Чан Гэн медленно шел, держа руки за спиной. Тяжелый меч стучал по его ноге. Все, что говорил Гэ Пансяо, он уже не слышал.

Учится он или нет, занимался он борьбой на мечах или нет — это было его личное дело. И это совершенно не имело никакого отношения к тому, освободил ли их от учебы учитель Шэнь на эти дни или нет.

— Кроме того, учитель Шэнь сказал, что он делает лекарство для дяди Шилю, — не унимался Гэ Пансяо. — А это значит, что он может надолго уйти за травами, и его не будет дома. Тебе тоже некуда идти — почему бы тогда не пойти с нами? Да и что забавного в этих твоих играх с большим мечом?

Вот тут Чан Гэн услышал мальчика. Он остановился и выдержал паузу.

— Разве Шилю не вернулся на днях из Чанъяна? Как он снова умудрился заболеть?

— Ах... Я не знаю... То есть... Я хотел сказать, что не было ни дня, когда он не болел... — ответил Гэ Пансяо.

— Я пойду проведаю его, — Чан Гэн отмахнулся от двух назойливых мальчишек. — Иди домой. Уже поздно. Если ты пропустишь ужин, тебе снова достанется от отца.

— Э-э-э, старший братик, хм... Ну...

У Чан Гэна не осталось никакого интереса к этому бесконечному потоку слов.

Каждый год для мальчишек их возраста был очень значительным. Это касалось не только их роста, но и вопросов зрелости. Так вышло, что кто-то становился взрослым слишком рано. Чан Гэн уже был не в том возрасте, чтобы общаться с такими детьми как Гэ Пансяо.

Он мастерски использовал свое преимущество в росте и длинных ногах и вскоре ушел достаточно далеко.

Маленький толстяк попросту потратил время. Он даже не смог пригласить старшего брата на бой.

Разочарованно вздохнув, он впился взглядом в Цао Нянцзы.

— Ничего не хочешь сказать?!

Цао Нянцзы покраснел, в глазах помутнело, и вся злость, которую он испытывал к Гэ Пансяо несколько минут назад, полностью испарилась. Схватившись за грудь, точно он был взрослой девушкой, переживающей интенсивное половое созревание, он протяжно выдохнул:

— Ах, походка моего старшего брата Чан Гэна даже привлекательнее, чем у других людей!

Гэ Пансяо промолчал.

«Не могу больше терпеть этого мальчишку...»

Учитель Шэнь, о котором говорил Гэ Пансяо, и дядя Шилю были братьями. Но в истории отношений Чан Гэна и дяди Шилю было множество событий, которые они пережили вместе.

Два года назад, когда Чан Гэн был еще совсем маленьким, он в одиночку вышел за городские ворота, чтобы поиграть. К несчастью, он заблудился и чуть не погиб от волчьей стаи. Ему просто повезло, что в тот день мимо проходили братья Шэнь.

Учитель Шэнь использовал какой-то лекарственный порошок, чтобы отпугнуть волков, и этим спас жизнь маленького Чан Гэна. После этого двое братьев поселились в Яньхуэй, и мэр Сюй бесплатно отдал им свободный дом в благодарность за спасение сына.

Старшего брата звали Шэнь И. Он был несостоявшимся ученым. Несмотря на то, что Шэнь И еще был молод, он уже успел отказаться от всех своих начинаний и желаний, поэтому и осел отшельником в этом грязном месте, и все жители города вежливо называли его учителем.

Помимо того, что Шэнь И был отшельником, он также занимал должность доктора, каллиграфа и местного учителя, «мастера длинных рук» и занимался многими другими видами деятельности. Он мог делать все, что угодно — от заботы о раненых до приема родов у лошадей. Днем Шэнь И обучал детишек у себя дома. С наступлением вечера он прогонял всех по домам. В это время он, засучив рукава, начинал возиться с разными механизмами: паровыми двигателями, доспехами, тренировочными манекенами. С таким количеством умений он, вероятно, был самым занятым отшельником из всех когда-либо существовавших.

Учитель Шэнь делал практически все: от зарабатывания денег до заботы о семье, вплоть до готовки, в которой он был очень хорош. Забрав все таланты, Шэнь И ничего не оставил своему брату, ставшему в этой жизни разве что настоящим расточителем. Брата учителя Шэня звали Шэнь Шилю. Похоже, что Шэнь Шилю всегда был болезненным ребенком. Судя по всему его родители не думали, что их ребенок проживет так долго, поэтому не удосужились дать ему имя. Он родился на шестнадцатый день после Нового Года и поэтому они просто назвали его Шилю, что означало «шестнадцать».

Шэнь Шилю ничего не делал целыми днями. Он не учился, не читал, не работал. Если опрокинуть бутылку с маслом, он даже не протянет руку, чтобы поднять ее. Он наверняка за всю свою жизнь не поднял ни одного ведра с водой. Все, что он делал — бродил и пил. Шэнь Шилю был настолько бесполезен, что в нем попросту не было ничего хорошего.

Кроме его красивой внешности.

Шэнь Шилю действительно был очень красив. Об этом даже сказал самый старый дедушка в городе: что за почти девяносто лет свой жизни он никогда не встречал такого изящного мужчину.

Но, к сожалению, то, его красота не имела никакого значения. Однажды, еще когда он был маленьким, Шэнь Шилю тяжело заболел. Болезнь убивала его, сейчас он уже едва мог видеть. Если он видел перед собой две ноги на расстоянии десяти шагов, то не мог определить — мужчина это или женщина. Также Шэнь Шилю был глуховат. Если кто-то хотел ему что-то сказать, то единственным способом был крик. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо двора братьев Шэнь, они могли услышать сквозь толстую стену, как учитель Шэнь кричит на брата, как какая-то бешеная собака.

В общем — Шэнь Шилю был слепым и глухим.

В таком положении он должен был жить в комфортных условиях. Но в этом жалком маленьком городке было два типа людей: бедные люди и еще более бедные. Даже если богиня красоты спустится на эти грязные земли, никто не сможет достойно принять ее.

Согласно местной традиции, если вы в долгу перед кем-то, но у вас нет возможности вернуть этот долг, вы официально признаете потомков (если таковые были) или этого человека, своей семьей.

Братья Шэнь спасли Чан Гэна из пасти волка, и этого было достаточно, чтобы Чан Гэн номинально признал одного из них своим отцом.

Учитель Шэнь учился слишком усердно и сломал себе мозг, настаивая на том, что все это не правильно, что он не примет Чан Гэна как своего сына. Но вот его дорогому старшему брату было все равно. Шэнь Шилю вышел вперед и сразу назвал Чан Гэна своим сыном.

Было похоже на то, что этот ублюдок Шилю поймал большую рыбу, не пошевелив даже мизинцем! Если он был куском мусора, он бы и оставался куском мусора, так ничего не делая до конца своей жизни! Чан Гэну ничего не оставалось, и он все равно должен был заботиться о нем до самой его смерти.

Чан Гэн прошел мимо своего двора, свернул за угол и подошел к дому братьев Шэнь.

Семья Шэнь состояла из двух холостяков, у которых не было даже кур, поэтому, естественно, не нужно было бояться случайных слухов. Всякий раз, когда Чан Гэн приходил, он просто входил, даже не удосужившись постучаться.

Когда он вошел во двор, его окружили отчетливый запах лекарств и тонкая мелодия флейты сюнь [5].

Учитель Шэнь, нахмурив брови, варил лекарство во дворе. Он был молодым ученым, одетым в поношенный халат. Он ни в коем случае не был стар, но постоянный хмурый взгляд на лице придавал ему потрепанный вид старого мудреца.

Из дома доносилась мелодия флейты. Изящный силуэт исполнителя отбрасывал тень на тусклое окно. Исполнителю явно не хватало мастерства, и как бы он ни старался, мелодию разобрать было невозможно. Иногда одна или две упрямые ноты отказывались играть, из-за чего ритм мелодии колебался то вверх, то вниз. Это вызывало унылое, давящее чувство утомленности и скуки.

Назвать нечто подобное музыкой можно было с огромным трудом. Чан Гэн послушал немного и в конце концов решил, что если он скажет об этом подобии музыки хоть что-то хорошее, то ее можно будет использовать разве что на похоронах.

Шэнь И услышал его шаги и с улыбкой поднял взгляд. Развернувшись, он громко сказал:

— Уважаемый господин, прошу, пощадите наши жизни! Вы нас в могилу сведете этими звуками! Чан Гэн пришел!

Исполнитель на флейте не подал никакой реакции. С его слухом он, скорее всего — более чем вероятно — даже ничего толком не услышал.

Учитель Шэнь развернулся к Чан Гэну с таким выражением на лице, будто он только что съел кусок дерьма.

Судя по звукам, у того, кто играл на флейте, были тонны энергии. Сразу не скажешь о том, что такой человек вообще способен заболеть. От этих мыслей на сердце Чан Гэна отлегло.

— Я слышал от Гэ Пансяо, что вы готовите новое лекарство для Шилю. Что-то случилось?

Учитель Шэнь раздраженно уставился на цвет кипящего лекарственного супа.

— Ничего особенного, всего лишь смена сезона. Для каждого времени года нужны разные лекарства. А с его деликатной болезнью... Ох... Ты пришел как раз вовремя! Он тут кое-что приготовил для тебя. Правда, я понятия не имею где. Да и он собирался отдать это только завтра. Но так как ты уже пришел, иди, взгляни.

Примечания:

Нянцзы на китайском диалекте — женщина.

2. Пансяо на китайском диалекте — маленький и толстый.

3. Глаз тысячи миль — 千里眼 — qiānlǐyǎn:

1) дальновидный, прозорливый

2) бинокль; телескоп

4. 1 ли — примерно 0,5 км. 10 ли = 5 км.

5. Сюнь — тип музыкального духового инструмента в форме яйца с отверстиями.