Начало ни к чему хорошему не вело. На самом деле, я знала, что все идет к чему-то совершенно ужасающему.

— Зейн, — тихо пробормотала я.

Его палец легко прошелся по моей губе.

— Тебе нужно это услышать, — его тон был не терпящим возражений. — Ее звали Лори, и она была для меня всем. В моей жизни не было любви. Я не знал, что это такое. Родители мне достались дерьмовые — отец любил меня бить, а матери было насрать на меня.

Его голос звучал странно отстраненным. Возможно, потому, что раньше я никогда не слышала от него так много слов. Слов о себе. Кем он был. Почему стал тем, кем был. Слов было много. И они убивали душу.

— Поэтому, когда я встретил ее, то открыл для себя любовь и считал себя самым счастливым ублюдком на земле. Она была светом моей е*анутой жизни. Ее родители нас не одобрили. Они были хорошими людьми. Видели клуб таким, каким он был. В те времена нихрена хорошего не происходило.

Он выдержал паузу.

— Но поскольку они были хорошими людьми, то желали своей дочери лишь счастья, поэтому приняли меня. — Он слегка покачал головой. — Итак, я думал, что у меня, черт возьми, есть всё. Моя девушка. Мой клуб. Моя жизнь была наполнена гребаным солнечным светом.

Я поежилась, потому что все, что я хотела для Зейна, — это солнечного света, но я знала, что история вела не к нему.

— Однажды мое солнце поглотила тьма. За один гребаный день этот свет исчез, и моя жизнь была кончена. — Он изучал мое лицо, словно вспоминая каждую деталь. — Тогда мы были по уши в дерьме, и оно просочилось наружу и убило Лори. Ее изнасиловали. Подвергли пыткам. А потом убили.

Я вздрогнула, физически вздрогнула от того, как мертво звучал его голос. По моим щекам потекли непрошенные слезы. Он нежно вытер их.

— Я думал, моя жизнь оборвалась в тот день, Мия. Был в этом уверен. Примирился с тьмой, с жизнью, лишенной всего. Потому что не планировал слишком долго жить во тьме, — серьезно сказал он.

Моя ладонь взлетела к губам. Он, правда, хотел...

— Хотел уйти. Съесть пулю. Чувство вины, гребаное ядовитое дерьмо, кружившееся внутри меня, все равно медленно убивало. Лучше умереть от собственной руки.

Он нежно отвел ладонь от моих губ и ласково ее поцеловал.

— Потом кое-кто заметил это. Когда ты на полпути в могиле, у тебя появляется особый взгляд. Я не понимал этого. Братья ничего не замечали. Но она увидела. Меня вытянули обратно, детка… клуб, — пояснил он. — Сперва я чертовски злился. Хотел, чтобы все просто закончилось. Я устал. Так чертовски устал от постоянной борьбы с дерьмом в моей голове. С темнотой. Бл*ть, я сам был этой тьмой, гребаным монстром. Вот в кого я превратился, и кем являюсь до сих пор.

Он легко провел пальцем по моему лицу.

— И сначала я злился на тебя. Ты вошла в мою жизнь, заставила хотеть того, чего, как я знал, у меня никогда не будет. Не с такой запятнанной душой. Не тогда, когда я уже убил одну, которая не сделала ничего, кроме как полюбила не того мужчину.

Зейн пристально посмотрел на меня, пытаясь дать понять, что я полюбила не того мужчину.

— Я буду вечно благодарен им, клубу. За то, что спасли меня. Чтобы каким-то образом я смог найти больше солнечного света, — пробормотал он, не сводя с меня глаз. — Видишь ли, то, что я имел прежде, окутывало мой мир теплым сиянием. Было красивым. Но то, что у меня есть с тобой и Лекси, почти ослепляет, настолько это ярко.

Нежность быстро исчезла с его лица.

— Вот почему в тот день ты была права. Я ослеп. Не мог видеть четко, что делал, повторяя гребаное прошлое, — прорычал он, будто злился на себя. Нет, был в ярости.

Я не знала, что сказать. Какие слова подобрать, когда перед вами обнажают душу? Когда разрывают ее на части, чтобы вы могли увидеть каждый сломанный кусочек, каждый душераздирающий осколок, и преподносят его вам?

— Зейн, — прошептала я.

Он крепко сжал мою шею сзади.

— То, как я отношусь к вам, — прервал он меня. — Я бы исчез, если бы с кем-то из вас что-нибудь случилось. Ничего бы не осталось. Вот почему я не могу рисковать. Не могу рисковать вами.

Он посмотрел на меня настороженно, словно я собиралась отступить с отвращением после его душераздирающей истории.

— Ты самый прекрасный мужчина, которого я когда-либо встречала, — прошептала я сквозь слезы. — То, что ты прошел через это, — я вздрогнула от этой мысли, — и все еще можешь наполнить мою жизнь и жизнь Лекси таким огромным счастьем, делает тебя самым удивительным человеком на этой планете.

Он открыл рот, чтобы, без сомнения, возразить.

Я приложила палец к его губам.

— Нет. Сейчас говорит Мия, — твердо сказала я. — Мне жаль. Всей душой мне очень жаль, что с тобой такое случилось. С Лори. Мое сердце разрывается за тебя. За нее.

Я вглядывалась в его глаза.

— Потому что она, вероятно, чувствовала себя самой счастливой девушкой на земле каждую секунду, когда была с тобой. И держу пари, если бы сейчас она была здесь, то сказала бы, что не сделала бы другого выбора, если бы это означало, что она проведет это время с тобой. Будет любима тобой, — прошептала я.

Лицо Зейна стало грозным.

— Ты не можешь говорить такое дерьмо, Мия, — прорычал он. — Ты не понимаешь, о чем, черт возьми, говоришь.

Я отказалась отступать.

— Понимаю, — сказал я убежденно. — Потому что, если бы на ее месте была я, то прошла бы через что угодно...

Я едва успела договорить «что угодно», как губы Зейна сомкнулись на моих, одновременно затыкая меня и наполняя надеждой.

Он развернул нас, пригвождая меня спиной к стене и прижимаясь ко мне всем телом.

— Бл*ть, Мия, — прорычал он мне в рот, пока его рука скользила от моих бедер вверх и остановилась на груди. — Это мы, — пробормотал он между поцелуями, спускаясь обратно вниз. — После того, что ты сказала…

Он поднял голову, дергая чашечки лифчика вниз.

— Это значит, я больше никогда тебя не отпущу. Никогда, — пообещал он, прежде чем его губы сомкнулись на моем соске.

Я провела руками по его волосам, вскрикнув от удовольствия, от прикосновения, которого меня лишали несколько месяцев. Я протестующе застонала, когда его рот оставил мой сосок и вернулся, чтобы коснуться моих губ, его взгляд опалял желанием.

— Ты должна понимать, дикая кошечка… ты можешь быть моим солнышком, но я все еще тьма. Я всегда буду тем, кем меня сделал тот день, — прорычал он.

— Прекрасным, — закончила я за него.

На долю секунды Зейн замер, а затем его рот снова поглотил меня, и он поднял меня, ведя нас в спальню. Охваченные диким отчаянием, мы срывали друг с друга одежду, чтобы оказаться кожа к коже. Как только Зейн раздел меня догола, он не толкнул меня на кровать, как я ожидала. Он отступил. Я потянулась к его джинсам, но он остановил меня резкой командой.

— Стой на месте, — приказал он, не сводя глаз с моего обнаженного тела.

Я выполнила приказ, чувствуя себя незащищенной, но в безопасности. То, как глаза Зейна блуждали по каждому дюйму моего тела, заставляло меня чувствовать себя сильной и красивой.

— Два месяца, — пробормотал он, делая шаг вперед. — Два месяца, — повторил он мне в губы.

У меня перехватило дыхание, когда он грубо толкнул меня на кровать и раздвинул мои ноги, глядя прямо туда.

— Я представлял каждый сантиметр твоего тела, твою красоту. Не думал, что могу ошибаться. Но все же ошибся. — Его глаза встретились с моим взглядом. — Ты еще более красива, чем я помню. Твоя киска красивее, чем я представлял.

Он дернул меня на себя так, что мои бедра оказались на краю кровати, и опустился на колени между моих ног.

— Давай проверим, будет ли она на вкус слаще, чем я помню, — прорычал он.

Затем он лизал, сосал и кусал клитор так, что я думала, стану первой женщиной, которая умрет от интенсивного оргазма. Когда я спустилась с небес, все еще дыша, и расслабилась, Зейн перевернул меня на живот и поднял так, что я оказалась на четвереньках. Склонившись надо мной, он поцеловал меня в шею. Его рука двинулась от чувствительного клитора к моей заднице.

— Говорил тебе, что возьму каждый дюйм твоего тела, — сказал он с низким рычанием, исследуя пальцем мою задницу. — И сейчас, дикая кошечка, я это сделаю, — продолжил он, толкаясь внутрь.

Я не ожидала, что мне это понравится, но я была с Зейном, так что не знаю, почему ожидала чего-то меньшего, чем чертовски восхитительных ощущений. Сперва он начал медленно, затем, услышав звуки моего удовольствия, когда я стала ему подмахивать, ускорил темп. Взял меня жестко. И это было великолепно.

Булл

Булл думал, что последние четыре года его жизни были тяжелыми. Все верно. Они были охрененно мучительными. Жизнь в пустоте небытия, отчаяния и ненависти к себе. Такая судьба хуже смерти. Эти два месяца не шли ни в какое сравнение с тем адом, потому что, по крайней мере, он мог дышать, зная, что его девочки все еще пребывали в свете, все еще купались в лучах солнца. Вот что поддерживало в нем волю к существованию каждый день. Это и клуб. Он кочевал два месяца, объезжая эту гребаную страну, пытаясь найти выход. Выход из тьмы, в которой он снова оказался, столкнувшись с жизнью без них. Так что он окунулся в дерьмо, вновь утянувшее его на дно. Дерьмо, от которого во рту остался привкус пепла. Но ничто не могло заставить его забыть ее. Забыть их. Ни на секунду. И, лишившись контроля, он обнаружил себя в Амбере. Говорил себе, что это только для того, чтобы продать свой дом. Поговорить с Кейдом об уходе навсегда.

Потом он увидел ее. Свет вернулся лишь от одного взгляда на нее. Он сопротивлялся ей. Чертовски боролся, особенно когда снова попробовал ее губы. Кинул все силы на то, чтобы оторваться от нее. Когда же не смог найти в себе силы быть жестоким, отвергнуть ее, пытался вызвать у нее отвращение. Рассказав о Лори. Он произнес слова, которые никогда не видели дневного света, ожидая, что она будет думать о нем как о монстре, каким он сам себя считал. Вместо этого его прекрасная девушка дала ему больше. Прощение. Эмоции в ее глазах, принятие заставили его простить себя. Наконец-то отпустить накопившееся внутри дерьмо, которое отравляло его душу. Потом он вернул ее. Всеми способами. И будь он проклят, если не хочет ухмыляться от уха до уха.