ГЛАВА ПЕРВАЯ

Курт Ромахер назначил встречу на окраине города, в местечке Сберг. Там на киностудии шла съемка художественного фильма «Эрнст Тельман»; снимались массовые сцены, в которых принимали участие Марта и Кока. Народу на студии собралось много, из разных районов города, ближних сел и деревень; здесь, среди одетых в робы портовых рабочих, нетрудно было затеряться.

Курт приехал на студию тоже в спецовке, снялся в нескольких сценах, а потом пошел на стадион в открытое кафе, заказал сосиски и кофе, поужинал.

В кафе появился Кока — веселый, разгоряченный. Ему понравились эта толчея в павильонах, команды режиссеров, свет юпитеров, движущиеся на тележках кинокамеры.

— Ох! — Кока помахал шляпой и тяжело опустился на стул. — Вот это работа, как на огненной сковородке себя чувствуешь. — Кока посмотрел на Курта. Тот сидел хмурый, молчаливый. — Чего брови хмуришь?

— Где Марта? — Ромахер поднял голову.

— Грим снимает. Как-никак на переднем плане была, — произнес с завистью Кока.

— Так она же актриса, а ты кто?

— Я, Курт, его величество рабочий класс! — воскликнул Кока и хлопнул по спецовке. — Ну как, похож? — Кока прошелся вокруг стола.

— Садись. — Курт дернул Коку за рукав. — Дело важное предстоит, а ты шутишь, — недовольно проворчал Ромахер.

— Курт! — всплеснул руками Кока. — Что ж, теперь в петлю лезть? Раз дело предстоит, значит... — Кока потер палец о палец, давая понять, что его руки ждут ассигнаций. — А вот и Мартик! — воскликнул он и жестом пригласил ее к столу.

Марта выглядела утомленной. Она встала рано, готовилась к съемкам, ей хотелось сыграть хоть и маленькую роль, но эффектно.

Марта набросилась на кофе, почти залпом выпила две чашечки.

— Ну как, майн херц? — Марта глубоко затянулась сигаретой. — Есть новости?

Курт, словно стряхнув с себя злость, наклонился над столом, пригласив Марту и Коку поближе.

— Новость колоссальная, друзья! — сказал он. — Индустрия пропаганды, о которой я вам говорил, заработала на всю мощность.

— Ты говоришь загадками, Курт, — сказала Марта.

— Представьте себе несколько залпов из минометов — и тысячи листовок оказались в воздухе. И знаете, кто это сделал? Не угадаете.

— Ты, Курт! — воскликнул Кока.

— Кто же еще способен на это! — иронически улыбнулась Марта.

— Спасибо за комплименты, — не очень довольно сказал Курт. — Однако вы, друзья, недооцениваете моих организаторских способностей. Макс, тот самый Макс, который катает пивные бочки в клубе молодежи. Вот он, старый фронтовик-минометчик, и пулял мины. Они как пузыри лопались в воздухе, и листовки тысячами летели на эту сторону. Это было восхитительно! — распалялся Курт.

— Хватит петушиться, — охладила его Марта, — заказал бы пива. — Не дождавшись согласия Курта, она подошла к стойке, попросила налить пива и сама принесла кружки.

Глотнув пива, Курт поостыл немного и спросил:

— Скажи, Кока, как дела у Вальтраут?

— О, дела на мази! — Кока приподнял кружку и посмотрел пиво на свет. — Видишь, как пиво искрится. Так и дела у нее — всеми цветами радуги играют.

— Говори без загадок, Кока.

— Коста в силках, Курт. Так влюбился в ее мушку на милой щечке — за уши не отдерешь. — Кока сделал паузу, поставил кружку, вздохнул. — Вот бы меня так кто-нибудь полюбил.

— Значит, говоришь, влюбился, — задумчиво сказал Курт. — В такую можно влопаться. Язык подвешен. Шутки-прибаутки, да и сама смазливая.

Марта зло взглянула на Ромахера: «Старый, косой черт, а туда же — смазливая». Вслух она сказала:

— Такой облезлый ей не нужен.

Курт не обиделся, он наступал на Коку:

— А она, она-то как?

— Выполняет наши советы. Не форсирует. Тише едешь — дальше будешь.

— Побольше его накачивать надо, — сказал Курт. — Что у трезвого на уме — у пьяного на языке.

— Ловит она, ловит его промашки.

Курт выпрямился:

— Хорошо. А теперь, друзья, есть очень серьезное задание. Коммунисты наступают, и широким фронтом.

— Я что-то не замечаю, — сказала Марта.

— Послушай, Мартик. — Курт потрепал ее за челку. — Ты хорошая, но сейчас лучше помолчи. Коммунисты взялись за митинги, а это сильное оружие.

— Поговорят да разойдутся, — сказал Кока.

— Не перебивай! На митингах выступают не только штатные ораторы, — продолжал Курт, — но и простые люди. Как ты говоришь, Кока, работяги.

— Здорово придумали, — сказал Кока.

— То-то и оно, — поддержал его Курт. — Обычные люди и говорят с трибуны на всю страну, их слова тут же разносит радио, печатают газеты. Это колоссальный пропагандистский заряд.

Марта, очевидно уставшая слушать Курта, украдкой зевнула. Ромахер заметил, любя дернул ее за ухо:

— Не грусти. Скоро будет митинг в городе на площади Нации. Там выступит и Эрна Пунке... Да, Кока, она. Ты разве не знал? Вот тебе и жених! Не знает, что у него под носом делается. — Курт захохотал, но смех казался искусственным.

— Бываю я у нее, вчера был, но она ничего не говорила, — оправдывался Кока. — Я заметил, что Эрна какая-то праздничная, веселая. Даже бок-бир поставила и сказала: «Выпшей, Кока, за мое здоровье». Выпил. Пригреть хотел, ускользнула.

— Такая пригреет, — сказал Курт и посуровел. — Ее пригрели другие. Учительница в школе, говорят, то и дело судачит об освободительной миссии русских. Перековалась. А ведь тебе, Кока, поручали приглянуть за ней. Прозевал, чурбан. На митинг вылезет. Они умеют людей опутывать. Вот что, Кока. Раз не сумел обработать бабу, пеняй на себя. В субботу, когда Пунке будет выступать на митинге, ты проделаешь одну небольшую операцию. Крикнешь: «Не слушайте ее, у нее муж был фашистом» — и скроешься. Это же просто, очень просто.

— Курт! — Кока скрестил на груди руки. — Избавь, богом прошу.

— Не ной, Кока. Ты убережешь Пунке от заразы, которая затягивает ее в трясину. — Курт вынул бумажник, пошуршал марками, отсчитал несколько ассигнаций, протянул Коке: — Возьми, только не трясись.

Кока сунул деньги в карман, допил пиво.

Курт сказал:

— После митинга встречаемся в «Поплавке», в двадцать один час. Да, Вальтраут передай: пусть жмет на Косту, прибирает его к рукам. Он, видать, податливый.

— Будет сделано, Курт.

На стадионе раздался свисток. Начинался футбольный мачт между командами «Форвердс» и «Мотор». Курт предложил посмотреть матч, и через несколько минут Марта и Кока, надрывая глотки, болели за «Мотор». Ромахер сидел безучастный, погруженный в свои думы: «Коста, забулдыга, будет наш, обязательно будет наш. Да и организаторы митинга почувствуют наш ударчик. Не так ли, друзья?» Курт посмотрел на Марту и Коку, но те, не замечая его, громко приветствовали футболистов «Мотора», которые только что забили гол. Ромахер вдруг хлопнул ладонью Коке по шее и тоже закричал во все горло: «Мотор»! «Мотор»! «Мотор»! «Мотор»!..»

Но тут же смолк, словно проглотив язык: заметил, как на него посмотрели сразу десятки глаз...