— Вот так-то лучше, — папа откручивает крышку и передаёт ей флягу с водой, затем наблюдает, как она пьёт, и жестом побуждает продолжать. — Побольше, Элин.
Она закатывает глаза и пьёт ещё. Опустив бутылку, мама вытирает рот и вздыхает.
— Что ж. Ваш отец готов к этому походу, но этот протез — нет. И я начинаю уставать. Готов возвращаться, Алекс?
Папа улыбается.
— Конечно, милая. Кто-нибудь ещё готов пойти с нами?
Аксель отрывает взгляд от листвы деревьев, на которую он молча смотрел.
— Да, я с вами.
— Я тоже, — отзывается Рен, держа рукой телефон в кармане. — У меня не ловит связь, и это заставляет меня нервничать. Хочу вернуться к Фрэнки.
Мама посылает всем нам воздушный поцелуй.
— Я люблю каждого из вас. Будьте осторожны, — говорит она всем нам, затем они с папой разворачиваются и начинают спускаться.
Когда они все уходят, Уилла поворачивается и говорит:
— Ладно, давайте пошевеливаться. Это весело и всё такое, но пляж так и манит меня.
Райдер протягивает руку, и она берёт его ладонь.
— Пошли, Солнце.
Когда я поворачиваюсь, чтобы тоже присоединиться, моя нога скользит. Прежде чем я успеваю взвизгнуть или схватиться за верёвку для опоры, руки Эйдена оказываются на моей талии, крепко сжимая меня и поддерживая.
— Всё нормально? — тихо спрашивает он.
Жар от его крепкой хватки опаляет мою кожу. Я сипло сглатываю.
— Д-да.
Зигги проносится мимо нас, Оливер и Вигго следуют за ней, как обычно пререкаясь из-за чего-то.
Я страдаю на острие томления. Потому что шарады затянулись на долгие часы, и все мы были немного навеселе. Потом мы с Эйденом сонно почистили зубы, и заснули, целуясь и обнимаясь в постели. А потом я проснулась, ожидая продолжить с того же места, но нет, Райдер уже колотил во все двери и требовал вставать, чтобы не пришлось идти в поход по самой сильной жаре.
— Ты кажешься отвлечённой, — говорит он. — Что случилось?
— Ничего такого, что не исправит поход с моими братьями, — бормочу я.
Эйден откашливается в кулак.
— Поверить не могу, что мы вчера заснули.
— Вот именно! Нам сколько вообще лет?
— Ну, у тебя нет оправданий. А мне, однако, уже под сорок, — говорит он.
— Ой, я тебя умоляю. Тридцать шесть — это не под сорок.
— Я уверен, что математика — это моя стезя, Бергман, — он мягко шлёпает меня по заднице и проходит вперед, одаривая ослепительной улыбкой. — Тридцать шесть округляется до сорока.
Я трусцой догоняю его.
— Ненавижу, когда ты так делаешь.
Он наклоняется и понижает голос.
— Обычно твои трусики говорят об обратном.
— Эйден! — шиплю я, мотнув головой в сторону Зигги, которая идёт не так далеко от нас.
— Что? Я же тихо.
— Не настолько тихо.
Эйден внезапно дёргает меня за локоть и прижимает к дереву, влажная кора которого впивается мне в спину, а тёмная листва укромно укрывает нас пологом.
Его тёплые губы накрывают мои, твёрдые и голодные. Я провожу пальцами по его волосам, которые от гавайской влажности настолько вьются, что почти напоминают кудри. Он стонет и крепче прижимает меня к себе, когда я провожу ногтями по коже его головы, соединяя наши горячие потные тела.
— Мы от них отстанем, — бормочет Эйден.
— Это хорошо размеченный маршрут, — говорю я между поцелуями, привлекая его ещё ближе. — Мы остановимся у первого водопада. Всё будет нормально.
Ладони Эйдена зарываются в мои волосы, наши поцелуи становятся более горячими, замедляются, языки танцуют. Мои прикосновения бродят по его груди, опускаются к животу. Он дрожит и отстраняется, чтобы поцеловать меня в висок, затем в щёку. Его язык слизывает пот с моей кожи, и Эйден стонет, прижимаясь ко мне пахом. Ровно семь секунд отделяет меня от того, чтобы затащить нас за это дерево и послать нафиг все запреты доктора Дитрих.
— Ребят? — зовёт Вигго откуда-то спереди. — Идёте?
Эйден раздражённо прикусывает мою шею и стонет, после чего поворачивается обратно и награждает меня ещё одним крепким поцелуем.
Выйдя из-за дерева, мы быстро нагоняем Вигго, который очищает от кожуры очередную гуаву и вскидывает бровь.
— Не шалите, детишки?
— Надеюсь, ты подавишься, — бурчит Эйден, таща нас мимо него.
Вигго усмехается и идёт следом за мной, пока мы минуем поворот тропы.
Покалывающее ощущение поднимается по моему позвоночнику, когда мы выходим на новый участок тропы. Зигги прислоняется к дереву — длинные ноги скрещены в лодыжках, взгляд не отрывается от путеводителя.
— Где Уилла и Райдер? — спрашивает Эйден.
Зигги поднимает взгляд.
— Я не самым проницательным образом подмечаю человеческое поведение, но даже я поняла, что им хотелось немного побыть наедине. Я позволила им уйти вперёд.
Эйден широко улыбается и оборачивается ко мне.
— Видишь. Походы имеют для них сентиментальную ценность. Потому что ваш покорный слуга вмешался и направил их на путь истинный.
Я закатываю глаза.
— Я почти считала это терпимым, если бы ты не злорадствовал.
Его улыбка становится шире, и он смеётся, отчего столько воспоминаний о наших ранних годах проносятся в моём сознании — когда мы были молодыми, имели так мало, но почему-то были намного счастливее и ближе. Я стараюсь оттолкнуть тревоги о том времени, когда мы вернёмся домой, жизнь сделается занятой, и профессиональные требования потянут нас в разные стороны. Я стараюсь оставаться в здесь и сейчас, быть благодарной за то, что дала нам эта неделя. Потому что я знаю, что отъезд заставил нас посмотреть друг другу в глаза так, как мы никогда бы не посмотрели дома. И всё же часть меня боится, что возвращение домой пошатнёт то, что мы так робко начали, будучи изолированными от внешнего мира и его давления.
Словно чувствуя мои тревожные мысли, Эйден гладит большим пальцем мою ладонь.
— Смотри под ноги, Фрей, — нежно говорит он.
Когда я поднимаю взгляд и сосредотачиваюсь на тропе, я осознаю, что не хватает не только Уиллы и Райдера.
— Где Оливер?
Вигго выбрасывает шкурку от агавы и убирает в карман швейцарский нож, который прихватил из дома.
— Мм?
— Оливер, — натянуто повторяю я. — Ну такой, на двенадцать месяцев моложе тебя? Выглядит как ты, но со светлыми волосами и ещё сильнее склонный к озорству? Знакомо звучит?
— О, — буднично отзывается Вигго, оглядываясь по сторонам. — Я уверен, он впереди, донимает Уиллу и Райдера.
Зигги убирает путеводитель в карман и отталкивается от дерева.
— Он сказал, что ему надо пописать.
— Аа, — я осматриваюсь вокруг. — Но это не должно занять так много времени.
Эйден выпускает мою руку и прибавляет шагу.
— Я посмотрю впереди на тропе.
— Подожди, Эйден, — я трусцой бегу за ним, почему-то нервничая, но не зная, из-за чего именно. Я не хочу выпускать его из поля зрения.
Он оглядывается через плечо и хмурится.
— Фрейя, ты останься и присмотри за Зигги и Вигго.
— Зигги — справедливо, но Вигго — это 21 год проблем. Он сам о себе позаботится, — я поворачиваюсь и зову Зигги. — Пошли, Зигс.
Она начинает шагать более широко, окинув меня страдальческим взглядом.
— Да, матерь моя.
Я легонько дёргаю её длинную рыжую косу.
— Не дерзи. Мы в джунглях. И я о тебе забочусь.
Улыбаясь, она подстраивается под мой шаг.
— Ну, когда ты описываешь всё в таком свете.
Мы проходим по наклонному месту тропы, где она спускается с небольшого холма, затем поднимается с другой стороны, к слепому повороту на узком месте возле крутого утёса. Я держусь поближе к краю леса и тяну Зигги за собой, чтобы она безопасно шла подальше от края.
Наполовину поднявшись на холм, Эйден запинается и тихонько ругается себе под нос. Опустившись на колено, он завязывает развязавшийся шнурок.
— Идите вперёд, — говорит он. — Я следом.
Мы с Зигги взбегаем до вершины холма, пыхтим и сопим, минуя изгиб тропы, а потом оказываемся лицом к лицу с последним, что я когда-либо ожидала увидеть посреди гавайских джунглей: высокий мужчина в полном цирковом костюме, включая ужасную клоунскую гримасу.
Это пугает меня до усрачки.
Хором завизжав, мы резко вздрагиваем. Но если Зигги безопасно отшатывается к деревьям, куда я её направила, то я отшатываюсь к краю утеса и спотыкаюсь о корень.
И когда я отлетаю назад, меня окружает лишь ужасающий свист падения.