Глава 35

Ной

Учащиеся смогут признаться во всем.

Последние два часа нашей поездки домой были ужасными. Мы попали в многокилометровые бессмысленные пробки, а затем гнались за грозой через Коннектикут и Род-Айленд, и Дженни была раздражена всю дорогу. К тому времени, как мы выехали на шоссе в сторону Френдшипа, она откинула спинку сиденья и орала назойливую песенку из детской передачи.

Моя голова уже готова была расколоться, когда мы наконец добрались до Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд.

У меня были сложные отношения с фермой моей семьи и этим городом, но я не мог отрицать, что с облегчением вернулся домой. И это было не просто возвращение домой после утомительной поездки с ребенком на руках. Я с облегчением вернулся в этот дом, на эту землю, к той жизни, которая у меня здесь была. Жизнь, которую мы вели вместе с Дженни и Шей.

Сегодня вечером я собирался сказать Шей правду. Собирался сказать ей, что люблю ее, что всегда любил ее. С самого начала. Даже если я умру от стыда от признания, что любил ее молча в течение многих лет, я хотел, чтобы она знала. И хотел, чтобы она осталась.

— Я хочу увидеть собачек, — причитала Дженни, когда я свернул на гравийную дорожку. — И моих котяток тоже.

Я посмотрел на темные тучи над головой. Нас ожидал ливень, но ребенку нужно было побегать.

— Можешь побыть с ними, пока не начнется дождь. Как только почувствуешь капли дождя, заходи в дом.

— А если я не почувствую капли дождя? Что, если дождь не упадет на меня?

Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Она не заметила.

— Если рядом с тобой падают капли дождя, значит, пора заходить в дом.

— А если я не замечу, потому что они не настолько близки, чтобы я могла их заметить?

— Имоджен.

— Да?

Я выключил зажигание.

— Если не можешь распознать, когда идет дождь, то не можешь бродить по ферме одна. Поняла?

Она снова стукнула ногами по спинке пассажирского сиденья.

— Ага.

— Иди, — сказал я, — но я не хочу видеть тебя промокшей до костей через час.

— Да, да. — Она отстегнулась от своего сиденья-бустера и открыла дверь, на полной скорости помчавшись к собачьей площадке.

Если мне повезет, у меня будет полчаса непрерывного общения с Шей. Мне нужна была каждая минута этого времени. Я схватил наши сумки и занес их внутрь. Не найдя Шей на первом этаже, я направился в ее спальню. Это недолго будет ее спальня. Если все пойдет так, как я хочу, мы перестанем притворяться, что можем разделить что-то на ее или мое. Все станет нашим.

Я толкнул дверь и увидел, что она сидит на полу, окруженная всем. Одежда, книги, серьги, туфли. Всеми вещами. Шей вздрогнула, немного подпрыгнула и отпрянула назад, прижав руку к груди. Выдернула наушники и сказала:

— Я не ждала тебя еще час или два.

Я протянул ей руку.

— Мы рано выехали.

Она встала и отряхнула джинсы.

— Как все прошло? Как Дженни справилась?

Я хотел заключить ее в объятия, но нас разделяли небольшие горы свитеров и книг. Вместо этого я провел рукой по шее.

— Лучше, чем я мог ожидать.

— Это хорошо, — сказала она. — Действительно хорошо.

— Дженни пошла навестить животных. Ей нужно было побегать после поездки.

— В этом есть смысл.

Я изучал горы вещей в течение минуты. Шкаф был пуст, и ящики тоже. Здесь была какая-то система, которую я не мог расшифровать, и у меня возникло чувство, что это предвестник упаковки вещей. Шей готовилась к отъезду. Она решила, что это не сработает.

Я жестом указал на горы, когда мой желудок опустился на пол.

— Что здесь происходит?

— Лето уже закончилось. — Она опустила руки на бедра. — Я пытаюсь все упорядочить.

— Упорядочить. — Я кивнул. Меня подташнивало. — Чтобы переехать обратно в дом Томасов?

Шей разомкнула губы, чтобы заговорить, но остановила себя. Постучала по своему телефону и засунула наушники обратно в футляр. Затем:

— Мы все сделали неправильно, Ной. Может быть, это было по правильным причинам, но... — Она посмотрела вдаль, в окно, выходящее на фруктовые сады. — Я полюбила тебя, твою племянницу, твою ферму и даже этот странный город, но ты женился на мне, чтобы я могла унаследовать землю Лолли. — Мое сердце подскочило к горлу. — Ты спас меня, как спасаешь всех.

— Ты не все, Шей. Даже близко нет.

Глядя на свои руки, она сказала:

— У меня большой опыт убеждения себя в том, что люди любят меня. Я даже не осознаю, что делаю это, пока эти люди не дадут мне понять, что они не любят меня и никогда не любили. Но я не могу убедить себя, что ты бы выбрал все это, если бы не сумасбродная воля Лолли, и земля, даже если ты говоришь, что не хочешь ее, и все те вещи, которые смешались вместе, чтобы создать эту ситуацию. И я не могу убедить себя, что ты бы выбрал меня.

— Ты ошибаешься.

— Но ты не можешь этого доказать, не так ли? — Она наконец-то встретила мой взгляд, и я почувствовал всю муку в ее темных глазах. — Именно это мне и нужно. Доказательства. У меня есть все эти люди, которые дают мне части и фрагменты себя и клянутся, что это целое. Я убеждаю себя верить им, брать эти жалкие кусочки и делать из них что-то настоящее. И я делаю. Я создаю отношения, обещания, будущее. Создаю все это и заставляю себя верить. — Она подняла руки и опустила их по бокам. — Я больше не хочу так поступать с собой.

Я почувствовал, как меня разрывает на части изнутри.

— Тогда позволь мне дать тебе кое-что получше.

Она положила обе руки на сердце.

— Я не могу позволить тебе снова спасать меня. Я не могу быть еще одним человеком, который ждет, что ты спасешь мир. Мне самой нужно спасти свой собственный мир.

Мы долго смотрели друг на друга, нас разделяли горы из ее книг и одежды. Вдалеке гремел гром, ветер хлестал по деревьям. Я снова поднес руку к шее и провел большим пальцем по узлам. Это не помогло. И я не мог представить, что что-то может помочь.

— Тебе нужны доказательства? Будут тебе доказательства.

Шей покачала головой.

— Мы можем отложить это на вечер? Мне нужно принять душ, закончить стирку и поработать над планами уроков, потому что расписание на эту неделю снова изменилось. А у тебя был такой длинный день — на самом деле длинная неделя — и я уверена, что ты хочешь вернуть Дженни к ее обычному распорядку дня.

Душ. Стирка. Планы уроков. Рутина. Я уставился на нее, ожидая, когда она поймет, что мы не будем откладывать это на потом. Когда больше не мог терпеть, когда давление стало настолько сильным, что единственное, что я мог сделать, это нажать на спускной клапан и ждать взрыва, я сказал:

— Я люблю тебя. Я чертовски сильно люблю тебя, Шей. Я любил тебя долгие-долгие годы, и никакой мусор, оставшийся от твоего бывшего, твоей матери или кого-то еще, не изменит этого. Ты не изменишь этого.

У нее вырвался вздох, и она нахмурилась, словно не понимая.

— Ной, я...

— Нет. Не говори ничего. Не говори мне, что я не прав или что я не знаю, о чем говорю. — Я сделал шаг назад и поднял руку. — Ты просила доказательств. Я дам тебе доказательства.

Я не стал дожидаться ответа. Быстро спустился по лестнице, пересек кухню, вошел в маленькую каморку, где хранились мои книги из колледжа, юридической школы и все остальное, что я хотел держать отдельно от фермерских дел. В самом дальнем углу самой высокой полки стояла одна из старых папиных сигарных коробок.

Последний раз я вспоминал об этой коробке несколько лет назад, когда закончилось строительство дома и я въехал в него. Я корил себя за то, что хранил ее так долго, но даже тогда не мог избавиться от нее. Был не в состоянии сделать это.

Мой телефон завибрировал в кармане, и я сунул коробку под мышку, чтобы ответить.

— Что? — прорычал я.

— Добро пожаловать домой. У нас тут несколько коз на свободе, — сказал Боунс. — Ветер сегодня здорово потрепал наши задницы. Он снес изгородь по всему участку. Мы вернули большую часть коз обратно, но похоже, что несколько пустились в бега. Несколько парней латают забор, но у нас так же несколько поваленных деревьев за фермой, так что у нас мало людей. — Он прочистил горло. — Есть шанс, что ты захочешь пригнать коз, пока не разверзлись небеса?

Я провел рукой по лицу.

— Мать твою, — простонал я.

— Именно такой энтузиазм мне нравится слышать.

— Есть идеи, куда направляются эти козы?

— Козы не объявляют о своих планах, — сказал он с гоготом. — Они, наверное, разрывают все, что осталось от тыквенных грядок.

— Сегодня у меня нет на это времени, — проворчал я. — Поймай меня по рации, если эти козы поймут, что для них хорошо, и придут домой до того, как я их найду.

— Маловероятно, но я сделаю это, — сказал он.

Я закончил разговор и наклеил стикер на коробку из-под сигар, нацарапав быстрое сообщение для своей жены, женщины, которая не воспринимала семейные дни рождения и свежий хлеб, и мороженщиков, присланных для организации ее класса, и генеральных подрядчиков, присланных для ремонта ее фермы, как доказательство моей любви к ней. Как безграничную преданность. Как только соберу этих коз, у нас будет долгий разговор о настоящей причине — единственной причине, по которой я женился на ней.

Когда поднимался по лестнице, душ уже работал. Так было лучше. Я не думал, что смогу подобрать подходящие слова, чтобы объяснить эту коробку или почему я хранил ее содержимое все эти годы. Мне нужно было, чтобы Шей сама догадалась. Чтобы она вспомнила и, возможно, тогда она поймет. И поверит мне. Тогда у нее будут все доказательства, которые она только может пожелать.

Я шагнул в ее комнату. Горы все еще были на месте. Свитера и джинсы с одной стороны, сарафаны и шорты — с другой. Я поставил коробку из-под сигар на ее кровать, ярко-розовый стикер на крышке словно молил о внимании. Я приостановился на минуту, тяжесть всех уязвимостей, содержащихся в этой коробке, тянула меня назад. Если это не сработает, то мы никогда не оправимся. Я никогда не восстановлюсь.

С тяжестью в груди я спустился по лестнице и вышел в грозу. Ноябрьский полдень имел свойство в мгновение ока превращаться в ночь, а грозовые тучи только усиливали темноту над головой. Дождь хлестал с боков, ветер завывал. Все оставшиеся у нас поздние яблоки, скорее всего, упадут сегодня ночью.