Всего от пары его слов повеяло пугающей скрытой угрозой. Он и словом не обмолвился о том, что хотел устроить беженцев. Чан Гэн был к себе беспощаден. Чем более коварными, низменными и бесстыдными были его поступки, тем охотнее он о них говорил, а вот о добрых делах предпочитал не распространяться.

Янь-ван говорил каждому именно то, что тому хотелось услышать. При необходимости принц мог переманить на свою сторону даже сварливого старика вроде Чжан Фэнханя. Но рядом с Гу Юнем ему казалось, что он вдруг превратился во второго Чжан Фэнханя, прославившегося умением выводить Гу Юня из себя.

Вот только, начав, Чан Гэн никак не мог остановиться. Он перевел дыхание и продолжил тараторить:

— Новые чиновники, продвинутые мной на должности при помощи ассигнаций Фэнхо, в период национального бедствия образовали коалицию. С ними не пришлось долго возиться, и если хорошо за ними присматривать, в будущем они станут примером для всех. Вскоре императорская династия и прежняя система государственного управления перевернется с ног на голову. Пусть, начиная с нашего поколения, единоличная власть Императора У-ди уйдет в прошлое. Что касается Ли Фэна, да плевать я хотел на его желания. Я не успокоюсь, пока последний носитель фамилии Ли не отправится на тот свет.

Наконец Гу Юнь разобрался, в чем было дело. Этот паршивец стыдился своих поступков, но вместо того, чтобы покаяться, намеренно оскалил зубы и выпустил когти [1].

Его слова запали Гу Юню в душу и в сердцах он подумал: «Ну, тогда как пожелаешь».

И после он весьма резко спросил:

— А сам ты разве не носишь фамилию Ли? Или теперь твоя фамилия Чжу? Или, может, Гоу [2]?

— Я? — Чан Гэн издал короткий смешок. — Я хуже свиньи и собаки [3]. Всего лишь марионетка из человеческой плоти в руках варварки...

Не успел он закончить фразу, как Гу Юнь вскинул руку и отвесил ему затрещину. Чан Гэн невольно зажмурился и не стал уклоняться. Кожей он почувствовал дуновение ветра, но Гу Юнь отвел руку и сжал пальцы на его шее.

— Идут твои заслуги и промахи во зло или во благо — пусть об этом судят другие люди. Чего ты вечно липнешь ко мне и напрашиваешься на взбучку? — Гу Юнь собирался говорить помягче, но неожиданно распалился и к концу по-настоящему разозлился. — Cперва — в плач, потом скандалить, а затем — вешаться [4]? Вынуждаешь меня принять с распростертыми объятиями любые твои поступки — что бы ты не натворил. Что, тогда тебе наконец станет легче? Ты сможешь спокойно спать по ночам? И совесть сразу успокоится?

Его голос разил подобно кинжалу, и каждое слово всё глубже вонзалось в рану. Чан Гэна трясло, будто речь его причинила ему невероятную боль, после чего он, запинаясь, ответил:

— Какое мне дело до остального мира? Всем ведь на меня наплевать. Я ничем им не обязан. Какая разница, кто что скажет... Но у каждого человека есть мечты. И сколько я себя помню, Цзыси, мои мечты были связаны с тобой. Раз ты хочешь лишить меня их, то больше нет смысла задерживаться на этом свете. Прощай.

— Ах вот как! Что такое? Его Высочество Янь-ван собрался умереть ради меня? — Гу Юнь злобно расхохотался. — Терпеть не могу угрозы!

Чан Гэна трясло, будто он упал в ледяной погреб. Из-за того, что целый день ему не удавалось переговорить с Гу Юнем, нервы были на пределе. Чан Гэн изначально собирался провернуть с ним тот же трюк, что и с Сюй Лином — разумно и доходчиво все объяснить... В этом ведь нет ничего сложного.

Но какими бы продуманными не были его планы в отношении Гу Юня, он никак не мог воплотить их в жизнь.

Чан Гэн прекрасно понимал, что в сердечных вопросах трудно рассуждать здраво. Его слова оказались обоюдоострым лезвием меча, что одним ударом ранит сразу обоих.

Когда Гу Юнь оттолкнул его в сторону, перепуганный Чан Гэн протянул руку, чтобы схватиться за него:

— Цзыси, не уходи!

Гу Юнь воспользовался удобным случаем: сжал его запястье, вынудив раскрыть ладонь, и ударил каким-то непонятным предметом по руке. От громкого шлепка Чан Гэна затрясло. Ни один учитель прежде не применял к Его Высочеству Янь-вану физические наказания, поэтому он растерялся и опешил.

Оказалось, что Гу Юнь избивал его при помощи белой нефритовой флейты.

— Если ты говоришь, что хуже свиньи и собаки, кто отнесется к тебе по-человечески? Раз ты сам себя не уважаешь, чего ноешь и умоляешь о любви? Негодник! Бесстыдник! Ничтожество!

Каждое бранное слово сопровождалось ударом. Гу Юнь трижды стукнул Чан Гэна по ладони, метя в одно место, чтобы оставить не очень заметный след.

Закончив, Гу Юнь при помощи белой флейты заставил его поднять голову.

— С какой стати чужое мнение влияет на то, какой ты человек? Выходит, что если люди будут уважать и бояться тебя, то тебе не будет равных в мире. А стоит им бросить тебя, как бесполезную вещь, и ты тут же расклеишься? Твою мать! Та варварка сдохла восемьсот лет назад. Неужели ее запретное колдовство до сих пор смущает твой разум? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Чан Гэн промолчал.

— Его Высочество Янь-вана превозносили за то, что он настолько мудр, что его познаний хватит аж на пять повозок с книгами [5]. Но ты не слышал о банальном самоуважении? Что тогда хранится в тех повозках? Туалетная бумага? — Гу Юнь отбросил флейту в сторону и вздохнул: — Целый день ты ждал наказания. Что ж, ты добился своего. Выметайся.

Острая слепящая боль немного успокаивала. Сидя на кровати и баюкая свою покрасневшую распухшую ладонь, Чан Гэн поднял на Гу Юня недоверчивый взгляд.

Тот как раз налил себе чашку холодного травяного чая и, повернувшись спиной к Чан Гэну, осушил ее маленькими глотками. Постепенно гнев его угас.

— Когда будут улажены дела с беженцами в Лянцзяне?

Хриплый голосом Чан Гэн ответил ему:

— ... Скоро... До конца этого года.

Тогда Гу Юнь задал ему тот же вопрос, что и Сюй Лин:

— Когда мы сможем начать боевые действия на северной границе и в Цзяннани?

Чан Гэн смежил веки и мягко ответил ему:

— В рядах западных стран нет согласия. Судя по тому, как сейчас обстоят дела, положение верховного понтифика довольно шаткое. В течение года он пришлет послов, чтобы вступить в переговоры. Если повезет, то, отдохнув годик или два, мы сможем дать врагам бой.

Гу Юнь ненадолго замер.

— Когда эта война закончится, сколько продлится мир?

— До тех пор, пока страна наша остается сильной и богатой, на всех ее концах будет царить мир, — сказал Чан Гэн.

— М-м-м, — промычал Гу Юнь и кивнул. — Тогда иди.

Чан Гэн не знал, что и думать.

— Идти? Куда идти-то?

Гу Юнь напомнил:

— Разве ты не собирался вместе с Сюй Лином поймать Ян Жунгуя на лжи? Или я не угадал? Что-то ты припозднился с отъездом. Ждешь, пока старина Чжун угостит тебя ужином?

Чан Гэн растерянно на него уставился.

— Мне придется немного задержаться в Цзянбэй, — пояснил Гу Юнь. — Можешь забрать с собой двадцать моих солдат. Этого отряда будет вполне достаточно, чтобы разобраться с прислужниками местных чиновников, если иностранцы вдруг не перейдут реку. Скоро стемнеет. Не задерживайся тут долго.

Чан Гэн молча поднялся на ноги и привел себя в порядок.

— А, и еще, — вспомнил Гу Юнь. — Твоя рука. Обработай её.

Чан Гэну трудно было с ним расстаться. Не сумев обуздать свои чувства, он вдруг прошептал:

— Ифу, я хочу тебя.

Поначалу Гу Юнь решил, что у него опять проблемы со слухом.

— Что ты сказал?

Чан Гэн не рискнул повторять свои слова. Уши его покраснели. В его душе страсть боролась со страхом, а взгляд буквально прожигал край белоснежных одежд.

Гу Юнь потерял дар речи.

Каким бы бесстыдником он ни был, всему есть предел. Гу Юню совсем не чужды были дурные привычки молодых знатных господ. Они старались казаться богаче, чем есть, и обращали особое внимание не только на романтическое настроение, но и на удачное время и место — среди цветов и под луной. В его картину мира не вписывалось, как можно звать кого-то «ифу» в постели, а еще заводиться от того, что тебя поколотили. Голова разболелась, и Гу Юнь подумал: «Да он с ума сошел!»

Он указал Чан Гэну на выход:

— Выметайся отсюда.

Каким бы страстным ни было желание Чан Гэна, государственные дела не терпели отлагательств. Одарив Гу Юня на прощание смущенным взглядом, он с трудом умерил чувства и действительно ушел.

Примечания:

1. 张牙舞爪 - zhāngyá wǔzhǎo - оскаливать зубы и выпускать когти (обр. в знач.: со свирепым и коварным видом, в лютой ярости, в диком бешенстве).

2. Чжу - 猪 - zhū - сущ. свинья; кабан; вепрь; поросёнок; свиной;

Гоу - 狗 - gǒu - собака, пёс; собачий, псиный, сучий.

3. 猪狗不如 - zhū gǒu bùrú - хуже собаки и свиньи, обр. хуже некуда, сволочь.

4. 一哭二闹三上吊 - yī kū èr nào sān shàngdiào

сперва - в плач, потом скандалить, а затем - вешаться; устраивать сцены; закатывать истерику (пренебр. о демонстративном или импульсивном поведении женщин).

5. 学富五车 - xuéfùwǔchē - букв. пять возов учености; обладать обширными познаниями; высокообразованный человек, эрудит.

Примечание переводчиков: дорогие друзья, вот и закончился третий том! Один из самых больших томов всей новелы! Мы очень рады, что вы остаетесь с нами, читаете наш перевод! Спасибо вам всем огромное за комментарии, за вашу помощь, за то, что помогаете стать лучше! За то, что фэндом растет вместе с вами! Это все исключительно благодаря вам и вашей активности!

Информацию о начале четвертого тома вы получите уже в новом, 2021 году. В том числе о том, когда мы продолжим публикацию глав. Но это будет не ранее окончания зимних каникул. Мы продолжаем работу над текстом, включая новую редакцию с самой первой главы. Четвертый том очень непростой и тоже достаточно объемный, насыщенный на события. Мы неустанно работаем каждый день, чтобы добиться идеального текста. Следите за новостями и обновлениями в группе, всю информацию мы будем продолжать публиковать там.

Очень надеемся на понимание, друзья! Огромное вам спасибо за все и низкий поклон!