Глава 16

“Когда понимаешь, что хочешь провести с человеком остаток своей жизни, то хочешь, чтобы это время началось как можно скорее.”

— Когда Гарри встретил Салли

Я лежала на диване как куча, всё ещё в своём выпускном платье, но завёрнутая в одеяло. Я просто упала на диван, когда вошла в дом, и бездумно смотрела «Вам письмо» в темноте, стараясь не думать о том, что происходит между Уэсом и Алекс.

Кэтлин Келли говорила о песне Джони Митчелла «River», и я прочувствовала каждую меланхоличную ноту этого шедевра.

I’m selfish and I’m sad

Now I’ve gone and lost the best baby…

— Лиз? – Проходя из кухни в гостиную Хелена остановилась, увидев меня, и прижала руку к груди. — Боже, ты напугала меня до смерти.

— Прости.

Она заправила волосы за уши, под мышкой у неё была банка «Принглс».

— Ничего страшного. Почему ты сидишь в темноте?

Я пожала плечами.

— Лень включать свет.

— Понятно. – Она прочистила горло и засунула руки в карман своей толстовки, где я увидела две банки содовой. — А бал?

Я махнула рукой. — Всё было прекрасно.

Она выглядела так, будто хотела спросить об этом, но потом сказала: — Ну, тогда ладно. Я оставлю тебя наедине с твоим фильмом. Спокойной ночи.

Обычно я проявляла защитную реакцию, когда она спрашивала о чём-то в моей жизни, но сейчас я чувствовал себя опустошённой, когда она не спрашивала. Мне было стыдно за то, как я вела себя на кладбище, и, если быть честной с самой собой, мне её сегодня не хватало.

Я этого не заслуживала, но хотела, чтобы она осталась со мной. Я немного побаивалась спросить, опасаясь отказа, который я безоговорочно заслуживала, но когда она уже почти дошла до лестницы, я выпалила: — Хочешь посмотреть его со мной?

Я услышал, как её шаги затихли, прежде чем она вернулась в комнату.

— Божечки, да. Я обожаю этот фильм. Слава Иисусу за спасителей – Мег Райан и Тома Хэнкса.

— Я думала, ты ненавидишь ромкомы.

— Я ненавижу пошлые, нереалистичные романтические фильмы. Но букеты из отточенных карандашей? (прим. пер. цитата из фильма звучит так: «Я бы прислал Вам букет отточенных карандашей, если бы знал ваш адрес») – Она плюхнулась рядом со мной и уселась, скрестив ноги, снимая крышку «Принглс». — Тише, сердце.

Мы смотрели ещё несколько минут, прежде чем она сказала:

— Итак, выпускной.

— Ах, выпускной. – Я закинула ноги на журнальный столик и взяла чипсы. — Выпускной был похож на то, словно твою самую большую ошибку красиво нарядили и выставили перед тобой с кем-то другим.

— По-английски, пожалуйста. Я не понимаю, какое отношение эта тарабарщина имеет к симпатичному мистеру Майклу.

Я вздохнула.

— Не имеет. Это... я не знаю, просто забудь об этом. Я не хочу больше об этом думать.

— Забыла. – Она надкусила чипсу и сказала, указывая на телевизор: — Это лучший любовный треугольник.

— Эм, это скорее любовный квадрат, если это вообще любовная форма. – Я дожевала «Принглс» и сказала: — Они просто четвёрка, которая распадается сама по себе. Никому из них не приходится выбирать между другими.

— Я не говорю о двух парах. – Хелена достала из кармана содовую, протянула мне одну и открыла свою. Она отхлебнула из банки и сказала: — Я говорю о треугольнике между Кэтлин, её представлением о том, кто такой NY152 в Сети, и Джо Фоксом.

— Подожди… что?

— Подумай об этом. Она находит его личность в сети очаровательной. Ей нравится, что он знает о «залечь на матрас»38. Она завидует его способности к словесной расправе. – Она наклонилась вперёд и поставила свою банку на стол. — Идея этого человека прекрасна, но на практике она считает словесную расправу Джо Фокса подлостью, и когда он залегает на матрас и выводит её из бизнеса, она его ненавидит.

Я моргнула и открыла рот.

— Святое дерьмо – ты права.

— Я знаю. – Она усмехнулась и отвесила небольшой полупоклон. — Иногда мы настолько зацикливаемся на своём представлении о том, чего, как нам кажется, мы хотим, что упускаем из виду удивительность того, что мы могли бы иметь на самом деле.

Она говорила о фильме, но я чувствовала себя увиденной. Уэс был прав в одном, когда говорил о моих проблемах с мамой. Это не было намеренно, но я жила так, словно я была одним из её персонажей, как будто я пыталась играть те роли, которые, как я думала, она написала бы для меня.

Я оттолкнула его и пошла за «хорошим парнем», когда на самом деле мир состоял не только из серьёзных, надёжных людей и игроков с сомнительными намерениями. Были и такие, как Уэс: парни, которые разорвали шаблон и разрушили оба этих стереотипа.

Он был намного лучше, чем Марк Дарси или Дэниел Кливер (прим. пер.: муж. персонажи «Дневник Бриджит Джонс»).

А ещё были такие, как Хелена – умные, непочтительные женщины, которые понятия не имели, как играть на пианино или ухаживать за розарием, но они всегда были рядом, просто ждали, когда ты поймёшь, что нуждаешься в них.

— Типа, – сказала Хелена, — она чуть не оставила мистера 152 пятна – ты можешь себе представить?

— Хелена. – Я быстро заморгала, но взгляд всё ещё был замутнён. Мой голос звучал сдавленно, когда я сказала: — Мне так жаль за то, что я сказала тебе недавно. За всё. Я не хочу упустить то, что у нас могло бы быть. Я не говорила всерьёз, когда сказала, чтобы ты оставила меня в покое.

— Ох. – Её глаза немного расширились, и она наклонила голову. — Всё нормально.

— Нет, это не так.

Она обняла меня и шмыгнула носом.

— Просто знай, что я не хочу занять место твоей мамы. Я только хочу быть рядом с тобой.

Я закрыла глаза и почувствовал что-то, позволив ей обнять меня.

Я почувствовала себя любимой.

И в тот момент я поняла, что моя мама хотела бы этого. Очень сильно. Она хотела бы – превыше всего на свете – чтобы я была любима.

— Я тоже этого хочу, Хелена.

Мы обе шмыгнули носом, что заставило нас рассмеяться. Момент угас, и мы вернулись на свои места, бок о бок на диване. Пока она уплетала чипсы и пачкала крошками свою испачканную толстовку, я решила, что рада, что она так отличается от моей мамы. Было хорошо, что границы между ними никогда не стирались.

Я прочистила горло.

— Как ты думаешь, ничего, если я буду называть тебя мачехой?

— При условии, что ты не будешь добавлять «злая» в качестве приставки.

— Хотя зачем ещё мне это говорить? Ты должна признать, что это влиятельный титул.

— Полагаю, что да. А я люблю власть.

— Видишь? Я так и знала. – Я взглянула на раздвижную стеклянную дверь у кухни, и мои мысли переместились к Секретной зоне. Я повернулась к Хелене на диване и сказала: — Итак, выпускной. В общем, суть в том, что я пошла не с тем парнем.

— Ты идёшь с моей содовой? – Я услышала, как мой папа сбегает по лестнице, прежде чем он, улыбаясь, вошёл в комнату в дешёвых пижамных штанах и футболке. Потом он обеспокоенно посмотрел на меня и сказал: — Эй, милая, я не знал, что ты уже дома.

— Ага… я недавно вернулась.

Хелена указала на моего отца и посмотрела на меня, прежде чем сказать ему:

— Тсс… она собиралась рассказать мне о выпускном.

— Притворись, что меня здесь нет. – Мой папа уселся на небольшое пространство между Хеленой и подлокотником дивана и сделал глоток её содовой.

Я закатила глаза и рассказала им о Лэйни и осознании того, что меня не интересует парень, которого, как я думала, послала мне судьба. Потом мне пришлось рассказать им, какой ужасной я была по отношению к Уэсу после нашего поцелуя (только я сказала «свидания», чтобы папа не сошёл с ума), просто чтобы они поняли, как сильно я всё испортила. Я представила лицо Уэса на балу, когда он сверлил меня взглядом, и сказала:

— Теперь уже слишком поздно. Он с девушкой, которая обожает его и не относится к нему как к дерьму. Зачем ему возвращаться обратно?

Они выслушали всё это, прежде чем мой отец улыбнулся мне, как будто я была невероятно глупа.

— Потому что ты – это ты, Лиз.

— Я не знаю, что...

— О, так ты не знаешь, да? – Хелена отряхнула перед толстовки и сказала: — Этот мальчик запал на тебя с тех пор, как вы были маленькими детьми.

— Нет, не запал. – От её слов внутри меня зародилась надежда, хотя я знала, что она ошибается. — Ему нравилось издеваться надо мной с тех пор, как мы были маленькими детьми.

— Оу, ты так ошибаешься. Скажи ей, милый. – Хелена подтолкнула папу локтем. — Расскажи ей о пианино.

Папа обнял Хелену и закинул ноги на журнальный столик.

— Ты когда-нибудь знала, Лиз, что Уэс обычно сидел на заднем крыльце и слушал, как ты играешь на пианино? Мы делали вид, что не замечаем его, но он всегда был там. И мы говорим о тех временах, когда он был маленькой занозой в заднице, а ты ужасно играла на пианино.

— Не может быть. – Я пыталась вспомнить, сколько нам было лет, когда пианино стояло в дальней комнате. — Он там сидел?

— Сидел. И ты и правда думаешь, что его волновало то место на парковке, за которое вы, ребята, боролись весь прошлый год?

— Ему определённо было не всё равно. Всё ещё не всё равно. Именно поэтому он согласился помочь мне.

Я подумала о том дождливом дне в его гостиной, когда я впервые предложила этот план. В тот день, когда мне пришлось умолять его впустить меня, он казался незнакомцем. Печенье с молоком, колеса Уэса – казалось, что это было целую вечность назад.

— Лиз. – Улыбка Хелены была неприлично широкой. — Его мама разрешает ему парковаться за её машиной. Он всегда заезжал на свою подъездную дорожку, но потом ни с того ни с сего, как раз в то время, когда у тебя появилась своя машина, он начал парковаться на улице.

У меня отвисла челюсть. — О чём ты говоришь?

Она шлёпнула меня по руке и сказала: — А я ничего и не говорю, кроме того, что думаю, что он гнался за этим местом, потому что ему нужен был повод поговорить с тобой. Дальше ты уже сама.

Такое возможно? В каком-то смысле в это невозможно было поверить, потому что он был не из моей лиги. Он был популярным, спортивным и до смешного сексуальным. Я должна была поверить, что он запал на меня ещё до того, как я поняла, какой он на самом деле? Что я ему нравлюсь уже очень давно? Я запустила пальцы в волосы и слегка потянула.