Признание №5
Моя бабушка научила меня буксовать на её машине, когда мне было четырнадцать.
— Суп будет готов через двадцать минут.
— Звучит неплохо. – Я лежала на продавленном бархатном диване, окутанная грустью и запахом супа, и пялилась в телевизор. — Спасибо.
— Ты же знаешь, дорогая, – сказала бабушка, неся через комнату вязаный плед и накрывая им мои ноги, — что ты достойна большего, чем думает Джош или любой другой парень.
— Знаю. – Но это было не так. Мне не хотелось слышать приятные слова, когда реальность была такова, что я была недостаточно хороша для Джоша.
Он написал мне пять раз с тех пор, как я ушла из школы:
Джош: Мы можем поговорить?
Джош: Ты ушла?
Джош: Встретимся у моего шкафчика после уроков, пожалуйста?
Джош: Собираюсь идти в библиотеку, но я не сделал ничего плохого, Эм. Это несправедливо.
Джош: А сейчас злюсь я. Позвони мне.
Я была слишком разбита, чтобы формулировать слова и предложения в ответ на его расспросы. Каждый раз, когда я пыталась – а я пыталась каждые пять минут или около того, – всё заканчивалось тем, что я плакала и представляла, как он целует Мэйси.
— Иногда я не понимаю, почему ты не открываешь рот и не произносишь слова, которые вертятся у тебя на языке, – сказала моя бабушка, идя на кухню и выключая плиту. — Я имею привилегию слышать, как ты выпускаешь свой гнев. Другие тоже должны. Ты не та угождающая всем мышка, за которую ты себя выдаёшь. Сожги несколько городов своей яростью! – Её речь прерывалась агрессивным помешиванием супа.
— Что ты хочешь, чтобы я делала, бабушка? Чтоб я на людей срывалась?
— Немного, да, – она посмотрела на меня через плечо и сказала: — Прекрати беспокоиться о том, чтобы сделать всех остальных счастливыми.
— Я не так хороша в этом, как ты. – Бабушка Макс была свирепой и совершенно не умела проигрывать в споре. — Проще сказать то, что хотят услышать люди.
Она достала из шкафа две тарелки и принялась наполнять их супом.
— Но разве это не съедает тебя изнутри?
Я пожала плечами. Мои внутренности были истерзаны, независимо от того, как они стали такими. Я представила себе Джоша и почувствовала, как на сердце в буквальном смысле становиться тяжелее. Потому что, если он мне не пара, то что я знала о любви... или о чём-то другом? Прошло несколько часов с тех пор, как я ушла из школы, и мне казалось, что я должна найти какой-то план на будущее, но вместо этого я чувствовала только пустоту.
Я бросила плед на диван, подошла к столу и села рядом с бабушкой, размышляя о новом ужасном решении, которое мне предстояло принять. Я сотни раз сидела с ней за этим столом. Неужели я действительно могу оставить её и уехать в Техас? Она сказала, что она будет не против, если я решу уехать, но уеду ли я? Моя бабушка была одной из моих лучших подруг, и единственной, кому я была готова рассказать о Техасе. Хотела бы я сказать, что волнуюсь о том, как моя овдовевшая бабушка выживет без моего присутствия, но в действительности всё было наоборот.
Она съела ложку супа. — Перец!
— Что?
Она подошла к плите и принялась возиться с бульоном. — Я отвлеклась и забыла добавить перца. Возьми немного и посыпь себе в тарелку перед тем, как есть.
— Я уверена, что...
— Не ленись. Возьми перечницу в серванте и как следует приправь свой суп.
Я подошла к шкафу и вытащила оттуда перечницу в виде полосатой кошечки.
— Сомневаюсь, что перец сильно повлияет на вкус.
— Замолчи и приправь.
Я посыпала суп, села и поднесла ложку ко рту. Но вместо того, чтобы отведать бабушкину вкуснятину, мой рот мгновенно загорелся. В очень плохом смысле.
— Ааа! – Я почувствовала, как шок прошёл по всему телу. Моя ложка упала на пол, и я схватила стакан молока, который она поставила рядом с моей тарелкой. Я выпила всё до последней капли, но во рту всё ещё горело. Я подбежала к кухонной раковине и подставила губы под кран, включила его и проглотила каждую мокрую, охлаждающую каплю, которую могла получить.
— Господи, Эмили, что на тебя нашло? Ты переперчила свой суп?
Я вытерла губы тыльной стороной ладони. Во рту всё ещё пылало, но уже не было ощущения, что слюна разъедает зубы. — Я не знаю, что в этой перечнице, бабушка, но это явно не перец. У меня во рту всё ещё огненный привкус, а я толком ложку в рот не взяла.
— О, Боже, – глаза бабушки Макс сузились. — Ты взяла полосатую перечницу?
— На ней буква «П».
В её глазах появился огонёк, хотя она не улыбалась. — Эта ужасная перечница была свадебным подарком от моей свекрови. Она стояла в моём шкафу с тех пор, как я получила его пятьдесят лет назад. Я даже не знала, что в ней что-то было.
— Ты хочешь сказать, что я съела то, что было в перечнице, когда прабабушка Леона купила его? Полвека назад?
Она закашлялась от смеха.
— Что если то были гранулы кремнезема с надписью «Не ешьте»?
Бабушка подошла к столу и высыпала немного на ладонь. — Нет, – она подняла руку и понюхала. — Похоже, это перец, просто очень старый перец.
— Перец пятидесятилетней давности. Идеально. – Привкус во рту был похож на дно мусорного бака. — Ну всё. Я иду спать.
— Но сейчас только семь вечера.
— Я знаю, но мне кажется, что каждая минута бодрствования в этот кошмарный день, представляет опасность для моей жизни. На данный момент этот День Святого Валентина разбил мою машину, лишил меня стипендии, украл моего парня, увёз моего отца далеко отсюда и, возможно, отравил меня. Я собираюсь почитать перед сном, пока всё не стало ещё хуже.
— Я считаю маловероятным, что всё может стать ещё хуже.
— Правда? – Я подошла к шкафу с бельём и взяла прозрачный пакет с постельным бельём, которое бабушка всегда хранит чистым для моих ночёвок. — Но я перестрахуюсь на всякий случай.