз по лестнице.