— Мне все равно в любом случае, — твердо говорит он мне. — Я не куплюсь на всю эту чушь о сыновьях и наследниках и все такое. Я хочу от тебя детей, Изабелла, дочерей, сыновей, неважно.

Встреча проходит хорошо, и мы уходим с конвертом, вложенным в информацию. Мы ждем возвращения домой, бросаем почту на столик в прихожей и идем с конвертом в детскую.

— Ты можешь быть той, кто посмотрит это первым, — говорит Найл. — Скажи мне, когда будешь готова.

Мое сердце колотится, когда я открываю конверт. Я вытаскиваю лист бумаги, и мои глаза наполняются слезами, когда я читаю результат.

— У нас будет девочка, — тихо говорю я Найлу, и его лицо озаряется такой абсолютной радостью, что все мои страхи по поводу разочарования мужчины в дочери полностью исчезают.

— Что ты думаешь об Эшлинг? — Спрашивает Найл, его руки тянутся к моим. — На гэльском это означает "мечта". И все это похоже на сон, Изабелла… ты, я, наша жизнь, наша дочь. Мечта, о которой я никогда не думал, что сбудется.

— Эшлинг Лупе Фланаган. — Я произношу имя вслух и киваю. — Мне нравится.

— Хорошо. — Найл притягивает меня в свои объятия и крепко целует.

— Я люблю тебя.

В прихожей я открываю почту, в том числе новую копию моего удостоверения личности с моим новым именем. Я показываю это Найлу, где написано Изабелла Фланаган, и он смотрит на меня, слегка нахмурившись.

— Ты же знаешь, что тебе не нужно было ничего менять, верно, девочка? Ты могла бы остаться Сантьяго, если бы захотела.

— Я знаю, — мягко говорю я ему. — Но я хотела. Я хотела показать тебе, что теперь я полностью твоя, начать все сначала здесь, в Бостоне, с тобой. Я хочу, чтобы ты доверял мне, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы показывать тебе всю оставшуюся жизнь, что ты можешь. Смена имени, это ничто, когда дело доходит до этого. — Я протягиваю руку и нежно касаюсь его щеки. — Я люблю тебя больше всего на свете.

Найл наклоняется, притягивая меня ближе к себе.

— Ты уверена, что сможешь быть довольна этим, девочка? Нашей более простой жизнью? — Он смотрит поверх моей головы на остальную часть нашего дома и снова на меня, его голубые глаза наполнены легким беспокойством.

— Я не из тех мужчин, которые когда-либо жили в большом поместье, ели из тонкого фарфора или носили дорогую одежду. Я грубый человек, боец, силовик, хотя я сделаю все возможное, чтобы быть к тебе мягче, когда могу. — Он задумчиво проводит пальцами по моим волосам. — У нас будет много денег, девочка, мы никогда ни в чем не будем нуждаться, но это будет не та жизнь, к которой ты привыкла раньше.

— Вот и хорошо — твердо говорю я ему. — Потому что та жизнь, это не то, чего я хочу. Та жизнь была золотой клеткой, державшей меня в ловушке. Я хочу, чтобы наша дочь росла в другой жизни. Ты был прав насчет жизни, которая была бы у нашего ребенка, если бы я осталась, Найл, и я этого не хочу. Я не хочу, чтобы наш сын возглавлял толпу или чтобы нашу дочь продали замуж по расчету. — Я делаю паузу, все еще нежно касаясь его лица. — Я знаю, что мой отец любит меня, но он не смог нарушить традицию ради меня, когда это имело значение. Ты, любовь моя, никогда не заставишь нашу девочку быть кем-то иным, кроме женщины, которой она хочет быть, и именно такого отца я хочу для нее. Это для меня важно больше, чем что-либо другое.

— Это облегчает мою душу больше, чем я могу тебе выразить, — говорит Найл хриплым от эмоций голосом. — Изабелла…

— Ты тот мужчина, которого я хочу себе в мужья, — говорю я ему, держа его лицо в своих ладонях. — Какой бы ни была наша жизнь, что бы это ни значило.

Я приподнимаюсь на цыпочки, нежно целую его.

— Я твоя, Найл Фланаган. Навсегда.