Аллахяр скакал и прислушивался: погони как будто нет. Тогда не веря, что опасность миновала, он придержал коня и оглянулся. Темные силуэты на вершине холма отсюда были видны еще яснее и четче. Это были всего-навсего надгробные камни старого кладбища. Теперь можно было перевести дыхание. Аллахяр вытащил платок и вытер холодный пот, выступивший на лбу.

Показались огни села. Кажется, и Гнедой тоже успокоился. Если раньше он фыркал и останавливался при виде всякого подозрительного камня, то теперь не обращал внимания даже на лисиц со сверкающими глазами, то и дело перебегающих дорогу.

Из-за холма выплыла в небо полная яркая луна. Холодное сияние залило землю. Побелели воды Куры вдали. Еще громче заквакали лягушки.

Услышав хриплый лай собак, Аллахяр совсем успокоился. Он погладил рукой шею лошади и почувствовал, что Гнедой весь в поту. "Еще немного такой скачки и совсем бы загнал коня", - подумал он и, натянув удила, заставил Гнедого идти еще тише, медленнее.

Наконец залаяли и его, Аллахяра, собаки. Он подъехал к воротам. Слуга, как видно, еще по далекому лаю собак, когда они начали тявкать на краю села, догадался, что возвращается хозяин. Теперь он быстро открыл ворота. Собаки, узнав хозяина, окружили, прыгали вокруг коня, а потом стали лизать ноги Аллахяру.

Он спокойно спешился. Повернув затвор, вынул патрон из винтовки. Снял хурджин и, не глядя на слугу, который, напротив, во все глаза следил за каждым движением хозяина, приказал:

- Поводи коня по двору. Он потный.

Аллахяр вел себя так, словно ничего не случилось. Тяжелыми шагами он поднялся по лестнице на веранду. Поздоровавшись с матерью, которая, должно быть, каждую минуту ждала его возвращения, прошел в дом.

Бедная женщина все эти дни только и думала о том, что она скажет сыну. Она вошла в дом вслед за ним. Аллахяр бросил хурджин на тахту, поставил винтовку в угол, снял с себя патронташ. Отстранив мать, сам начал снимать сапоги. Он снимал их, хромовые, плотно облегающие икры, упирая носок правой ноги о пятку левой, потом, словно не имея представления о случившемся, обвел глазами комнату и спросил:

- Где же Мелек? Позови ее. Разве не ее дело снимать с меня сапоги?

Мать не ответила. Она изучающе глядела на сына.

"Кажется, сынок-то не знает ни о чем. Что мне теперь делать? Как такой камень обрушить на его голову? Может, ничего и не говорить? Пусть поспит спокойно, а завтра и без меня все узнает. К тому же говорят, что утреннее зло лучше вечернего добра".

- Откуда мне знать, куда она снова запропастилась, спит где-нибудь. Дай-ка сниму сама.

Аллахяр не согласился. Кое-как он стянул с себя оба сапога.

- Ты не голоден? Да развею я все твои горести. Скажи, чего хочет твое сердце, я принесу.

- Ничего не надо. Скажи мне, где твоя невестка?

- Откуда мне знать.

- Сколько дней, как она пропала?

Теперь мать поняла, что Аллахяр знает все. Наверно, из-за этого он так поздно выехал в дорогу и прискакал в село темной ночью.

- На другой день после твоего отъезда пропала она.

- И никаких не осталось следов?

- Откуда знать мне, сынок. Под вечер она взяла кувшин и пошла по воду. Стемнело, а ее все нет. Пригнали скотину с пастбища, все разошлись по домам, я накормила коров, собак, а она так и не вернулась. Намаялась я в ту ночь. Не спала, все выходила на веранду, глядела, ждала.

Рано утром послала слугу на берег Куры. Он нашел кувшин и принес его. Вот и все.

Наступило молчание. Совсем рядом, должно быть в расщелине рядом с дымоходом, пронзительно застрекотал сверчок. Лампа замигала, вот-вот погаснет. Аллахяру стало не по себе.

- Может, она вернулась в дом дяди, пропади она пропадом!

- Ей-богу, не знаю. Можно только гадать. А ты, пусть не погаснет никогда твой очаг, не мог возвратиться пораньше? Осталась я в доме одна, выйти не могу ни к родственникам, ни к соседям. Это же не такое горе, которое можно открыть людям!

Женщина, увидев, что сын помрачнел, спохватилась, замолчала.

- Ладно, ложись, спи. Завтра все разузнаем. Постели мне постель.

Аллахяр только казался спокойным, на самом же деле не уснул до утра. Уставившись глазами в потолок, он думал о происшедшем. От подушки под головой исходил знакомый запах. Это был запах Мелек. Он не мог забыть и спутать его. Так пахли ее волосы, ее шея, ее грудь. Этот запах напоминал чем-то запах гвоздики. Честно говоря, Аллахяр и привязался-то к Мелек больше, чем к другим своим женам, именно из-за этого запаха. Эта молодая женщина никогда не употребляла румян, никогда не мылась розовой водой, а между тем ее тело пахло так, что Аллахяр пьянел от него в самые тяжелые минуты жизни. Вся постель пахла Мелек. Раньше Аллахяр не обращал на это никакого внимания. Но сейчас, когда жена, ничего не сказав, бесследно исчезла, оставив на память о себе один только запах, этот запах показался родным. Он не давал покоя. Аллахяру чудилось, что Мелек лежит рядом с ним. Они лежат вместе. Ее волосы щекочут его лицо.

Человек часто спохватывается уже после того, как упустит из рук драгоценную вещь, не оценив ее, пока было можно.

Теперь Аллахяр был точь-в-точь в таком положении. Впервые в жизни он почувствовал тоску по родному человеку. Как было бы прекрасно, если бы Мелек в эту минуту оказалась рядом с ним. Они положили бы головы на одну подушку. Разве Аллахяр не погладил бы ее волосы, не поцеловал бы ее и не вдыхал бы, уткнувшись в ее грудь, этот сладчайший, этот проклятый запах.

Всю ночь Аллахяр ворочался с боку на бок. Он не узнавал себя. Что с ним случилось? Откуда взялось в его душе чуждое ему до сих пор непонятное чувство? Почему он дрожит? Разве мало он обнимал Мелек? Разве мало слез он заставил ее пролить? Разве мало он ее бил? И разве не он еще недавно там, в городе, узнав об исчезновении жены, грязно выругался и, сжав зубы, сказал: "Пусть попадет мне в руки, изрежу на куски". Больше того, разве не он какой-нибудь час назад всю эту долгую дорогу ругал и проклинал Мелек. Так что же с ним вдруг случилось? Может, он ее любит? Может, чувства, до сих пор дремавшие в глубине души, проснулись и, как напуганный табун лошадей, помчались, все сминая на своем пути?

Аллахяр ничего не понимал. Лежа в темноте, он мысленно искал свою жену. То он находил ее у дяди и приводил домой в целости и сохранности, то вытаскивал ее из Куры. Вокруг было тихо. Звенело в ушах. Временами трещал сверчок в расщелине рядом с дымоходом.

Рано утром, отправив своего слугу к дяде Мелек, Аллахяр сел на коня и спустился к берегу Куры. Как бы равнодушным взглядом осматривал он подножия обрывов, вглядывался в густые заросли кустарника. Тронув коня, он поехал вниз по течению реки. Каждый маленький островок, каждый камень, каждый темный предмет, в особенности на границе воды и земли, заставлял его вздрагивать и напрягать внимание. Он поглядывал и на птиц, кружившихся вдалеке, боялся, не собрались ли в стаю, не нашли ли себе добычу черные вороны.

Пока Аллахяр никому ничего не хотел говорить. Для того чтобы откинуть тайные подозрения, он решил сам проверить берега Куры. Временами он отгонял мысли о смерти жены, не верил в то, что она погибла. Вот под вечер вернется слуга и скажет, что Мелек находится у дяди. Но почему она так тайно ушла? Не сказала даже моей матери? А если ушла, то почему не возвращается? Может, у нее помутился разум и она убежала куда глаза глядят? А может, все же правда бросилась в воду? А может, не бросилась, но поскользнулась или оступилась? Но она ведь умеет плавать. Кроме того, если бы ее унесла вода, то та же самая вода давно бы прибила ее снова к берегу.

Аллахяр остановил коня около ребятишек, купавшихся у бережка и копошившихся в песке. Он порасспрашивал их о том о сем, но только, конечно, не о главном. Он думал, что если бы мальчишки видели проплывший мимо труп, то обязательно сами рассказали бы об этом.

До вечера он решил искать только на этом берегу. "Если слуга не принесет никакой вести, завтра перейду на тот берег" - так подумал Аллахяр, все дальше удаляясь от дома вслед за быстротекущей водой.