Глава 106 « Холодные края»
____
На этом Чэнь Цинсюй завершила беседу, развернулась и ушла. На следующий же день она уехала из столицы.
____
За ночь все неожиданно переменилось.
На протяжении двух поколений императорского дядю Ван Го осыпали почестями, а теперь вдруг бросили в тюрьму. Многих из близких к нему дворцовых слуг по одному вызывали для допроса. Люди во всех девяти дворцах Запретного города не находили себе места от тревоги. Как говорится, потянешь редьку из земли, перемажешься в грязи. В ходе расследования всплыло дело о нападении варваров на Черный Железный Лагерь и другие старые грехи. Когда дерево падает, обезьяны разбегаются [1]. В страхе, что их сочтут причастными к заговору, придворные рвали любые связи с семейством Ван.
Виновника беспорядков, посла варваров, в тайне бросили в темницу. В несколько смен его охранял северный гарнизон.
Впрочем, даже Фан Цинь не сумел предсказать, к чему все приведет...
Янь-циньван, это бельмо на глазу, добровольно подал в отставку, а император Лунань одобрил его уход.
Фан Цинь дожил до своих лет, но впервые понял значение фразы «судьба непредсказуема». Сколько он ни пытался избавиться от Янь-циньвана, выдумывая коварные планы, но тому всё было как с гуся вода. На этот раз Фан Цинь решил не вмешиваться: слишком занят был тем, что избавлялся от любых связей с Ван Го, а заодно активно поддерживал его политических противников... В результате неожиданно все вышло именно так, как он хотел!
Не зря предки говорили, что волю Императора, как и намерения добрых и злых духов, нельзя предсказать.
Той ночью в столице прошел сильный снег, лепестки слив в саду Аньдинхоу покрылись слоем искрящегося серебристого инея. На морозе цветы выглядели еще ярче — прекрасное зрелище.
Возвратившаяся домой повозка остановилась у входа в поместье. Паровую лампу засыпало снегом, но она продолжала ярко светить. Со скрипом железные марионетки повернулись — пар развеялся по ветру — и ворота наконец широко распахнулись.
Гу Юнь выпрыгнул из повозки и помахал Хо Даню. Затем он приподнял шторку и сказал:
— Дай мне руку.
Полученная Чан Гэном ножевая рана выглядела жутко, но к счастью, мышцы и кости не пострадали. Тут и без помощи Чэнь Цинсюй, благодаря полученной от Уэргу силе, все бы зажило. Он явно скоро поправится.
Правда, наедине с Гу Юнем он не упускал возможности воспользоваться своим состоянием.
Чан Гэн сделал вид, что опирается на его руку, и выбрался из повозки. Из тела словно вынули все кости. Он мертвой хваткой вцепился в руку Гу Юня. Тот раньше что-то не слыхал о болезни, которая бы наделяла больного подобной силой.
Разумеется, Гу Юнь понимал, что Чан Гэн притворяется, но поскольку на беднягу действительно свалилось несчастье, считал неуместным его осуждать. Он обнял Чан Гэна и ласково похлопал по спине. Затем накинул на него теплую накидку, укутал и они прошли через ворота в поместье.
Когда входная дверь открылась, сквозняк с улицы разбудил птицу, спавшую в клетке у окна.
Птице как раз снился хороший сон. Проснувшись в скверном настроении, майна задрожала от ледяного ветра и выругалась:
— Вот бесстыдники! Насмерть заморозите! Га!... Га-га!... Счастья и исполнения желаний! Цветы прекрасны и луна полна! [2] Успеха в делах и достатка!
Гу Юнь опешил.
Они с пернатым небожителем долго играли в гляделки, пока птица не прикрылась стыдливо крылом. Похоже, эта тварь прекрасно понимала, насколько жалко выглядит, и не смела больше смотреть ему в глаза.
Чан Гэн рассмеялся. Судя по всему, великий маршал Гу оценил покорность птицы.
— У тебя щеки покраснели от холода, — заметил Гу Юнь, сжав его подбородок. — Ты нанес себе ножевое ранение, потерял должность, чему ты радуешься, а? Немедленно переоденься.
— Да у меня словно гора с плеч упала. — Чан Гэн многозначительно усмехнулся, а затем развернулся и отошёл переодеться в сухую одежду. Он сел у окна, поймал птицу и погладил ее по хохолку. Несчастное пернатое дрожало в страхе за свою жизнь. — Слушай, Цзыси, а если Ху Гээр — моя настоящая мать, то кто тогда отец?
Гу Юнь отмахнулся:
— Не говори ерунды.
Чан Гэн беззаботно рассмеялся.
— Он не может быть варваром, иначе бы бежал вместе с ней. Но его явно многое связывало с Ху Гээр. Скорее всего, он помог императорской супруге организовать побег, а затем взял под контроль шпионов варваров в столице и во дворце... И лишь во время осады столицы он выдал себя.
Как и Шэнь И, он намекал на мастера Ляо Чи, которого застрелил собственными руками.
Гу Юня не особо это не особо волновало:
— Ты про дунъинцев? Они не бывают настолько высокими. Но если ты однажды превратишься в уродливого пророчащего несчастья монаха, нам точно придется расстаться.
Чан Гэн молча улыбнулся.
— Пойду распоряжусь, чтобы приготовили отвар из имбирного корня, — сказал Гу Юнь. — Смотри не простынь.
Чан Гэн встал, засунул птицу обратно в клетку и закрыл ее черной тканью. Затем он, явно с дурными намерениями, бросил:
— Есть и другие способы согреться. Иди сюда!
Тем временем посла варваров привели с допроса в неприступные стены императорской тюрьмы и бросили в темную камеру.
Когда он повернул голову и посмотрел на Шэнь И, у того дрогнуло сердце.
Посол варваров с усмешкой напевал народную песню:
— Как чиста ее душа, даже ветер с Небес целовать края ее юбок готов...
Его народ давно жил в степях, поэтому обладал чистыми и сильными голосами. Голос посла звучал низко, словно он пытался перекричать сильную метель. Его пение напоминало печальный волчий вой в конце жизненного пути и надолго западало в душу.
Шэнь И нахмурился, но ненадолго задержался, чтобы послушать. Он чувствовал грядущие перемены.
В золотых коробочках тяжелой брони патрульных тихо горел цзылюцзинь, отчего вокруг образовывалось небольшое фиолетовое световое пятно. Пар пробивался сквозь снег и лед, чтобы развеяться в одно мгновение. Степи, лошади, примитивные варварские мечи, копья и стрелы слились воедино, чтобы застыть в тени железных марионеток и тяжелой брони.
Шэнь И показалось, что на его глазах эпоха катится к своему закату.
Впрочем, сентиментальный порыв продлился недолго. Вскоре он пришел в себя... Если догадки Гу Юня верны, среди восемнадцати племен действительно могут быть разногласия. Нельзя упускать удобный момент для атаки — скорее всего, в ближайшее время на севере и так начнется война.
Шэнь И кружил вокруг тюрьмы и собирался отправиться восвояси, когда рядом мелькнула светлая тень. Вспышка была настолько неожиданной и ослепительно яркой, что в глазах зарябило. Если бы не отточенные на поле боя инстинкты, он бы вряд ли что-то заметил.
Шэнь И подал знак ничего не подозревавшим стражникам и во главе отряда с гэфэнжэнем в руках вошел внутрь. С каждым шагом его охватывал ужас. В пустой тюрьме стояла невероятная тишина, а два тюремщика возле пустой камеры неподвижно замерли — один лежал, а второй сидел. Присмотревшись повнимательнее, Шэнь И вздрогнул.
Холодок коснулся затылка. Когда он, повинуясь инстинкту, замахнулся гэфэнжэнем, тот рассек лишь воздух.
В ушах зазвенело, словно лезвие задело что-то очень легкое. Тогда Шэнь И без оглядки бросился вперед, добежал до поворота и подпрыгнул. Ногами он уперся в стену, развернулся и схватил нарушителя за край одежды. Он потянул вниз и накидка, скрывавшая лицо беглеца, спала — это оказалась Чэнь Цинсюй.
Шэнь И оторопел.
Приземления он не запомнил. От изумления он широко открыл рот и едва не вывихнул ногу.
Рядом послышались торопливые шаги. Следом шли солдаты из северного гарнизона. Шэнь И быстро опомнился, кивнул Чэнь Цинсюй и оттолкнул ее в темный угол. Затем он невозмутимо взял в руки гэфэнжэнь и медленно повернулся к подошедшему патрулю.
— Генерал Шэнь, что тут произошло? — спросил стражник.
— Ничего, — тихо сказал Шэнь И. — Видно, померещилось. Варвары ужасно коварны, предупредите своих братьев, чтобы были настороже.
Стражники сразу ему поверили и, разделившись, вернулись к патрулированию.
Шэнь И замер и сделал глубокий вдох. Сердце едва не выпрыгивало от груди.
Наконец он утер холодный пот, обернулся к укрытию и обратился к Чэнь Цинсюй.
— Что барышня Чэнь здесь делает?
Чэнь Цинсюй пришла повидаться с варварским послом. Ее интересовали любые сведения о Кости Нечистоты — в том числе самые незначительные. О своем визите она заранее предупредила Чан Гэна. Тот сразу предложил ей обратиться за содействием к армии, но Чэнь Цинсюй рассудила иначе. Она же не освобождать пленника из тюрьмы собиралась, а всего лишь среди ночи прогуляться вокруг тюрьмы. Сущая мелочь. В случае с Костью Нечистоты, чем меньше людей знает ее секрет, тем лучше.
Чэнь Цинсюй не ожидала, что ее поймают с поличным — тем более, кто-то знакомый. Она сложила руки в поклоне и смущенно извинилась:
— Благодарю генерала за проявленное снисхождение. Я пришла сюда, чтобы кое-что уточнить у варварского посла... Генерал Шэнь, взгляните.
Она достала из рукава написанную Чан Гэном записку, заверенную личной печатью Гу Юня. Пользуясь его влиянием, Чан Гэн открыл для нее двери тюрьмы. Поначалу Чэнь Цинсюй хотела отказаться от этого предложения. Сейчас в душе она ликовала, что в итоге согласилась — иначе как бы сейчас объяснялась перед Шэнь И?
Письмо все еще хранило тепло ее тела. Когда Шэнь И коснулся бумаги, его пальцы слегка дрожали. Слова плыли перед глазами, точно облака или дым, а каждое чернильное пятнышко будоражило воображение.
Они с Чэнь Цинсюй остались наедине в узком пространстве, но он не смел поднять на нее взгляд.
Заметив, что Шэнь И как-то надолго затих, Чэнь Цинсюй привлекла его внимание:
— Разрешение заверено личной печатью маршала Гу.
Шэнь И перестал витать в облаках:
— А... А, да, вам следует быть осторожной, м-м-м... Идемте.