Этот поцелуй отличался от их последнего поцелуя, когда, будучи на волосок от смерти, они прощались на городской стене. Не было в нем того отчаяния, безнадежности или напора. Сердце Гу Юня дрогнуло и смягчилось, и он подумал: «Теперь этот мужчина принадлежит мне».

Когда от поцелуев у обоих закончилось дыхание, Гу Юнь протянул руку и погасил паровую лампу. После чего, погладив Чан Гэна по лицу, сказал:

— Дорога сюда ужасно тебя вымотала, так что не дразни меня больше. Будь умницей и хорошенько выспись, ладно?

Чан Гэн поймал его руку.

Гу Юнь чмокнул его в щеку и пошутил:

— В будущем мне еще не раз выпадет возможность задать тебе жару. Давай спать.

Чан Гэн промолчал.

Все обернулось совсем не так, как мечталось, но он правда сильно устал. В последние дни из-за постоянно переполнявших его эмоций, Чан Гэн до того вымотался морально и физически, что мгновенно отключился.

Гу Юнь же позволил себе немного вздремнуть, но после четвертой ночной стражи [4] встал с постели и накинул одежду. Если бы не приезд Чан Гэна, он так бы и проработал всю ночь, не сомкнув глаз.

У командира в лагере было множество обязанностей: необходимо проверить поставки цзылюцзиня в городе, проследить за тем, сколько топлива осталось в запасе, позаботиться о жаловании солдат, правильно расположить войска и дать им указания, как вести бой... не говоря уж о том, что необходимо было придумать, как рассорить между собой западные страны, чтобы развалить их союз. Звучало довольно просто, но тут важна была каждая мелочь. Ведь в бою более тщательная подготовка порой увеличивает шансы на победу. Игра маршала Гу на флейте, конечно, разила наповал, но нельзя же взять город, за стенами которого прячутся тысячи вражеских солдат, полагаясь только на красоту северо-западного цветка и его умение подобно злому духу извлекать из музыкального инструмента жуткие звуки, обращающие противника в бегство. Это было бы слишком просто.

Взглянув на крепко спавшего Чан Гэна, Гу Юнь еще раз убедился в том, что барышня Чэнь права — сон принца не был безмятежен.

Ночью человек склонен мечтать о том же, о чем думает днем. Хотя Чан Гэн занимался накануне крайне приятными вещами, сны его все равно ждали беспокойные. Он нахмурил брови, а лицо в белоснежном лунном свете выглядело особенно бледным. Пальцы непроизвольно сжались на крае одежд Гу Юня, как будто хватаясь за спасительную соломинку.

Яд вроде Кости Нечистоты мучительно терзает разум. Если бодрствующий человек мог сдерживать ее силой воли, то во сне она нападала с удвоенной силой. Гу Юнь обычно спал совсем мало, но даже он содрогнулся при виде его страданий.

Попытки высвободить свою одежду ни к чему не привели. Почувствовав сопротивление, Чан Гэн сжал руку еще крепче, а его лицо приобрело суровое, едва ли не жестокое выражение.

Военный лагерь был крайне важным стратегическим пунктом: Гу Юнь не мог так просто отрезать рукав и отправиться обсуждать положение на фронте со своими подчиненными. Поэтому он вздохнул и потянулся за мешочком, оставшимся в верхней одежде Чан Гэна. Гу Юнь перетер между пальцев немного успокоительного, положил в чашу, а затем поджог.

Острый запах успокоительного наполнил всю палатку. Гу Юнь оставил чашу рядом с подушкой и склонился, чтобы нежно поцеловать Чан Гэна в лоб. Тот вроде и проснулся, но не до конца. Хотя даже в полудреме Чан Гэн узнал Гу Юня — его лицо разгладилось, а пальцы разжались.

На прощание Гу Юнь еще раз с тревогой на него посмотрел и под покровом ночи вышел наружу.

Канун этого нового года выдался крайне безрадостным. Грохот фейерверков эхом отражался от стен крепости, ледяной ветер пронизывал насквозь, красные бумажные ленточки словно бабочки развевались на ветру, но нигде не видать было детей с хлопушками.

В этом году даже в столице из-за того, что башня Циюань наполовину обрушилась, в небе не летали красноглавые змеи, за прогулку на которых в своё время высокопоставленные сановники и благородные знатные господа боролись, не жалея никаких денег.

Чтобы попасть в столицу, беженцы переправились через реку Янцзы. По пути многие замерзли до смерти, а кто-то умер с голода. В этом путешествии дети нередко служили разменной монетой, когда дело заходило о еде, или сами ей становились [5].

Поначалу местные чиновники не горели желанием открыть склады и отправлять зерно в пострадавшие районы. Накануне нового года Чан Гэн занял пост императорского секретаря. Поэтому для начала он побегал между основными торговыми домами, чтобы убедить их купить ассигнации Фэнхо, а потом позаимствовал отряд у генерала Чжуна. Попутно он разобрался с нечистыми на руку купцами и продажными чиновниками, которые с целью спекуляции придерживали продовольствие вместо того, чтобы его распределять. Пришлось наказать их в назидание другим, чтобы наконец предоставить беженцам, заполнившим все перекрестки и переулки, место, где их могли накормить хотя бы жидкой кашей.

Что обеспеченные семьи, что бедные крестьяне на протяжении сотен лет и нескольких поколений отказывали себе в пище и материальных благах в надежде скопить состояние для потомков. И вот всего за полгода все обратилось в прах.

В мире произошло немало перемен, как говорится, где было синее море, там ныне тутовые рощи [6]. С рождения человек окружен множеством вещей, но ведь их нельзя забрать с собой на тот свет. Как бы сильно мы не старались, в конце концов все вынуждены полагаться на волю Небес.

По традиции Черный Железный Лагерь в крепости Цзяюй в честь наступающего восьмого года правления Лунаня приготовил три повозки фейерверков. В канун нового года по всему городу развесили фонарики, а стражники заметно повеселели.

Замаскировавшись при помощи сухой травы, лазутчики западных стран подобрались поближе к крепости Цзяюй и через цяньлиянь целый день наблюдали за обстановкой. Казалось, что караульные из Черного Железного Лагеря совсем расслабились: обычно солдаты на посту стояли прямо будто воткнутые в землю копья, а в честь праздника вели себя куда более вольно. Кто-то почесывал то уши, то лицо, кто-то постоянно оглядывался, словно ждал атаки врага... правда, со временем становилось понятно, что они совершенно бесцельно таращатся по сторонам. Оказалось, что солдаты ждали писем из дома с ближайшей почтовой станции. Через цяньлиянь лазутчики западных стран заметили, что вражеские гонцы в тот день подъехали прямо к городским воротам. Многие стоявшие на посту солдаты, получив письмо, тут же его и вскрывали.

В ежедневный патруль выходил всего один солдат из легкой кавалерии, который чисто для вида обходил лагерь по кругу и сразу же возвращался.

Солдаты Черного Железного Лагеря тоже люди. С наступлением праздничных дней сердца их смягчались, а разум отвлекался.

После визита посла Великой Лян союзная армия западных стран не находила себе места от беспокойства и постоянно посылала разведывательные отряды, чтобы внимательно следить за гарнизоном Черного Железного Лагеря. Прямо с вершины крепости Цзяюй в честь праздника решили запустить фейерверки. Простой люд на центральной равнине думал, что их ждет тихий праздник, поэтому удивился, заслышав едва различимый грохот фейерверков вдалеке. Только тогда западные лазутчики подтвердили, что Черный Железный Лагерь в ближайшее время не планирует наступление. И союзники незаметно отозвали своих людей.

Стоило последнему вражескому лазутчику скрыться из вида, как «валун» на соседнем холме приподнялся и оказался Черным Орлом.

Заднюю часть крыльев в той части, где они крепились к спине, покрасили в серый цвет в тон валявшемуся повсюду известняку, и при помощи тонкой кисти тщательно нанесли линии и контуры, будто это и правда был камень. На первый взгляд фальшивый валун был неотличим от настоящего. Черный Орел дождался, когда лазутчики западных стран скроются из вида, после чего бесшумно взмыл в небо и подобно тонкой полосе тумана растворился в ночном небе.

Той же ночью, используя новогодние гулянья и фейерверки в качестве прикрытия, Черный Железный Лагерь тремя разными путями выступил из крепости Цзяюй и растворился в ночи.

Размещенные на видном месте настенные фонарики в городе освещали ночное небо, создавая иллюзию оживленного праздника. Длинные тени от огней падали на стены тысячелетнего города, но все равно он казался таким одиноким и пустым.

В столице Чан Гэна ждала гора дел. Он успел перемолвиться с Гу Юнем всего парой слов, а уже пора было возвращаться обратно. Впрочем, в канун нового года ему все же удалось посетить размещенный за стенами крепости госпиталь для раненых. Чэнь Цинсюй с деревянной птицей в руках заранее получила весточку о его прибытии и встретила его в дверях.

Прошло целых полгода, но между ними не было места недопониманию. Словно Чэнь Цинсюй никогда не возражала против того, чтобы вручить Чан Гэну жетон Линьюань, а тот не подменил втайне ее письмо. Ведь в итоге ему все равно тот ему передали. Поэтому, раз ее товарищи решили довериться принцу, то ей ничего не оставалось, кроме как остаться при своем мнении и подчиняться приказам владельца жетона.

— Вашему Высочеству дальше лучше не проходить, — прошептал стражник. — Многие раненые лишились рук и ног, так что смотреть на них не больно-то приятно.

— Если тебе воротит от одного их вида, то каково им сейчас без рук и ног? — спросил Чан Гэн, пристально на него посмотрев. Под этим суровым взглядом стражник смутился и покраснел.

— Цель моего визита сюда — передать новогодние поздравления моим братьям, храбро служившим своей стране и ее народу, — сказал Чан Гэн и повернулся к Чэнь Цинсюй: — Средства выделены императорским двором, считайте это новогодними подарками... Я ненадолго у вас задержусь, чтобы скоротать время.