ГЛАВА 40

БЕТ

После этого все изменилось.

Видимо, все, что Себастьяну действительно было нужно, это принять окончательное решение о том, что делать с Ками, потому что, как только он решил, что будет ее отцом, он принялся за работу со всей душой. Он хочет, чтобы я не просто присматривала за ней, он хочет, чтобы я научила его быть родителем. И у него это получается. Каждое утро, приходя в восемь, я застаю его в постели с ней, у него сонные глаза и он зевает, давая ей бутылочку. Я сменяю его и занимаюсь своими обычными делами: купаю ее, готовлю ей еду, занимаюсь с ней — но теперь, время от времени, он появляется, чтобы понаблюдать за мной, задать вопросы и сделать записи в маленьком блокноте, который начал носить с собой. Он всегда ходит со мной на послеобеденные прогулки в местный парк, и по вечерам чаще укладывает ее спать.

Но это не значит, что все идет легко. Он все еще нервничает рядом с Ками. Меньше всего ему нравится ее купать. У него есть какая-то странная мысль о том, что он может случайно уронить ее, и тогда она ударится головой о бортик ванны. Меня бесит, что его родители внушили мысль о том, что он не может не причинять боль людям.

На самом деле, это так далеко от истины. Чем больше времени мы проводим вместе, тем больше он ослабляет свой самоконтроль. Оказалось, что когда он расслаблен, он очень милый и нежный человек. С каждым днем он нравится мне все больше и больше. После целой недели прогулок в парках и сказок на ночь, я едва могу смотреть на него без появления бабочек в животе.

Возможно, я стала чаще видеть Себа, но я явно стала гораздо меньше видеть Джека. Гораздо меньше. Он работает практически без перерыва, с утра до поздней ночи. Он не ест. Он не занимается стиркой. Сайрус уверяет меня, что в его комнате есть мини-холодильник, чайник и пожизненный запас рамена, так что он не умрет от голода, но я не могу не волноваться за него.

На седьмой день его заточения я решаю взять дело в свои руки. В любом случае, я уже готовлю обед для себя и Себа, поэтому накладываю ему тарелку салата с макаронами и курицей и стучусь в его дверь.

— Да? — спрашивает он через мгновение.

— Открой дверь, пожалуйста.

— Бет. — Раздается вздох, а затем он открывает дверь и высовывает голову. — Милая, я занят.

Я протягиваю ему тарелку.

— Я приготовила тебе обед.

Он удивленно смотрит на макароны, словно не может вспомнить, что такое настоящая еда.

— Тебе не нужно было этого делать.

— Я знаю. Именно это и делает меня такой милой. — Он берет тарелку, и я использую эту возможность, чтобы проскочить мимо него, заходя следом за ним в его комнату.

Если в прошлый раз, проведенный здесь, комната была захламлена, то теперь это практически минное поле. Повсюду стоят пустые кофейные чашки, бумаги разбросаны по столу и полу, а мусорное ведро завалено пустыми баночками из-под энергетических напитков.

Он стонет.

— Господи, не заходи сюда. Я выгляжу словно неряха.

— Нет, это не так. Ты выглядишь как очень уставший, занятой человек, который слишком часто засиживается до утра. — Я протягиваю руку, чтобы провести пальцем по светлой щетине, растущей на его подбородке. Не похоже, что он брился последнюю неделю. — Мне нравится. Тебе идет.

— Спасибо, любимая. — Он вздыхает, когда я прижимаюсь поцелуем к его щеке. — Бет… Мне очень жаль, но у меня просто нет времени. Поверь мне, нет ничего в мире, что я хотел бы сейчас больше, чем просто выключить компьютеры и провести немного времени с тобой, но…

Я тянусь вверх и обхватываю его руками. На мгновение он замирает. Затем, притягивает меня к себе, крепко обнимая.

— Ты молодец, — бормочу я ему на ухо. Мне кажется, ему необходимо это услышать. Его дыхание замирает в груди. Он прижимается ко мне.

— Ты самая милая женщина на свете, — бормочет он, касаясь моей щеки.

Я улыбаюсь.

— Докажи это.

— Что?

Я кладу руки ему на плечи и толкаю его на стул. Он смотрит на меня, его голубые глаза широко раскрыты. Меня это не удивляет. Это совершенно не мой стиль… но эй. Я научилась у Сайруса одному или двум приемам. Нет ничего лучше, чем секс со стриптизером, для повышения уверенности в себе.

Я прижимаюсь лицом к его шее, чувствуя, как он сглатывает.

— Прикоснись ко мне, — выдыхаю ему в ухо, проводя губами по его учащенному пульсу.

Он стонет, словно испытывает физическую боль. Возможно, так оно и есть: по мере того как я переношу свой вес на его бедра, я чувствую, как он напрягается подо мной.

— У меня нет времени, — стонет он, крепче прижимаясь ко мне. — Блять…

— Ты будешь более продуктивным, если сделаешь небольшой перерыв, — настаиваю я. — Ну же. Спорим, мы оба сможем кончить за пятнадцать минут. — Он колеблется, и я глажу его по щеке. — Джек. Ты сам себя убиваешь. Ты, наверняка, и сам это видишь. — Я провожу рукой по его светлым волосам. Я чувствую, как он слегка дрожит подо мной. Не знаю, что это — тревога, низкий уровень сахара в крови или передозировка кофеина, но, в любом случае, это неприемлемо. — Твое здоровье важнее любой работы, — напоминаю я ему.

— Нет, — бормочет он. — Не важнее этой работы. — Он прикасается своим лбом к моему. — Ты очень мила, но со мной все будет нормально.

Я тяжело вздыхаю.

— Хорошо. — Я встаю, сжимая его плечо. — Ты можешь продолжать работать. Позови меня, если захочешь отдохнуть чуть позже, хорошо? — Как только я поворачиваюсь, чтобы уйти, мой локоть задевает ручку с его стола. Я медленно наклоняюсь, чтобы поднять ее, давая ему возможность хорошо рассмотреть мои красные кружевные стринги. — Вот. — Я кладу ее обратно на стол и направляюсь к двери.

— Подожди, — произносит он.

Я улыбаюсь.

Его обеденный перерыв длится больше часа, до тех пор, пока Ками снова не просыпается.

***

В течение следующей недели я смотрю еще три выступления Сайруса. Никак не могу оторваться. Порой я заканчиваю смену, иду домой и не могу перестать думать о том, как он намазывает себя маслом в раздевалке. Прижимается к незнакомой девушке. Медленно стягивает с себя одежду. Всякий раз, когда мои мысли движутся в этом направлении, спустя полчаса я неминуемо оказываюсь в очереди перед клубом «Tease» и с дрожью жду, когда заплачу за вход. Я никогда не говорю Сайрусу о том, что прийду, но он каким-то образом всегда замечает меня в темном зале. Каждый раз он подходит к моему столику и ведет меня к главной сцене, крепко держа за руку.

В мой третий визит он пронес меня через толпу словно невесту, уткнувшись лицом в мою шею, вдыхая мой запах.

— Осторожно, — бормочу я ему на ухо, когда он аккуратно усаживает меня на стул. — На мне нет нижнего белья.

Он смотрит на меня, пропустив свое движение.

— Что?

— Это короткое платье, — говорю я ему. — И множество людей смотрят. Я не очень хочу, чтобы все эти люди видели мои принадлежности.

В течение нескольких секунд он молча смотрит на меня. Я вижу, как его адамово яблоко дергается, когда он судорожно сглатывает. Вокруг нас мигают огни, другие танцоры двигаются синхронно, но он застыл, тяжело дыша.

Я прижимаюсь к его щеке.

— Прости. Не хотела отвлекать тебя. Продолжай.

— Ты влипла по самые уши, — рычит он, срывая галстук. Вместо того чтобы отбросить его в сторону, он завязывает мне глаза. Я охаю.

— Сай…

Он наклоняется и кусает меня за щеку, царапая зубами кожу. Толпа кричит.

Представление становится в тысячу раз жарче, когда я не вижу, что происходит. Все мои чувства обостряются, поскольку он проводит моими руками по своему твердому, потному прессу, двигая своими бедрами поверх моих. К тому времени, как шоу заканчивается, я вся в поту, задыхаюсь и уже почти кончила. Сай не дожидается выхода на бис, просто хватает меня и тащит на улицу, чтобы поймать такси. Когда мы возвращаемся в квартиру мальчиков, мои стоны довольно эффективно вытаскивают Джека из его спальни.

***

Примерно через неделю после разговора с Себастьяном я вхожу в квартиру в восемь утра и застаю Джека в гостиной. Он стоит на коленях рядом с Ками и смотрит в окно, осторожно раскачивая ее. Его затененные глаза отрешены. Он даже не замечает, что я пришла, пока я не сажусь рядом с ним и не целую его в щеку.

— Привет, курсант. Я скучала по тебе.

Он оглядывается, смотрит на меня, и его лицо расплывается в улыбке.

— Ох. Привет. Извини. Я отключился.

— Да? — Я обнимаю Ками, взяв ее на руки. Она радостно ворчит, когда я притягиваю ее в свои объятия, захватывает в кулак мои волосы и дергает. Я аккуратно распутываю ее пальцы, прежде чем мои волосы исчезнут. — О чем ты думаешь?

Он трет глаза.

— О коде. Есть ошибка, которая портит одну из точек сохранения. Я всю ночь пытался воспроизвести ее, но она все время ускользает от меня.

— Тебя это действительно напрягает?

Он пожимает плечами.

— Это очень важно. И, наверное, я в некотором роде перфекционист. Код — это все, в чем я действительно хорош, так что я чувствую себя довольно дерьмово, когда даже в этом лажаю.

Я хмурюсь, гладя Ками по щеке.

— Код — это не единственное, в чем ты хорош. Почему ты так думаешь?

— Это моя фишка. — Ками я уже наскучила, и она снова тянется к нему. Он забирает ее у меня и усаживает к себе на колени. — Все мои братья и сестры — спортсмены. Один из моих братьев играет в полупрофессиональный футбол, другой — в национальной команде по плаванию, а младшая сестра — гимнастка. Она стремится принять участие в следующих Олимпийских играх.

Мои брови взлетают вверх.

— Это потрясающе!

Он кивает, улыбаясь.

— Да они такие. Однако я никогда не был спортивным. Вернее, я тренируюсь, но только потому, что должен. Я думаю, что спортзал — это самое скучное место на Земле. — Он раскачивает Ками из стороны в сторону, заставляя ее хихикать. — Школа — это то, что мне всегда удавалось лучше всего.

— Однако это не значит, что ты только на это и годишься, — начинаю я, но меня прерывает поток приглушенных ругательств, доносящихся из-за закрытой двери кабинета Себа. Мы оба переглядываемся.