Гу Юнь не знал, насколько искренне ответил Чан Гэна, но это явно было то, что император желал услышать. У Гу Юня сжалось сердце: ему не хотелось отправлять Чан Гэна ко двору императора Лунаня, где он впустую бы растрачивал свои таланты, встречая лишь пренебрежение и высокомерие.

Но что поделаешь? Его фамилия была Ли. Даже если ему суждено вести праздную жизнь принца, не может же Чан Гэн до конца своих дней прятаться в поместье Аньдинхоу.

— Если хочешь служить в храме Дали, то лучше немного погодить с этим, — сказал Гу Юнь. — Император как раз отдал приказ расследовать черные рынки цзылюцзиня. В управлении господина Цзяна и так царит неразбериха. Не лезь туда еще и ты, и не втягивай в это Линь Юань.

Чан Гэн ответил на это кратким «а-а». Казалось, новость совершенно его не удивила.

— Так быстро? Его Величество поистине нетерпелив. На днях я размышлял о том, скоро ли нам ждать возвращение указа «Жунцзинь Лин»?

Гу Юнь спросил:

— Откуда ты знаешь?

— Догадался.

Редкие снежинки кружились в воздухе, и Чан Гэн взял у входа в храм маленький бумажный зонт. Хотя он и был совсем небольшим, Чан Гэн пытался укрыть им еще и Гу Юня. Вскоре одно его плечо покрывал тонкий слой снега. Однако, словно не замечая этого, Чан Гэн размеренно продолжил прогулку и, похоже, искренне ей наслаждался.

— Признаю, что это не совсем догадка, ифу. Достаточно вспомнить, что и Его Величество, и прошлый Император, и даже Император Лян У-ди — хотя правление каждого из них было по-своему мудро — все они придерживались одной и той же позиции по цзылюцзиню. Для них он оставался огромной проблемой.

Гу Юнь всегда считал Чан Гэна представителем другого поколения. Поэтому прогуливаться с ним плечом к плечу и выслушивать его мысли было ему в новинку. Он не перебивал.

— Еще в детстве, живя в городке Яньхуэй, я заметил, что императорский двор расходует множество ресурсов ради цзылюцзиня. Я размышлял над этим и позже, задаваясь вопросом: «А так ли необходим строгий контроль оборота топлива? Если бы любой мог легко приобрести цзылюцзинь, точно рис или шелк, не исчезли бы черные рынки сами собой?»

Чан Гэн покачал головой.

— Чуть позже я пришел к выводу, что это невозможно. Прости за резкость, но в независимости от того, кто будет следующим императором, будет ли он мудр или же наоборот несостоятелен, будет ли он отдавать предпочтение боевым искусствам или литературе... Ни в коем случае нельзя допустить свободного оборота цзылюцзиня. Иначе в тот день, когда цзылюцзинь поступит в продажу, все, кто им завладеет — купцы, иностранцы, жители Дунъин, безжалостные разбойники и даже некоторые чиновники... Каждый будет сжимать в руках «меч».

Гу Юнь заметил:

— Как вышло с разбойниками на южной границе.

— Именно, — согласился Чан Гэн. — И это только небольшой черный рынок, небольшая шайка разбойников. Небольшой клочок земли у южной границы. А что произойдет, если распространить эту схему на всю Великую Лян? Что если каждому дать в руки «меч»? Разумеется, императорский двор не сможет уследить за всеми жителями страны и угодить им. Придет время, и проблемы начнут расти словно грибы. Не успеешь решить текущую, как появится новая. И вскоре во главе станет тот, кто окажется сильнее всех. Таким образом каждый начнет думать, что он сможет освоить искусство резать драконов [11] своим драгоценным мечом. Люди будут сражаться, рвать друг друга зубами, наплевав на мораль и закон, точно черви, пока не появится король червей, который приберет страну к рукам?

Гу Юнь нахмурился:

— Чан Гэн, можешь делиться своими мыслями со мной, но при других тебе лучше не упоминать об этом. То есть, ты считаешь, что нужно вернуть указ «Жунцзинь Лин»?

— Не совсем. По-моему, для того, чтобы стабилизировать экономику и решить самые срочные финансовые вопросы, лучше продолжить политику слабого контроля, которой придерживался прошлый Император.

После появления сельскохозяйственных марионеток большая часть годовых запасов еды сгнивает в амбарах. Цены на рис продолжают падать, а люди предпочитают хранить деньги под матрасом. То немногое золото и серебро, что осталось, прячется на складах. Нет ничего удивительного в том, что императорская казна не заполнена.

Деньги не берутся из воздуха. Если сейчас отчеканить больше монет, то вода вдалеке жажду не утолит [12]. Мы можем рассчитывать только на иностранцев. Когда полностью откроется Шелковый путь, это стабилизирует экономику. А имя ифу навеки войдет в историю и даже сотня восстаний будут нам на страшны.

Деньги — это как позвоночник для человека или фундамент для дома. Когда придет время, с их помощью мы сможем понемногу наладить внутренние дела. Да, конечно, проблемы никуда не денутся, но, когда ситуация не такая тяжелая, то сотню лет государство спокойно и народ наслаждается миром [13]. Сменится одно-два поколения и, возможно, жизнь станет лучше.

Договорив, Чан Гэн вздохнул.

— К несчастью, оба восстания, случившиеся за последние четыре года, связаны с черными рынками. Поэтому неудивительно, что Император столь остро на это отреагировал. Я всегда подозревал, что конфликты в Восточном море и на южной границе не были случайностью. Пока я провожу расследование, пользуясь властью, данной мне Линь Юань. И хотя я приоткрыл только одну из связующих нитей заговоров, те, кто стоят за ними — крайне хитры. Ифу стоит быть осторожным.

Выслушав его безупречную речь, Гу Юнь долгое время хранил молчание. Лицо его также ничего не выражало. Чан Гэн не настаивал на ответе и лишь сопровождал его на обратном пути.

Грохот барабанов доносился из храма Ху Го, и эхом отдавался в горах. В остальном было тихо. Снег медленно падал на землю, покрывая ее густым покровом.

Старый генерал Чжун Чань сумел укрепить государство, но не смог научить, как управлять страной и вести ее к мирной жизни. Впервые в жизни с глубочайшим сожалением в сердце Гу Юнь подумал: «Почему Чан Гэну суждено носить фамилию Ли?»

Не будь его фамилия Ли, он бы легко влился в ряды чиновников, сдав императорский экзамен. В будущем он бы легкими шагами поднялся к синим облакам [14] и мог стать мудрым сановником. Тогда Чан Гэн получил бы возможность делиться своими соображениями не только с ифу в тени обветшалого храма. Ему бы не пришлось лукавить, что он не желает ничего иного, кроме праздной жизни Цзюнь-вана, похожего на красивую марионетку.

... Все в руках судьбы.

Чан Гэн продолжил:

— Погода испортилась, а ифу легко одет. Чем ехать верхом, лучше воспользуйся моим экипажем.

Погруженный в свои мысли Гу Юнь, едва услыхав его слова, повернул голову и посмотрел ему в глаза. Сердце тревожно забилось: прежде Гу Юнь не замечал, какой выразительный у юноши взгляд. Чан Гэн будто смотрел ему прямо в душу. Снежинки отражались в темных зрачках.

Гу Юнь сумел застать его врасплох, но вскоре Чан Гэн пришел в себя и быстро отвернулся. Но это движение, призванное скрыть смятение, кажется, наоборот его выдало. Опустив голову, Чан Гэн махнул рукавом от злости и оказалось, что ткань промокла насквозь и прилипла к руке.

Гу Юнь заметил, что плечо Чан Гэна покрыто слоем льда. Но тот даже вида не подал, а все это время неспешно шел рядом.

Когда Гу Юнь протянул руку и коснулся его плеча, то почувствовал обжигающий холод под пальцами:

— Ты...

Чан Гэн напрягся — всего на мгновение, но Гу Юнь заметил.

В неофициальной обстановке маршал обычно не обращал внимание на всякие мелочи. Часто не нарочно, просто не задумывался о приличиях. Однако, из-за последнего раза, когда он бессовестно напился, он стал чрезвычайно остро реагировать на подобные вещи.

«Или мне показалось?» — с сомнением спросил себя Гу Юнь, когда забирался в экипаж.

Внутри уже затопили печку. Гу Юнь прислонился к стенке и прикрыл глаза. В полусне он вдруг почувствовал, как кто-то пододвинулся к нему, но глаза открывать не стал. Чан Гэн накрыл его тонким покрывалом, двигаясь практически бесшумно, словно боясь его разбудить.

Шэнь И бы просто-напросто швырнул в него этим покрывалом. Даже самый преданный и внимательный из его солдат не стал бы с ним нежничать и, уж тем более, проявлять такую заботу.

Дрему как рукой сняло. Гу Юнь не спешил открывать глаза, делая вид, что забылся беспокойным сном. Он так и лежал, чувствуя на себе чужой взгляд. Шея затекла, но он боялся пошевелиться.

Видимо, ничто в этом мире нельзя скрыть, не оставив следов. Достаточно знать, куда смотреть.

Сердце Гу Юня было неспокойно. На протяжении следующих нескольких дней он втайне наблюдал за Чан Гэном, но это не только не развеяло его подозрений, а еще больше встревожило.

Помимо Чан Гэна его беспокоил указ «Жунцзинь Лин» и то, что Император намерен предпринять насчет черных рынков цзылюцзиня. Кроме того, нужно было найти обходной путь, чтобы вытащить из заключения мастера Фэнханя, самого упрямого человека в институте Лин Шу. Все эти проблемы оставили его совершенно без сил — и моральных, и физических. Гу Юню было так тяжело, что и словами не передашь.

Двадцать третьего числа первого месяца он отослал Шэнь И из столицы на юго-запад, чтобы тот вступил в должность командующего.

Двадцать пятого числа первого месяца Император решил посетить Императорский сад Юйхуаюань [15], и карета сломалась на полпути к месту назначения.

Сопровождавший его слуга совершенно случайно напомнил Его Величеству, как когда-то мастер Фэнхань лично опустился на колени, чтобы проверить работающий на пару механизм кареты для Его Величества. Это немного смягчило гнев Императора.

Наведя справки, он узнал, что старик один как перст [16]. Кроме нескольких студентов из института Ли Шу никто не навещал его в тюрьме. У мастера Фэнханя даже не было слуги, который приносил бы ему пищу.