За эти несколько дней ему навязали на горло нити ложных чувств мира, покоя и счастья. В сердце мальчика подняла голову жадность. Он хотел было уцепиться за эти фальшивые чувства, но обманул сам себя и теперь он решительно отказывался думать о будущем.
"Чего ты хочешь?.."
Положа руку на сердце, спросил сам у себя Чан Гэн.
"Ты многого хочешь..."
Однако, несмотря на бурные волны, с новой силой поднимающиеся в его сердце, Чан Гэн ничего не сказал, встретившись взглядом со старым седовласым слугой.
- Ваше Императорское Высочество?.. - с тревогой обратился старый слуга.
Аккуратно обрезав ветку сломанного цветка, Чан Гэн молча забрал вазу из рук старика. Поставив вазу на стол Гу Юня, он опустил в нее веточки сливы и прошептал:
- Простите, что затруднил вас...
Когда мальчик закончил, он развернулся и направился к выходу.
Покинув комнату Гу Юня, он перешел с обычного шага на бег, оставляя позади себя марионетку с мечом.
Гэ Пансяо сжимал в руках небольшую коробочку Цзылюцзиня. Откуда он ее достал - никто не знал. Но, пока он шел по тропинке внутреннего дворика, он едва не врезался в Чан Гэна.
- О, старший брат...
Чан Гэн сделал вид, что не услышал. Толстячка будто коснулся легкий порыв пролетающего мимо ветра. Чан Гэн ворвался в свою комнату и тут же плотно закрыл за собой дверь.
Гу Юнь больше всего любил эту черту характера Чан Гэна. Даже когда мальчик крайне сильно гневался, он никогда не давал волю своим эмоциям, не позволял им вырваться наружу при посторонних людях. В этом плане нельзя было отрицать вклад Сю Нян. Ее длительное и постоянное жестокое обращение с мальчиком на протяжении более десяти лет научило Чан Гэна невероятной выносливости.
И эта Кость Нечистоты, спрятанная где-то глубоко в мальчишеском теле, была подобна постоянно произрастающему ростку, который нужно было подпитывать ядовитой водой, чтобы тот постепенно превратился в дикий цветок.
Чан Гэну стало тяжело дышать. Его грудь будто сдавило слоями тяжеленных валунов, а мышцы стянули ржавые, железные оковы. Ноги начали дрожать против его воли.
В ушах звенело. Мальчик был в ужасе от совершенно новых, странных, болезненных ощущений, вырвавшихся из его груди. Он сжал пальцы в кулаки, настолько крепко, как смог, до громкого хруста костей. И сейчас он словно впервые увидел действительно кошмарный сон.
Чан Гэн явно чувствовал, как незримая рука молниеносно и нещадно вырвала все теплые чувства и любовь из его сердца.
Поначалу Чан Гэн еще мог ясно мыслить. Он со страхом подумал: "Это Кость Нечистоты? Что со мной случилось?"
От ужаса и страха у мальчика помутилось сознание. Он начал задаваться вопросом - где он? Множество мыслей в его голове то всплывали, то исчезали, подобно потокам морской воды. И тут из ниоткуда в его голове родилось желание убивать.
С одной стороны, он думал о том, что Гу Юнь уже ушел - он больше не нужен, с другой стороны, казалось, будто он видел Гу Юня прямо сейчас. Маршал стоял прямо перед ним с каменным лицом, и он словно издевался над мальчишкой, над его неспособностью держать себя в руках, над его беспомощностью, бездарностью.
Кость Нечистоты усилила в сердце Чан Гэна все негативные эмоции в сотни... тысячи раз!
В этот момент казалось, что Гу Юнь больше не маленький ифу, которого Чан Гэн так нежно любил всем своим сердцем, что он — ненавистный враг, существование которого Чан Гэн презирал, которого он жаждал схватить, которого он так хотел безжалостно унизить.
Чан Гэн сжал висящий на груди осколок сломанного лезвия, но, несмотря на то, что края лезвия были сглажены, они достаточно глубоко врезались в пальцы, разрезая тонкую плоть и пуская кровь.
Яркая вспышка боли, пронзившая окоченевшие конечности, пробудила Чан Гэна, он смог выбраться из этого бесконечного кошмара. Мальчик сжал пальцы в кулаки. Его ладони были исцарапаны, кожа была разодрана, и из ран сочилась кровь.
Когда действия Кости Нечистоты постепенно утихло, солнце уже медленно опускалось за горизонт.
Одежда Чан Гэна была насквозь пропитана холодным потом. Ладони и руки были покрыты кровью. От истощения мальчик прислонился к двери. Он познал силу Кости Нечистоты и понял, каким же он был глупцом, думая о том, что это проклятье вызывает только кошмарные сны.
Сю Нян действительно обошлась с ним далеко не снисходительно.
Старый слуга и другая прислуга заметили, что мальчик долго не выходил из своей комнаты. Когда они стучались в его дверь, ответа также не последовало. Они очень переживали, ходили около его комнаты и через короткие промежутки времени снова и снова пытались дозваться до него.
Переживания старших заставили Чан Гэна почувствовать себя лучше. Его веки слегка дернулись. Тяжелая капля холодного пота скатилась по его лбу и упала на ресницы. Чан Гэн не в силах был просто открыть глаза.
- Я в порядке, - сказал он. - Оставьте меня ненадолго одного.
- Вы весь день не ели, - сказал старый слуга. - Если бы Аньдинхоу был тут, он не смог бы смотреть на то, как Ваше Высочество так плохо с собой обращается. Достаточно будет хотя бы чаши овсяной каши, позвольте старому слуге подать ее для вас?
Чан Гэн был измучен не только психически, но и физически. При одном упоминании Гу Юня, он несколько раз произнес про себя имя другого человека, изо всех сил стараясь взять себя в руки:
- Все в порядке, дядя Ван. Если я проголодаюсь, ночью я схожу и поищу что-нибудь поесть.
Старый слуга вслушивался в его голос. Мальчик говорил тихо, но весьма слаженно и четко. Продолжать давить на него не было никакого смысла. Ему пришлось отойти, чтобы отозвать других слуг, а также Гэ Пансяо и Цао Нянцзы, с беспокойством наблюдавших за ними. Уходя, они несколько раз оборачивались, посматривая на дверь в комнату Чан Гэна.
Чан Гэн сидел прямо под дверью. Подняв взгляд, он увидел над кроватью пару наплечников с брони Гу Юня.
Они были темными и холодными, от них веяло чем-то бездушным, но Гу Юнь сам лично оставил их тут, чтобы разогнать кошмары Чан Гэна.
Мальчик не знал, как долго он просидел на одном месте. Паровая жаровня постепенно согревала его холодное тело. Восстановив немного сил, Чан Гэн поднялся на ноги и решил немного привести себя в порядок. Переодевшись в новую одежду, он нашел лекарство, которое ему дал учитель по боевым искусствам в тот день, когда мальчик получил травму во время тренировки на мечах. Промыв раны, он осторожно нанес лекарство.
Сняв со стены наплечники Гу Юня, он сжал их в своих руках, а затем опустил на кровать.
Чан Гэн не плакал.
Может, потому, что у него не осталось сил. А может потому, что он только что потерял много крови.
Зачастую бывает, что тот, кто проливает кровь, больше никогда не сможет пролить слезы. В конце концов, в человеке не так много воды, поэтому всегда следует выбирать только одну сторону, на которую можно было потратиться.
Чан Гэн только что создал себе врага, который однажды придет к нему и даст сдачи. Даже несмотря на то, что в его голове был полный сумбур, мальчик прекрасно понимал, какой силой обладает его враг.
Было странным и то, что мальчик совершенно не испытывал страха, как было тогда, в Яньхуэй, когда он, оказавшись в комнате Сю Нян, впервые столкнувшись лицом к лицу со свирепым варваром в тяжелой броне.
Чан Гэн был добрым и мягкосердечным мальчиком, но ничто в этом мире не могло заставить его сдаться.
Ах... Да... Все, что угодно, кроме Гу Юня.
Истощенный Чан Гэн подумал: "Я буду ненавидеть Гу Юня до самой смерти..."
После, Чан Гэн решил попробовать надеть на себя наплечники Аньдинхоу. Он никогда раньше не носил броню, и он не знал, пойдет ли она ему. Но уже сейчас он начал чувствовать, как эта штука давит на его тело, и она оказалась намного тяжелее, чем он себе представлял.
Он так и заснул, прямо в наплечниках Гу Юня, и впереди его ждали только бесчисленные кошмарные сны.
***
На следующий день Чан Гэн сообщил, что хочет ненадолго куда-нибудь сходить.
Все жители поместья были поражены. Ведь в их памяти еще была свежа та сцена, когда маршал Гу перед Новым Годом силком вытаскивал Его Высочество из дома.
Перед отъездом Гу Юнь сказал: "Придержите его дома три-пять дней. К тому времени мы уже пересечем семь главных ворот, перейдем северную часть Синьцзяна, и двинемся к северной границе. Будем честными, он не сможет нас догнать, и успокоится".
Но три-пять дней еще не прошли. Старый слуга испугался, что Чан Гэн готовит свою лошадь, чтобы отправиться за ними.
- Ваше Императорское Высочество! - быстро позвал он Чан Гэна. - Черный Железный Лагерь - не обычная армия. Они движутся очень быстро. Даже крепкая и здоровая лошадь не сможет догнать их. Более того, они не позволят лицам, не имеющим воинского звания, остаться с ними, это правило было принято еще предыдущим Аньдинхоу...
- Дядя Ван, - спокойно ответил Чан Гэн. - Я не собираюсь преследовать их, чтобы доставить им хлопот. Я уже давно не наивный ребенок.
- Тогда вы...
- Я хочу посетить храм Ху Го и навестить мастера Ляо Жань. Я обещал ему.
В очередной раз лицо старого слуги подернули странные эмоции - он как будто только встал с постели.
Выходит, когда маршал вернется домой, он обнаружит, что в его отсутствие, Его маленькое Высочество совершил измену, предал свою страну и сбежал в храм Ху Го...
Старый слуга даже представить себе не мог, какое выражение будет на лице Гу Юня. Чем это все будет отличаться от того, что у старого слуги на голове будет зеленая шапка? [2]
Но сейчас была кое-какая другая неотложная задача - подбодрить сына Аньдинхоу. У его слуги не было другого выбора, кроме как упрямо сжать зубы и собрать для Чан Гэна охрану, чтобы те сопроводили его в храм Ху Го.
Как можно более могущественнее и громаднее, выше городских ворот, чтобы они первыми могли заступиться за мальчика.