Глава 7. Практика.

Первокурсников разместили в симпотяшных вагончиках по четыре носа на «купе». Раскопки вновь обнаруженного поселения велись давно. В академии даже шутили, что старшие курсы закапывают отрытое, дабы младшие приобретали умения. В действительности «полигон» был огромен, практика коротка, погодные условия не стабильны. В позапрошлом году стояла жара, в прошлом лили дожди. Если в жару копать можно, то дождь – вещь весьма мешающая. Археологи трудились нынче на славу, но… Руководство академии решило «выгулять» первокурсников разом, организовав месячную практику, за одно обеспечить рабсилу любителям совочков и кисточек. Иными словами, за бабочками биологи бегали днем, а вечером помогали склеивать пазлы, то бишь черепки, и разгадывать загадки, какое растение изобразил древний мастер на глиняном сосуде? Кому принадлежит косточка, бережно изъятая лопоухим студентом, а до этого тщательно закопанная давно почившим Бобиком? Химики корпели над составами порошков, находящихся в сосудах. Физики-практики проверяли теорию на деле. У первых что-то взрывалось, у вторых падало. Те и другие в начале кричали: «Эврика!», потом, после проверки, кричали друг на друга. Биологи тихо усмехались, ошибались в подсчете ножек, дорисовывали неподсчитанное и получали нагоняй от научных руководителей. Любители оружия пытались было что-то найти относительно действующее и уже радовались хоть чему-то найденному. Но это что-то жестко отбиралось и отдавалось другим, более мирным собратьям. В подобном состоянии находились многие, что и заставляло копать шире и глубже:

- Хрясь, хрясь, - долговязый первокурсник с задумчивым видом повертел в пальцах кусочек трубки, отбросил его в сторону.

- Хрясь, - еще один кусок проследовал за товарищем.

- Хрясь.

- Да чего они закопали-то такое! – расстроился студент.

- Как дела? – хорошее настроение научрука Колобковой как ветром сдуло. – Да как ты посмел! Да это же!...Да я тебя!…Да так лопатой!

- Тамар Ванна! Да это труба какая-то, пластмассовая!

- Сам ты…пластмассовый! Кость это! Кость! Бедренная! Захоронение! – Колобкову била мелкая дрожь, - Курс!? Факультет?!

- Первый! Боевые, автоматические…

- О! – Колобкова закатила глаза, застонала, почти воздела руки к небу, но передумала, отобрала у студента лопату, всучила ему совок со словами, - Всё подобрать, вернуть и раскопать полностью! Чтоб кости были на месте! Что потеряешь – у тебя возьму! Вечером проверю!

Вечером ребята подтрунивали над неудачником:

- Готовь череп! Колобкова лютовать будет! – в захоронении наблюдалась недостача.

В общем, практика шла весело. Рисовая каша с тушёнкой заменяла плов. Чай давно приобрел стабильный зелёный оттенок, ибо заварки уже не было, а травы другой цвет не давали. Одежда провоняла костром. Лица загорели. Кто не умел готовить – научился. Эстеты позабыли о вилках и наяривали за обе щеки ложками, зачерпывая побольше в угоду здоровому аппетиту.

Варька трудилась над справочником, сверяя пойманное с найденным. Гала после нудного раскапывания разминалась на тренировках. Заводить знакомства было чрезвычайно некогда. И не с кем. Старшие курсы приезжали много позднее…

Пахло травами, солнцем, июнем! Стрекотали кузнечики. По травинке ползла божья коровка. В воздухе носились объекты изучения и жужжали. Варька скосила глаза на фиолетовый колокольчик. Тот по-шмелинному поворчал, покачался и выпустил насекомое, перепачканное пыльцой.

По синему небу плавно скользили облака. Нет, уже почти тучи. Они тусовались по отдельности и проливать на разогретую летом землю прохладный дождь вовсе не собирались. Может быть к вечеру? Очередное перекормленное влагой до сизого цвета облако закрыло солнечный диск. Лучи вырывались за белые края тучки, обесцвечивая окружающую его синеву. Минутное облегчение тенью накрыло Варвару. Хорошо-то как! Коварный ветер нагло сдул завесу светила. Варька вздохнула, перешла из положения «я на солнышке лежу» в положение «сижу и парюсь над справочником», напялила белую в мелкий салатовый горох панаму.

Скоро обед. В животе заурчало. Изучать местную флору и фауну ужасно не хотелось. Тем более всё уже изучено и сопоставлено. Или почти всё. Варьке в тридцатиградусном мареве на это было абсолютно наплевать.