- Защита проходила в Большой Круглой аудитории. Так у нас ее называют. Там сиденья спускаются амфитеатром, и войти можно сверху, с четвертого этажа, и снизу, с третьего.
- Вы вошли сверху?
- Да. Потому что я опоздал и защита уже началась.
И еще потому, что ему не хотелось быть в первых рядах.
Рождественский достал сигареты, но, глянув на женщин, бросил пачку на стол:
- Защита уже началась. Я просидел до самого конца, Антон ни слова не сказал о Кротове. При мне. Потом я узнал, что он говорил о нем во вступительной части. Но в самом общем плане заслуг перед наукой... Оппоненты его хвалили, а отец произнес целый панегирик. Говорили о том, что диссертация вышла за рамки кандидатской и должна рассматриваться как докторская.
- Простите, а вам не хотелось встать и сказать правду?
- То есть не правду, а то, что казалось мне тогда правдой? Вы же знаете, что все было гораздо сложнее.
- Теперь знаю. Но вы-то еще не знали!
- Устраивать скандал я считал неприличным, - ответил Рождественский немного свысока. - Достаточно того, что мы скандалим в очередях. В конце концов, наука - это часть цивилизации, и не следует вносить туда базарные нравы...
- Спасибо, я вас понимаю.
Игорь чуть приподнял бровь, соображая, не ирония ли это.
- Более трудное решение ждало меня после защиты. Я был приглашен в ресторан. Я пошел туда и хочу объяснить свой поступок с точки зрения этической. Как вы помните, я сказал вам, что не пошел бы в ресторан, зная, что Тихомиров вор.
- Помню, - вздохнул Мазин. - Вы назвали это психологическим алиби.
- Не я, а вы, - поправил Рождественский.
- Верно, - согласился Мазин.
- Я сказал неправду, но считаю, что поступил правильно.
Он смотрел на Мазина в упор:
- Я говорил, что обнаружил тетрадку после смерти Тихомирова. Говорил, чтобы не впутывать ее... Инну. Я не хотел, чтобы вы знали, что она ездила к Антону из-за этой тетрадки. Не хотел, чтобы на нее падали дурацкие подозрения.
- Дорога в ад вымощена благими намерениями. Теперь там прибавится еще один булыжник, - отозвался Мазин.
- Возможно. Но я считал, что незачем терзать невиновного человека. Поэтому я и был вынужден сказать, что не пошел бы в ресторан с Тихомировым.
Мазин не стал возражать. Он только отметил:
- Но вы пошли.
- Да, я проявил слабость. И хотя я могу сказать, что пошел, чтобы понаблюдать за ним, что-то выяснить, - это будет ложь. Я пошел потому, что мне было неудобно ему отказать...
- Ну, Игорь, кажется, все о'кей! Пора и промочить горло.
- Видишь ли...
- Что еще?
- Может быть, без меня?
- И не думай! Все заказано.
- Да я...
- Слышать ничего не хочу. Должна же быть в ресторане хоть одна приличная физиономия. Среди этих старых рож! Ну! Не будь хамом. Побежали!
- Хорошо, я приеду.
- Ты с машиной? Может быть, подбросишь пару дедов?
- Пожалуйста.
Наверно, так оно и было.
А потом поднимали бокалы, произносили тосты за успех, за талант, за будущее нового почти доктора наук. И Рождественский протягивал свой бокал тому, кого считал вором...
- Естественно, на банкете я чувствовал себя отвратительно. Мне хотелось, чтобы он скорее закончился. Пил я мало. А когда все достаточно повеселели, вышел в холл. Антон появился следом...
- Старик, я хоть и пьян, но вижу - ты не в своей тарелке.
- Да ну, чепуха!
- Личные дела?
- Вроде этого.
- У меня тоже. Сейчас хочу позвонить Светке.
- С Инной, значит, все?
- Финиш, старик. Как в море корабли.
- Но обошлось без драм?
- Была без радости любовь - разлука будет без печали.
- А казалось - на вечные времена?
- Иллюзия. Жаль, конечно. Инна - девка славная. Но ей будет трудно устроить свою жизнь. Характер не тот. Не от мира сего.
- Да, она человек путаный.
- Не современный.
Инна сидела сгорбившись, как будто слышала этот разговор.
- Он вел себя, как самодовольный хам, не зная, что все его счастье висит на волоске, на ниточке, которая обвязана вокруг моего пальца. Мне хотелось дернуть за эту ниточку. Но я не счел себя вправе сделать это, не посоветовавшись с Инной.
"Чтобы она взяла на себя то, чего ты боялся".
- И я поехал к ней...
- Одну минуточку. Вы не помните, чем кончился разговор со Светланой? - перебил Мазин.
- Вы спрашиваете об этом не в первый раз. Меня меньше всего интересовала их беседа.
- Виноват. Тогда скажите вы, Светлана, пожалуйста.
- Вы же знаете.
- Важно восстановить последовательную картину событий.
- Он звал меня приехать сюда.
- И вы отказались?
- Да.
- Светик, все в лучшем виде. Да, да. В самом лучшем.
- Защитился?
- Буду защищать еще раз как докторскую.
- Поздравляю!
- И только?
- Я очень рада.
- Ты обиделась, что я не пригласил тебя?
- Откуда ты звонишь?
- Из ресторана.
- Вам весело?
- Светка, не дури. Ты же знаешь, как мне может быть весело без тебя.
- Значит, скучно?
- Светлячок, не дуйся. Сегодня колоссальный день. Мы должны его отпраздновать вдвоем. Ты приедешь?
- Куда?
- Ко мне. На проспект Космонавтов.
- Когда?
- Сейчас.
- Конечно, нет.
- Ну, Светик...
- Антон, ты выпил.
- Совсем немножко.
- Ладно, считать не будем. Сегодня ты имеешь право. И я поздравляю и... целую, пьяница несчастный. Завтра встретимся.
"Видимо, так она говорила, потому что обиделась все-таки. Но и ссориться не хотела. Хотела не "уронить себя". Есть люди, которые всегда стремятся быть приличными. Годами любят украдкой, потому что иначе нельзя, а потом, когда становится можно, устраивают свадьбу во Дворце бракосочетаний, в фате и белом платье, с обручальными кольцами и прочей чепухой и умудряются быстро забыть "стыдные" встречи на чужих квартирах, торопливые и горестные, когда и жить друг без друга нельзя и нельзя не калечить себя, чтобы скрыть, соблюсти приличия. Все это они умеют выбросить из памяти навсегда и презрительно морщатся, услыхав о чем-то похожем: "Нет, мы были не такими..."
Мазин повернулся к Рождественскому:
- Что делал Тихомиров дальше?
- Он вернулся в ресторан.
- А вы поехали к Инне Константиновне?
- Да.
Мазин посмотрел на Инну и снова засомневался в правильности того, что делает. Зачем ей переживать все это снова?