— Истинная правда, товарищ экскурсовод, — выпалил Бантик.

Кленов повернулся к Даниле, сказал:

— Иди один.

— Пожалеешь, Егор.

— Иди.

Девушки ожидали их в небольшой прихожей. Когда вошли Новиков и Бантик, они встали, поздоровались. Катрин была весела, улыбалась. Герда сразу же начала рассказывать, что ей понравилось и что не понравилось в музее. Бригитта молчала.

— Душно здесь, — сказала Герда, помахивая платочком. — Сейчас бы в воду.

— Это идея, — поддержал ее Прохор. — Как, Катрин?

— Я — «за». А ты, Бригитта?

— Пошли, — согласилась та.

Прохор доложил Фадееву, он разрешил. Быстро выскочили на улицу. Побежали к пляжу.

— Кто всех дальше нырнет? — спросил Прохор.

— Бантик, конечно, Данила Бантик, — уверяла Герда.

— А по-моему, Бригитта. Она не только пловчиха, но и здорово ныряет. Лучше любого мальчишки! — сказала Катрин.

— Посмотрим, — возразил Бантик. — У нас есть речка. Псел называется. Так я ее от одного берега до другого переныривал.

— Я слышал, хорошая речка, — подтвердил Прохор.

Бантик подмигнул Прохору: «Правильно, мол, поддерживаешь».

— А у нас под Рязанью — Ока! Слыхали, девушки, про такую реку?

— Как, как вы сказали? — спросила Катрин.

— Ока, приток Волги. Вот это река! Ты вряд ли перенырнул бы ее, Бантик.

— Ну, это мы будем еще посмотреть, как говорят в Одессе, — отпарировал Данила.

Пляж пестрел разноцветными купальниками, шапочками. Песок под лучами солнца раскалился: ступишь — обжигает. Девушки облюбовали место, из сумочек вытащили купальники, скрылись в кустарнике. Прохор и Бантик тоже нырнули в кусты. Вышли почти одновременно — и сразу, с разбегу, в воду.

Вода, прохладная, приятная, придавала бодрость, и все они поплыли к середине озера. Прохор плыл саженками, справа от него, отдуваясь, плыла Катрин, слева — Герда и Бантик. Бригитта чуть-чуть приотстала, хотя тоже плыла легко и быстро.

— Назад, Бантик! — крикнул Прохор и, развернувшись, направился к берегу. За ним поплыли другие. Бригитта повернула минутой раньше, и Прохор, увидев ее загорелые, смуглые плечи, прибавил хода. Услышав за собой прерывистое дыхание, Бригитта тоже усилила темп. Расстояние опять увеличилось. Прохор поднажал. Но как только он приближался к Пунке, она мгновенно делала рывок и отрывалась от него.

«В самом деле хорошая пловчиха», — подумал Прохор и ощутил под ногами дно. Он встал на песчаный грунт, откинул назад волосы, обернулся: Катрин, Герда и Данила были еще далеко. Они не торопились, очевидно, о чем-то болтали, легко держась на воде.

— А правду Катрин говорила, что вы здорово плаваете, — сказал Прохор.

Бригитта, как показалось Новикову, лукаво взглянула на него.

— Катрин любит похвалить. У нас есть девушки, которые плавают лучше. Да и сама Катрин — настоящий дельфин.

— Но вы, конечно, мастер.

— Далеко до мастера, как до солнца.

Время от времени Бригитта отталкивалась пальцами ног ото дна. Ее ладони лежали почти на самой поверхности воды. Иногда Бригитта сжимала кулачки и озорно била ими по набегавшим пенистым барашкам. Прохору хотелось подойти к ней поближе, положить свои крупные загорелые руки ей на плечи и сказать: «Почему вы обижаетесь на меня, Бригитта? Давайте помиримся. И будем друзьями». Но разве можно ей это сказать? Она недоступна, как богиня.

— Поплыли! — крикнула Бригитта и сразу оказалась в нескольких метрах от Прохора. Новиков стоял не шелохнувшись.

— Чего же вы, как вас зовут... Прохор! Плывите сюда.

Новиков поплыл на ее зов. Навстречу приближались Катрин, Герда, Бантик.

— Эй, вы! — крикнула Катрин. — Мы на песок, греться.

— Давайте, товарищ лейтенант, давайте, — подбадривал Бантик и замахал саженками за Гердой.

— А вы умеете так держаться? — спросила Бригитта и раскинула руки в стороны. Ее головка в синенькой шапочке закачалась как поплавок. — Не умеете?

— Почему же, умею, — возразил Прохор.

— Вы на меня не сердитесь? — спросила она.

— Это почему же я должен на вас сердиться?

— Помните, там, в парке...

— Ну?

— Я, кажется, вам нагрубила.

— Бывает, — неопределенно ответил Прохор.

— Извините меня.

— Что за разговор! — удивился Прохор. — Я давно забыл. Девушкам, особенно хорошеньким, можно простить и не такие шалости.

— Говорите, шалости? — спросила она и тепло взглянула на Прохора. — Тогда будем друзьями. — Бригитта сказала это так искренне, что Новиков немного растерялся и хлебнул воды.

— Давайте вашу руку, Прохор. Чего же вы закашлялись? Еще утонете, — смеялась Бригитта.

Прохор подал руку. Бригитта пожала ее и, развернувшись, поплыла к берегу. Оттуда уже кричал Бантик, сложив ладони рупором:

— Эй-гей-гей!

Бригитта и Прохор вышли на берег, бросились на песок. Разомлевшая на солнце Герда, съязвила:

— Молодец лейтенант, а ты, Данила, ушами хлопаешь. — Вскочив на ноги, она бросилась в воду. За ней метнулся и Бантик, крикнув:

— Утоплю, Герда!

Катрин подошла к Бригитте, легла рядом. Несколько минут они молчали. Потом Катрин спросила:

— Почему вас долго не было, Прохор?

— Дела, Катрин, дела. Ведь мы народ военный, собой не распоряжаемся.

— А у нас вечер недавно был. Веселый, настоящий карнавал. Мы с Бригиттой вас ждали.

— Я же сказал, Катя, дела. Военные мы. Вот с экскурсией выбрались. А то, может, и сегодня не пришлось бы встретиться.

Прохор говорил, а сам поглядывал на Пунке. Бригитта лежала, подперев лицо руками. Катрин набрала в горсть песку, тоненькой струйкой насыпала его в желобок на спине Бригитты. Песок щекотал спину. Бригитта трясла плечами, а Катрин беззвучно смеялась.

— Когда у вас будет вечер молодежи, Катрин? — спросил Прохор и тоже набрал горсть песку и стал сыпать Бригитте на спину. Пунке вскрикнула.

— Ах, вот это кто забавляется! А я думала, муравьишки забрались.

— Теперь долго не будет, Прохор, — ответила Катрин. — До октябрьских дней. Вы же знаете, у нас в начале октября праздник.

Новиков вздохнул:

— Да, это очень долго ждать.

— Ну, вы посидите, а я поплаваю, — сказала Катрин и пошла к воде.

Через минуту-другую она присоединилась к Герде и Бантику.

— Поплывем на быстрину! — крикнула Катрин.

— Плыви, — сказала Герда и схватила Бантика за коротко подстриженный чуб. — Попался, чертенок! — Она крепко потрепала Данилу за волосы.

Бригитта встала на колени, выкопала ямку, начала машинально засыпать ее горячим сухим песком. Прохор смотрел на озеро, искал среди купающихся голубую шапочку Катрин.

— Ого, далеко заплыла! — воскликнул он. — На самую быстрину вышла.

— Она и на тот берег переплывет, сильная, — сказала Бригитта, глядя на озеро из-под руки.

Опять помолчали.

— Кажется, пора. — Прохор достал часы. — Наши могут уехать.

Бригитта тоже взглянула на часы. Было без четверти три.

— Вам во сколько?

— В четыре.

— О, еще целый час.

Бригитта посмотрела на Прохора пристально, внимательно:

— Искупаемся?

— Пошли.

Они шагнули в воду.

— Скажите, Бригитта, где вы научились говорить по-русски?

— Вас удивляет?

— Нет. Но...

— В школе. У нас учат русский. Катрин, Герда и я в школе были прилежны...

Прохор и Бригитта стояли лицом друг к другу.

— Значит, до октября теперь? — спросила Бригитта.

— Наверное, — ответил Прохор.

— Мне хотелось бы увидеться раньше.

Прохор приблизился к Бригитте, взял ее руки в свои, сказал:

— Если я приеду в субботу... Где мы можем увидеться?

Немного подумав, Бригитта ответила:

— Встретимся у вокзала, в восемнадцать. Я вам покажу укромный уголок.

— Договорились, Бригитта. А теперь поплаваем. И нам пора...

На следующий день только и разговоров, что о поездке в город. Больше всех, как всегда, говорил Данила Бантик, его занимал вопрос: нажил американский журналист или не нажил миллион на своей сенсации.

— Как ты думаешь, Егор? А?

Кленов, подвинчивая болтик, недовольно хмурился: «Нашел о чем спрашивать. Как будто америкашка поделит этот миллион с ним, Бантиком».

Вслух же ответил:

— Не трать, кума, силы на непосильный труд. Меня это совершенно не интересует. Давай-ка лучите вот о чем подумаем: как занять ребят. Скучают они по дому, по родным местам, по девушкам. Здесь, конечно, хорошо, но российские, украинские края лучше. — Егор глубоко вздохнул. — Пожалуй, краше твоего миргородского края-то и нет ничего на свете. Был я как-то там, по гоголевским местам с отцом ездил. Знаешь Сорочинцы?

— Еще бы! — воскликнул Бантик. — Родина Николая Васильевича Гоголя.

— Вот мы там и были. Места, как ты сам представляешь, просторные, равнинные. Сады, палисаднички. А Псел, река Псел, где мы с батей купались, — одно наслаждение.

Бантик внимательно слушал Кленова, иногда поддакивал: правду говоришь, Егор, истинную правду.

— Знать, ты и в Полтаве бывал? — спросил Бантик, насторожившись. — А молчал!

— Понимаешь, Данила, сколько воды за это время утекло, я тогда мальчонкой был, многое выветрилось.

— А я Полтаву как свои пять пальцев знаю, — сказал Бантик. — Один Музей Полтавской битвы чего стоит! Поле, огромное поле, и на нем редуты, флеши. Знаешь, что это такое? Я же говорил, что ты сельпо. Не обижайся, Егор, шуткую. Редуты и флеши — это военные укрепления, как теперешние траншеи, доты и дзоты. Так вот, такие редуты и флеши настроили русаки на Полтавском поле, что сам их батько Петр Первый был, как дитя малое, доволен и хвалил своих солдат — молодцы, мол, служивые, побьем здесь шведа проклятого. И побили! Вот, скажу я тебе, битва была так битва! И теперь экскурсанты приезжают в Полтаву, чтоб посмотреть, где русские шведов дубасили.

Кленов спросил:

— Что, поле и есть сам музей?

— Нет, Егор, не только поле. Есть здание музея. Интересно. На стенах карты висят, кто и как бой свой строил. У Петра Первого план был умнее. Не только стенка на стенку, а и удар конницей в тыл. Ну, там и пушки, конечно, есть. Не такие, правда, как сейчас, а самопалы, ружья, пищали... Трофеи!.. Чего там только нет!