Мы распрощались, и я, вновь погрузившись в свои мысли, побрела обратно в отель.

Возвратившись, я глубоко вздохнула, прежде чем зайти в бывшую нашу комнату.

Сэм стоял у окна и курил.

― Кто разрешил тебе курить в моей комнате? ― вызверилась я на него.

Развернувшись, он выдохнул облако дыма мне в лицо с такой яростью, что я чуть не задохнулась, прежде чем затушить чертов окурок о подоконник, на котором, благодаря ему, уже появилось несколько новых подпалин.

― Почему, черт побери, меня должно волновать твое мнение? Как видишь, вещи я уже собрал, он искоса глянул на чемодан, стоявший возле кровати. Теперь я бы не остался с тобой, даже если бы ты умоляла. Скоро ты узнаешь…

― Узнаю что?

Он сплюнул.

― А, забудь. Я пошел.

Немного погодя, он подхватил чемодан, оттолкнул меня с дороги и открыл дверь. Он остановился, обернулся, будто бы собираясь что-то сказать. На лице застыло выражение нерешительности. Он открыл рот. Закрыл. Покачал головой и ушел, хлопнув дверью.

Я уставилась на закрывшуюся дверь, задыхаясь в неожиданно накатившем на меня приступе паники.

Эли, как я и предполагала, подъехала минута в минуту. Часы во внутренней гостиной, (довольно ироничное название для комнаты с поеденными молью шторами и ветхим диваном), только начали отбивать десять, когда я услышала, что входная дверь отворилась. Выйдя в холл, я увидела ее, в своих элегантных черных брюках и классической кремовой блузе с короткими рукавами, напоминающую Хепберн. Увидев меня, она улыбнулась. Я же, в своих джинсах, кроссовках и футболке, ощутила себя практически голой. Взглянув на ее ноги, я увидела, что она обулась в крепкие черные ботинки на шнуровке.

― Машина снаружи, ― сказала моя новая подруга, и я последовала за ней.

Прямо у входа, сверкая в солнечных лучах хромом и краской, стоял винтажный темно-бардовый кабриолет.

― Вау! ― выдохнула я, не в силах отвести взгляд.

― Впечатляет? Это семейная реликвия. «Алвис» 1939 года выпуска. Идеальный вариант. ― Она открыла ближайшую дверцу: ― Запрыгивай.

Вряд ли в столь изысканное и величественное создание стоило запрыгивать. Я скользнула на кожаное сидение, а Эли устроилась на месте водителя. Когда она завела двигатель, по машине раскатилось теплое мурлыкание. Исходившая от нее настоящая, неукротимая сила резко контрастировала с ощущениями от современных экономичных автомобилей, к которым я привыкла.

Отъехав от отеля, мы тронулись в путь. Пока мы не выехали из города, начав колесить по проселочным дорогам, Эли двигалась на средней скорости, не нарушая правил. Загородом же она переключила передачу, и «алвис», словно вырвавшийся из клетки зверь, с ревом рванул вперед. Резкое ускорение отбросило меня назад, к счастью, удар смягчила упругая спинка сидения. Заметив мой потрясенный взгляд, Эли расхохоталась в своей нервирующей девчоночьей манере.

― У старушки еще много сил, ― сказала она, и до меня почему-то не сразу дошло, что речь идет о машине.

Мимо нас проносились деревни и пастбища, мои волосы трепал теплый ветерок. Вскоре впереди показалась высокая зубчатая башня Гаскойн-Касл.

― Почти приехали, ― взвизгнула Эли, перекрикивая шум ветра и гул двигателя. ― Милый дом.

Она просто возликовала при виде этого места, стены которого утопали в зарослях деревьев, кустов и других ползучих растений, оплетавших их, а пугающие башни пронзали небо, словно кривые, изломанные пальцы.

Но, слава Богу, Эли перестала давить на газ и, постепенно сбавив скорость, осторожно припарковала «алвис» на обочине. Когда Эли заглушила двигатель, мир внезапно снова затих. Зачирикали птички. В кронах деревьев загулял легкий ветерок. Неподалеку зажужжала пчела.

― Пойдем. Проведем тебе личную экскурсию.

Мы с Эли одновременно вылезли из машины, на полу которой я без всякой задней мысли оставила сумочку.

Она поманила меня, и, заправив растрепавшиеся волосы за уши, я зашагала за ней сквозь дыру в живой изгороди вверх, по поросшему травой холмику, пару раз едва не упав. Эли явно бывала здесь раньше. Она ступала легко и грациозно, обходя стороной скрытые травой рытвины, я же переваливалась, как раненая утка, то и дело хватаясь за ветки, чтобы устоять на ногах.

Вскоре мы подошли к стенам замка. Или тому, что от них осталось.

Эли развела руки в приглашающем жесте.

― Сейчас трудно представить, каким был этот замок. Его башни были видны за несколько километров. Комнаты утопали в бархате и атласе, стены были увешаны бесценными картинами, все сверкало золотом и серебром. По современным меркам, довольно показушно, но Гаскойны гордились своим богатством. Особенно десятый барон. Это его и сгубило. Гордый и тщеславный, он так хотел походить на своего героя, что даже создал собственный, продуманный до мелочей вертеп разврата, расходов на который не жалел. Я отведу тебя туда, где они с Фрэнсисом Дэшвудом развлекались в клубе адского пламени и мучений моего предка.

Чтобы войти, пришлось перелезть через полуразрушенную стену, оказавшись в помещении, открытом всем ветрам.

― Добро пожаловать в большой зал, ― сказала Эли.

Одна уцелевшая стена и несколько полуистлевших, поломанных балок наводили на мысли о давно обрушившемся верхнем этаже. Тут и там к развалившимся оконным рамам цеплялись клочки тканей настолько истрепавшихся от времени, что догадаться об их первоначальном назначении стало невозможно. Я постаралась представить на полах богатые ковры вместо покрывавших их ныне мха, земли и травы.

Меня затрясло, хотя руины вокруг нас пронизывали жаркие солнечные лучи. Вслед за хозяйкой я зашагала к тому, что изначально приняла за бездонный провал.

Но, заглянув за край, я поняла, что каменные ступени, вопреки всему, почти невредимы, а свод не осыпался, заблокировав проход.

― Нам туда, так что смотри под ноги. Я пойду вперед. Иди за мной, след в след, и все будет в порядке.

Перил не было, поэтому я делала все, чтобы не упасть. К счастью, лестница была не особенно широкой, и я, идя вслед за ней, хорошо видела, куда ступает Эли, пока мы не достигли подножия. Когда я взглянула вверх, голова слегка закружилась. Лестница состояла примерно из тридцати ступеней, и, спустившись по ней, мы оказались в темной комнате ниже уровня земли.

Где-то чиркнула спичка, и вспыхнул неяркий свет. Лицо Эли в мерцающем свете свечи казалось поразительно белым. Тускло замерцал медный или золотой канделябр.

― Пошли, ― позвала она.

Теперь мне стало по-настоящему страшно. Нестерпимо захотелось сбежать от мрака и неизъяснимо враждебной атмосферы этого места, но поступить так я не могла. Эли хотела показать мне дом предков, и пренебречь ее предложением с моей стороны было бы ужасно невежливо. Я зашагала за Эли в ужасающие недра замка по узкому коридору, озаряемому только пламенем свечи, которая мерцала так, словно готова была угаснуть в любой момент. С каждым шагом, который уводил меня все дальше от внешнего мира, в незримое и неведомое царство тьмы, пропитанное запахами сырости и гниения, повернуть назад хотелось все сильнее.

Мы завернули за угол и оказались в подземном зале. Плавно обойдя его, Эли зажгла несколько высоких свечей, стоявших во вделанных в стены железных подсвечниках. Чем светлее становилось в зале, тем больше деталей обстановки бросалось в глаза. Стены были увешаны гобеленами. По всей комнате в беспорядке стояли старинные диваны, обтянутые бархатом и задрапированные цветастыми шалями с густой бахромой. А небольшие, отполированные до блеска деревянные столики только и ждали, когда на них расставят бокалы с вином и другими напитками.

― Добро пожаловать в клуб адского пламени и мучений, ― Эли зажгла последнюю свечу.

Я завопила.

Из тьмы соткалась ужасающая голова козла с трепещущими ноздрями и огромными, угрожающе изогнутыми рогами, концы которых по остроте не уступали кинжалам.

Эли вновь по-девчоночьи рассмеялась, взглянув на меня.

― Это же чучело. Он тебя точно не забодает. Смотри. Он висит на стене.

Она взмахнула канделябром, и мне показалась, что уродливая тварь задвигалась в обрамлении танцующих теней.

― Пожалуйста, перестань, ― взмолилась я, ненавидя себя за то, как жалобно прозвучала моя просьба.

Тогда Эли впервые разозлилась на меня. И я поняла, что не хочу злить ее снова. Ее идеальные брови, стоило ей нахмуриться, встали острой буквой V, которая в свете свечей казалась еще более угрожающей, а губы искривились так, что в лице проступило что-то совершенно нечеловеческое.

Но стоило ей, немного погодя, продолжить рассказ, лицо вновь приняло свое обычное, очаровательное выражение.

― В этой комнате мой предок принимал богатейших и известнейших людей графства. Епископ и высшие чины духовенства, доктора, юристы – сюда заглядывали все. Сэр Фрэнсис Дэшвуд приглашал девушек, мягко говоря… сомнительной репутации… чтобы они составили им компанию. Не обычных проституток, конечно, а хорошо обученных, умелых куртизанок, знавших толк в ублажении мужчин. Вино лилось рекой, музыканты неистовствовали. Им, конечно, завязывали глаза. А затем наступал кульминационный момент вечера. После того как музыкантов и женщин отсылали, хорошо заплатив им за услуги и молчание, десятый барон председательствовал на Черной мессе. Тогда-то, моя дорогая, и наступал звездный час твоего друга.

Эли вновь посветила на голову козла, заставив меня содрогнуться. Она казалась такой живой. Я готова была поклясться, что она моргнула.

Желание сбежать, сверкая пятками, накатило на меня с новой силой. Теперь я почти не сомневалась, мы с Эли ни одни. В темноте прятался кто-то еще. Наблюдавший. Слушавший, как Эли прерывающимся от волнения голосом рассказывает мне историю этого места, живописуя события, которые происходили здесь более двухсот лет назад и, конечно, покрылись к нашему времени вековой пылью.Но почему мебель так хорошо сохранилась? Почему комната выглядела такой чистой и ухоженной, что я буквально чуяла аромат пчелиного воска?