Но она научила Рен слишком многому, слишком многому. Какую из них она ожидала услышать в ответ?

"Н-не лгать тебе?"

"Нет!" Ондракья подняла руку, и Рен подпрыгнула. Но нет. Только не лицо Рен, ее прекрасное лицо. Даже гнев не заставил бы Ондракью повредить столь ценную вещь.

Кольцо пролетело через всю комнату и с резким стуком ударилось о деревянную обшивку. "Я сказала, что ты не можешь мне лгать. Я буду знать. Я всегда буду знать..."

Еще один день. Еще одна попытка. Еще одна неудача. Когда Рен вошла в дверь, Седж уже был там - должно быть, он вернулся более коротким путем после неудачной работы.

Он смотрел на нее молчаливыми, умоляющими глазами, пытаясь передать какое-то сообщение, но она не могла его прочесть. Она знала только, что улыбка на лице Ондракьи означает боль для них обоих, если они не сделают правильный шаг.

"А вот и она. Скажи мне, Реньи, что случилось?" Ондракья поднял длиннопалую руку, когда Седж попытался заговорить. "Нет, я уже слышала от тебя. Я хочу услышать это от нее".

Джек. Мысли Рен неслись вскачь. Что сказал Седж? Правду? Нет. Ложь - но какую? У них не было возможности примирить свои истории до того, как они расстались. Должно быть, кто-то из Старших Пальцев притащил его к Ондракье, иначе он ждал бы ее.

Ей не терпелось подумать об этом. Это было не хуже, чем признаться в своей нечестности.

Рен глубоко вздохнула и начала говорить. Она придумывала слова прямо перед тем, как они покидали ее рот, вспоминая, как они с Седжем делали это раньше, чтобы выдать что-то похожее на ту историю, которую он, скорее всего, расскажет.

Но этого было недостаточно. Его расширенные глаза и плоские губы сигнализировали о каждом неверном шаге. Рен попыталась скорректировать курс, но вздрогнувший Седж сказал ей, что она только еще больше ушла от его лжи.

"Какая интересная история. Спасибо, Реньи, за такую... откровенность. А ты, Седж?" Ондракья поднялась, доставая тростниковую трость из высокой изарнаховой вазы, которую она держала у двери, - одну из многих добыч, принесенных ей Пальцами за эти годы. "Ты знаешь, как я отношусь к лжецам. К стенке".

Ногти Рен впились в ладони, но она не отводила глаз, на случай если Ондракья повернется, чтобы убедиться, что она смотрит. Треск посоха был похож на шум воды, поднимающейся в глубине, а приглушенное ворчание Седжа отразилось от камня.

На глаза Рен навернулись слезы, но она не дала им упасть. Всегда не права. Никогда недостаточно хороша. Всегда хвалят лицо и умиротворяют маску. Она старалась - она была лучше других - но ей никогда не сравниться с Ондракьей. Ни в мастерстве, ни в ловкости, ни в красоте.

Она даже не была достаточно умна, чтобы понять, что в этом-то все и дело. Ондракья специально держала ее впроголодь - вечно жаждущую крох одобрения, пробирающуюся за ними сквозь грязь.

В грязи глубин. Ее вообще не было в убежище. Руки Седжа упирались в склизкий край осыпающегося ущелья, а Ондракья стоял по щиколотку в воде, и прилив все усиливался.

Все выше и выше, до щиколоток, коленей, бедер. Мимо нее в воде проносились предметы, одни, благословенно, не видны, другие плывут по течению - раздувшийся труп, рыбацкая сеть, спутавшаяся в сплошную массу, крысы, судорожно ищущие сухую землю, которой не было. В тусклом свете, падающем на покрытые слизью стены, все это окрашивалось в призрачно-зеленый цвет.

А ведь еще минуту назад она была в приюте. На улице. Дома.

Это сон, поняла Рен.

Не сон - кошмар. А теперь она оказалась в глубине, в старых погребальных нишах, куда складывали прах умерших, и не знала, как выбраться.

Единственным предупреждением был шум воды за спиной. Волна снесла ее с ног, ударив о стену, каблуки закрутились над головой - она не знала, в какую сторону подниматься, и не умела плавать.

Не было ни стен, ни крыс, за которые можно было бы ухватиться, - кругом была только вода.

Пока она не наткнулась на что-то мягкое и, ухватившись за него, не поползла вверх, отчаянно цепляясь руками за воздух над головой.

"Пусти, дура..." Вещь - человек - за которую она ухватилась, брыкалась, пытаясь освободиться от ее хватки, но она цеплялась за нее, как тонущие крысы пытались цепляться за нее. Чтобы она поднялась, он должен был утонуть. Таков был путь мира.

"Помогите! Кто-нибудь, помогите нам! Помогите..." Его крик закончился бульканьем, когда Рен почувствовал колено на своем плече. Они находились в Западном канале, люди проходили по Речной аллее и Закатному мосту, такие же далекие и безразличные, как луны над головой. Рен надавила на камень сильнее и потянулась к нему, погружая кончики пальцев в трещину. Рискнув оглянуться, она увидела, как Скаперто Квиентис снова пытается вынырнуть на поверхность, раскрыв рот в мольбе утопающего.

Только на мгновение. Когда она вынырнула на поверхность, ровный поток города превратился в хаос.

Не хаос. Преображение. В один момент люди праздно прогуливались мимо, не обращая внимания на брызги из канала, а в другой - ее окружили тела, которых не было и мгновения назад, все толкались локтями, коленями и кричали. Они толкали ее, мало чем отличаясь от стремительных вод Глубин. Бутылка разбилась о стену рядом с ней, осыпав ее стеклом и кисло пахнущим просяным пивом.

Она надеялась, что прилив унесет ее подальше от неприятностей, но вместо этого он выплеснулся на площадь перед Аэрией. На ступенях валялись тела, некоторые из них были одеты во врасценские плащи с вышитыми поясами и юбками, многие - в униформу Вигила. Дюжина ястребов удерживала ступени. Беснующаяся врасценская толпа билась о них, бросая предметы и несколько узнаваемых непристойностей, хотя большинство из того, что они выкрикивали, было беспорядочным и неразборчивым - скорее звериный вой, чем человеческая речь.

Меттор Индестор стоял на вершине ступеней Аэрии, за линией своих соколов. Его лицо побагровело от ярости, а голос гремел над площадью громче, чем следовало. "Приказывайте, если для их получения мне придется убить всех до единого!"

Но погибли его люди. Толпа рванулась вверх, увлекая за собой Рен, и вот она уже в Аэрии.

Не в парадных комнатах, полных соколов и бумаг. А в камерах. Невероятно длинный коридор с железными дверями, которые захлопывались перед врасценцами, отсекая их по двое и по трое, пока остальные пытались выбраться из ловушки.

Рен была недостаточно быстра. Безликий сокол втолкнул ее в камеру с молодой женщиной, показавшейся ему смутно знакомой. Она протиснулась мимо Рен и схватилась за решетку. "Где мой дед?" - крикнула она по-врасценски. Соколы пролетали мимо, не обращая на нее внимания. "Пожалуйста, его здоровье не в порядке! Отведите меня к нему!"

Тень от перекладины нарисовала маску на больших, темных, мокрых от слез глазах женщины, и Рен узнала ее: это была та самая девушка из Кирали, которая забрала лошадей в самом начале Соглашения.

Она упала на колени и зарыдала. "Пожалуйста! Не дайте ему умереть одному!" Повернувшись лицом к Рен, она взмолилась: "Пожалуйста, помоги мне. Заставь их выслушать меня".

"Это сон", - сказала Рен и отступила назад. Она отступала все дальше и дальше, не ударяясь о стену камеры. "Все, что нам нужно сделать, - это проснуться".

"Но мы не можем", - сказал другой голос.

Рен повернулась и увидела женщину, сидящую в углу и плачущую кровавыми слезами из пустых глазниц. Рен ее узнала: это была Шорса из делегации врасценцев.

"Нас отравили". Голос Рен дрожал. "Всех нас. Ажа в вине - что-то с ним было не так".

"Это была не ажа. Этот сон - не подарок Ажерайс... но мы находимся в ее сне".

У Рен перехватило дыхание. Сон Ажерайс: потустороннее отражение мира бодрствования, многогранное место, которое мельком видели те, кто принимал ажу. Но это был не просто взгляд; они были в нем, попав в ловушку, как мухи в мед.

Она никогда не слышала, чтобы кто-то физически входил в него. И она понятия не имела, как оттуда выбраться.

Шорса подняла подбородок, ноздри ее раздувались, словно она нюхала воздух. "Ты не сон, хотя тебя и коснулся Ажерайс. Помоги мне встать на ноги".

Рен нерешительно взяла руку шорсы в свою. Она была по-птичьи легкой. "Ты должна быть моими глазами, - сказала Шорса. "Ты несешь дар. Используй его, чтобы видеть - чтобы найти путь через эту бурю".

Рен прикусила губу. Какой путь? Какой дар?

Она имела в виду чтение узоров.

Маска впадин. Падение четырех лепестков. Меч в руке. Маска Хаоса. А в центре узора - "Буря против камня".

Ведя за собой Шорсу, Рен шагнула в темноту.

Статуи Чартерхауса возвышались над ними, немыслимо высокие.

На мгновение Рен подумала, что это и есть ответ - что они должны вернуться в Чартерхаус, где все началось, и тогда они смогут спастись. Но пять безжизненных взглядов не отрывались от нее, и кошмар не кончался, а снаружи слышался вой ветра.

Рен подняла подбородок, придала голосу как можно больше твердости и спросила "Что происходит?".

Она ожидала, что ее голос, как и прежде, будет звучать эхом, затерявшись в просторах космоса. Но голос прозвучал четко и чисто.

Ее ответ прозвучал, как звон колоколов, возвещающий о смерти тирана.

"Я обманываю всех.

"Я манипулирую всеми.

"Я подкупаю всех.

"Я убиваю всех.

"Я осуждаю их всех".

Это были не те лозунги. Статуи должны были представлять слуг Надежры, как они помогают людям. Вместо этого они отвечали ей как хозяева города, злорадствуя над своей властью.

Стоявшая рядом с Рен Шорса покачала головой. Ослепленная, она сказала: "Нет. Когда город был нашим, их было семь. Где ремесленник? Где Шорса?"

Семь? Рен никогда не слышала, что в Совете было семеро.

Присмотревшись, она увидела тени в статуях, духов, вырезанных из дерева, а не из мрамора, одетых по-врасценски, а не по-лиганти. Поэт, вождь куреков, торговец, стражник, мистик.