Здесь Пушкин очень близко повторяет Б. Констана: "tous mes discours expiraient sur mes levres" .
Онегин, так же как Адольф, не решается на объяснение и посылает письмо. Для этого письма Пушкин черпает из "Адольфа" целый ряд формул и таким образом прибегает к "Адольфу" для создания языка любовных переживаний:
Ср. у Констана: "Je n'ai plus le courage de supporter un si long malheur mais je dois vous voir s'il faut que je vive".[54]
Адольф, пославший первое любовное письмо Элленоре, боялся угадать в ее улыбке след какого-то презренья к нему. Ср. в "Письме Онегина":
"Чего хочу?" — восклицает Онегин. "Qu'est-ce que j'exige?" — спрашивает Адольф в объяснении с Элленорой (гл. III). В том же объяснении с Элленорой Адольф говорит: "Напряжение, которым одолеваю себя, чтобы говорить с вами несколько спокойно, есть свидетельство чувства для вас оскорбительного" — и просит Элленору не наказывать его за то, что она узнала тайну (т. е. его любовь). Это место отчеркнуто в пушкинском экземпляре "Адольфа". Ср. в "Письме Онегина":
Выражение "милая привычка", дважды употребленное Пушкиным в любовных объяснениях[55] и между прочим в "Письме Онегина" — "Привычке милой не дал ходу", находится все в том же объяснении Адольфа с Элленорой ("Vous avez laisse naitre et se former cette douce habitude").[56]
И, наконец, письмо Адольфа к Элленоре (гл. III), вторая половина которого в пушкинском экземпляре "Адольфа" перечеркнута карандашной линией (от слов "Tout pres de vous" и до конца), содержит одно место, очень близкое к "Письму Онегина", написанному 3 октября 1831 года.[57]
Все эти сопоставления должны рассматриваться как перенесение Пушкиным из "Адольфа" в "Евгения Онегина" психологической терминологии любовных переживаний.
Жанровые эксперименты, характеризующие работу Пушкина в конце 20-х годов, идут по самым разным линиям.
Теперь уже можно говорить, что именно в конце 20-х годов Пушкин работал над жанром своих маленьких романтических трагедий. И очень примечательно, что параллельное использование Байрона и Б. Констана мы находим также и в одной из этих трагедий — в "Каменном госте".
Таким образом, "Адольф" был использован Пушкиным еще по одной линии его жанровых исканий. С одной стороны, сатирический роман "Евгений Онегин", с другой — психологическая повесть "На углу маленькой площади", с третьей романтическая трагедия "Каменный гость".
Выше отмечено совпадение "Письма Онегина" ("Я знаю: век уж мой измерен...") с текстом "Адольфа". Тот же текст был заимствован Пушкиным для "Каменного гостя". Любопытна и не очень обычна для Пушкина форма этого заимствования. Обыкновенно в пушкинских заимствованиях источник подвергается некоторой переработке и дальнейшему развитию. Здесь же мы видим почти дословный перевод. Пушкин вкрапливает цитату из "Адольфа" в текст своей трагедии. Эта цитата находится в III сцене "Каменного гостя", в объяснении в любви Дон Гуана; уже начало реплики Дон Гуана на слова Доны Анны: "Я слушать вас боюсь"
Я замолчу; лишь не гоните прочь
Того, кому наш вид одна отрада ,
довольно близко к "Адольфу": "чем заслужил я лишения сей единственной отрады " (Адольф говорит о запрещении видеть Элленору).[59] Затем в "Каменном госте" следует цитата из "Адольфа":
Лучший комментарий к этому месту дал сам Пушкин в "Арапе Петра Великого" (1827): "Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает женское сердце вернее всех расчетов обольщения ". Ср. с этой авторской ремаркой в "Арапе Петра Великого" следующее место в той же сцене "Каменного гостя":
После этого понятно, что тронутая любовью без надежд и требований Дона Анна отвечает:
Эти слова перенесены Пушкиным из предыдущей (II) главы "Адольфа", где на требование Адольфа принять его "завтра в 11 часов" Элленора отвечает: "Je vous recevrai demain, mais je vous conjure..." ("Я вас приму завтра, но заклинаю вас..."). Элленора не кончает фразы, потому что боится быть услышанной присутствующими, но по смыслу фраза ее не могла иметь иного окончания. Пушкин договаривает за Констана.
Столь же несомненна близость к "Адольфу" слов Дон Гуана о тайне (т. е. любви своей), которую он нечаянно выдал:
Адольф просит Элленору "удалить воспоминание о минуте исступления: не наказывать меня за то, что вы знаете тайну , которую должен был заключить я во глубине души...". Эта фраза, как было отмечено выше в связи с "Письмом Онегина", отчеркнута в пушкинском экземпляре "Адольфа".[62]