В тот год, когда он уничтожил всю знать клана гаошань и вынудил их правителя подать в отставку, он был зол на Вэй Юя, посмевшего окунуть палец в котел с супом⁴. К тому клинку это не имело никакого отношения. 

⁴ 染指 (rǎnzhǐ) — окунуть палец в котел с супом (обр. в знач.: пристроиться к чужому пирогу, урвать кусочек).

Сюань Цзи казалось, что они с детства зависели друг от друга. Казалось, что... в сердце этого человека всегда было для него место.

Пока в душе юноши бушевала буря, Шэн Линъюань молча повернулся к Чжичуню.

— Да, драгоценные мечи действительно обладают душой. Иначе он не смог бы создать себе тело. В тот год Вэй Юню удалось очистить более ста клинков, но у всех у них был лишь один дух — единственный в мире... дух меча с несколькими телами. 

Прибыв в заваленный трупами дворец, Его Величество действительно ощутил «рождение» этого духа. Но, как бы он не искал, он так ничего и не нашел. Тогда ему казалось, что все это было лишь иллюзией, вызванной большим количеством неудач.

Неудивительно, что за тысячи лет существования Чжичуня никто и никогда не слышал об этом удивительном драгоценном мече.

В конце концов, он стал последним творением Вэй Юня.

Вэй Юнь не доверял ему. Даже умирая, он не отдал ему настоящий клинок. Но жизнь поистине непредсказуема. Кто знал, что через три тысячи лет он будет держать этот меч в руках. Судьбу не изменить. 

Гу Юэси проследила за взглядом Шэн Линъюаня, ее зрачки превратились в две узкие щелочки. Внимательно осмотрев замерзшие тела, она вновь подняла глаза на Чжичуня. Сама не зная почему, она вдруг резко вскинула голову.

— Это же…

— Так тебя зовут Чжичунь, — мягко сказал Шэн Линъюань тоном, похожим на древнюю русалочью песню. — Это действительно в духе Вэй Юня. Неудивительно, что даже когда твое тело оказалось уничтожено, твой бессмертный дух не исчез. 

Красные от усталости глаза Гу Юэси внезапно загорелись странным огнем:

— Ты хочешь сказать, что, даже если его лезвие сломано, Чжичунь все равно может жить в другом теле?

Шэн Линъюань улыбнулся, но ничего не ответил.

— Командир Янь, ты слышишь меня? Командир Янь, ты должен как следует постараться, ты… 

— Жертвенные письмена, — стоявший посреди моря Чжичунь внезапно открыл рот. Казалось, он слишком долго молчал. Он запинался даже сильнее, чем Шэн Линъюань, когда впервые пришел в этот мир. — Это я их написал.

Лицо Янь Цюшаня стало таким, словно его ударили мечом.

— Яд призрачного острова разъел мой клинок. Лезвие сломалось, но я внезапно обнаружил, что все еще был жив... Однако, ты больше не мог меня видеть. Никто не мог меня видеть, а я, как не старался, никак не мог вспомнить, кто я такой... Мое сознание помутилось. — Чжичунь печально посмотрел на Янь Цюшаня и с трудом проговорил, — на самом деле… Я все это время следовал за тобой.

Стоило только Сюань Цзи услышать слова: «Никто не мог меня видеть, а я, как не старался, никак не мог вспомнить, кто я такой», — как до ушей всех присутствующих донесся тихий всплеск. Юноша разжал пальцы и случайно выронил холодный клинок в море.

Но все взгляды сейчас были устремлены на Чжичуня, никто и не заметил, как меч выскользнул у него из рук.

— Лишь недавно... я начал постепенно просыпаться и что-то чувствовать.

— Что чувствовать? — спросил Ван Цзэ.

— Мой… клинок. — ответил Чжичунь. — Порой он словно отдалялся от меня, порой приближался… Я последовал за ним... Я последовал за ним и оказался здесь. Однако, у меня не получалось проникнуть ни в один из мечей. Все клинки были запечатаны в стене, удерживаемые внутри каким-то сильным заклинанием. Я не мог больше ни о чем думать. Моя память погрязла в тумане. Я лишь смутно чувствовал, что кто-то ищет меня... Я хотел вернуться домой… Вернуться к нему. Я метался среди этих могил и постоянно кричал. Но не было никого, кто мог бы меня услышать. Холодные стены гробницы не пропускали ни звука.

Чжичунь медленно закрыл глаза.

— Вдруг, в моем сознании возникли жертвенные письмена. Я услышал голос, и голос сказал мне, что в этих стенах запечатано сто восемь клинков. Если бы я согласился пожертвовать ими, я смог бы вновь вернуться в этот мир. 

Всеми отвергнутый, он сохранил в своем сердце смутную тень настойчивости. Человек, который не мог его увидеть, стал для Чжичуня самой настоящей костью в горле. Он не был ни живым, ни мертвым. Как все это похоже на него самого... Сюань Цзи даже показалось, что кто-то пересказал его собственную историю. 

А что, если бы они поменялись местами? Что бы случилось, будь у меча демона небес такая возможность?

Сюань Цзи спросил себя об этом, прекрасно зная, что ни секунды не колебался бы. Он бы не смог устоять перед таким искушением. Зная, как уязвима человеческая натура, юноша снисходительно относился к чужой трусости. Он сказал:

— Тогда твой разум пребывал в смятении. Ты ведь понятия не имел, что такое темное жертвоприношение, верно?

Чжичунь поджал губы, но не сказал ни слова, опасаясь, что это прозвучит как оправдание.

— Нет ничего удивительного в том, что ты ничего не знал. Кроме того, судя по твоему психическому состоянию, говоря юридическим языком, в тот момент ты был попросту «недееспособен». Я думаю, во всем виноваты те ублюдки, что заставили тебя написать эти слова, — сказал Сюань Цзи. — Когда яд с призрачного острова проник в твое тело, ты сбежал. Ты помнишь это? Тогда эти умники⁵ приняли решение уничтожить тебя. Но, когда я впервые услышал об этом, я подумал: как эти эксперты из Управления могли быть такими беспечными? Должно быть, все это было кем-то подстроено. Вероятно, они внедрили знания о ритуале в твой разум еще тогда, когда ты находился в беспамятстве. Ты тоже стал жертвой...  

⁵ 篓子 (lǒuzi) — буквально бамбуковая плетёная корзина. На старопекинском диалекте так называли людей, отличавшихся особой любовью к какому-либо виду художественной самодеятельности. Например, "книжная корзина" — любитель книг; "шахматная корзина" — заядлый шахматист. 

Но прежде, чем он закончил говорить, Шэн Линъюань вдруг грубо прервал его. 

— Нет смысла бесконечно повторять одно и то же. Согласившись написать эти строки, ты принес в жертву сотню свои тел, верно?

Чжичуню стало стыдно.

— Да, это я виноват... 

— Нет… Ваше… Лин… — в сознании Сюань Цзи реальность смешалась с воспоминаниями. Он никак не мог понять, как должен был к нему обращаться. — Сперва выслушай меня, ты…

Но не успел он договорить, как прямо перед ним мелькнула белая тень. Шэн Линъюань спрыгнул с катера и ринулся вперед. Там, где его ноги касались воды, образовывалась прочная ледяная корка, надежно сковавшая Чжичуня. Шэн Линъюань протянул руку и в мгновение ока схватил Чжичуня за шею.

— Прекрати это!

— Линъюань!

Одновременно закричали Ван Цзэ и Сюань Цзи. Янь Цюшань схватился за бортик лодки.

Чжичунь инстинктивно отшатнулся назад и разом пришел в себя. Вероятно, он чувствовал, что заслужил все это за то, что он сделал. Он поднял голову и молча посмотрел в холодные и ласковые глаза императора, спокойно ожидая своей участи.

Шэн Линъюань встретился с ним взглядом и вдруг ослабил хватку. 

— Темное жертвоприношение завершилось успехом. Пролитую воду обратно не соберешь⁶. Мне незачем убивать тебя, — Шэн Линъюань на мгновение замолчал. Опустив руку, он осторожно приподнял лицо Чжичуня за подбородок. — В конце концов, Вэй Юнь сделал все, что смог, чтобы помочь появиться на свет такому никчемному духу меча, как ты.

⁶ 覆水难收 (fù shuǐ nán shōu) — вылитую воду трудно собрать (обр. в знач.: сделанного не воротишь; прошлому возврата нет).

Чжичунь никогда не слышал таких слов. Он готов был провалиться сквозь холодную воду. Юноша весь дрожал. 

— Командир Янь! — со стороны катера послышался голос Гу Юэси. Скрепленное металлом тело Янь Цюшань ударилось о палубу. В его глазах, казалось, загорались и гасли вспышки⁷. Мужчина упрямо боролся со смертью, но долго он бы не протянул. Янь Цюшань расфокусировано посмотрел на Чжичуня. Чжичунь тут же побледнел. Юноша хотел было броситься к нему, но жертвенные письмена намертво пригвоздили его к месту.

⁷ 回光返照 (huí guāng fǎn zhào) — светить отражённым светом (обр. о временном улучшении перед смертью).

— Лин... — Сюань Цзи вновь обратился к Шэн Линъюаню. — Ваше Величество, ты... вы можете заморозить его? 

В отличие от представителей водного класса, чьих способностей хватало лишь на то, чтобы создать чашку дробленного льда⁸, черный туман Шэн Линъюаня был словно жидкий азот, он мог заморозить даже человека. Но одновременно с этим, его мощная восстанавливающая способность могла предотвратить повреждение клеток в процессе оттаивания. И действие ее длилось до тех пор, пока того желал сам Шэн Линъюань. 

⁸ 刨冰 (bàobīng) — дроблёный лёд, строганый лёд (десерт). Своеобразное мороженное из тертого льда с соком. 

Но, конечно же, сейчас он не собирался этого делать. 

Темная энергия Его Величества проникала в атомы. Он мог как разрушать, так и восстанавливать предметы. Обычно, ему приходилось прибегать к «переносу». Например, чтобы восстановить разгромленный гостиничный номер, ему пришлось пожертвовать цветами и деревьями.

Сюань Цзи добавил: 

— Я могу поделиться с тобой своей жизненной силой. Он умирает. Мы не успеем добраться до берега. Ты...

Шэн Линъюань отвел взгляд и с улыбкой спросил: 

— Но почему я должен его спасать? 

Сказав это, он тут же посмотрел на Янь Цюшаня. В теле этого человека едва теплилась жизнь, он был так слаб, что ее невозможно было даже почувствовать. Металл, который поддерживал его, вышел из-под контроля и начал атаковать хозяина. Из семи отверстий тела Янь Цюшаня хлынула кровь. Его ждала не просто смерть, а мучительная и безобразная смерть. 

Шэн Линъюань не делал различий между людьми и демонами. Он лично основал подразделение Цинпин. Кроме того, как древний дьявол, вынужденный вернуться на поле боя после стольких лет, он не испытывал к нынешнему поколению ни симпатии, ни неприязни. Он мог запросто спасти их. А мог убить, стоило только кому-то из них встать у него на пути. Исходя из здравого смысла, пусть Янь Цюшань и был связан с кланом гаошань, он все еще оставался человеком. Человеком, чьи способности встречались один раз из ста.