Изменить стиль страницы

Он заставил её пообещать, что когда такие мысли посетят её, она сначала поговорит с ним, и они много разговаривали.

Но она все еще здесь, разве нет? Порыв покинуть этот мир был уже не таким острым, как тогда, когда Эврика проглотила таблетки. Вместо желания умереть пришли вялость и безразличие.

— Отец случайно не упомянул, что я всегда была такой? — спросила она.

Лэндри положила записную книжку на стол.

— Всегда?

Эврика отвела взгляд. Может и не всегда. Конечно же, не всегда. Недолго, но её жизнь была солнечной. Когда ей было десять, родители расстались. После такого солнце трудно отыскать.

— Вы можете выписать ксанакс? — барабанная перепонка в левом ухе Эврики зазвенела снова. — Иначе все это кажется пустой тратой времени.

— Тебе не нужны лекарства. Тебе нужно открыться, не хоронить эту трагедию. Твоя мачеха сказала, что ты не хочешь говорить об этом с ней и отцом. Тебе не интересно общаться и со мной. Как насчет школьных друзей?

— Кэт, — непроизвольно сказала Эврика. — И Брукс.

Она разговаривала с ними. Если бы кто-нибудь из них сидел в кресле вместо Лэндри, она бы уже даже смеялась сейчас.

— Хорошо, — что у доктора Лэндри означало «Наконец-то». — Как бы они описали тебя после несчастного случая?

— Кэт — капитан нашей команды по кроссу, — сказала Эврика, думая о дикой смеси эмоций на лице её подруги, когда она решила бросить спорт, оставив позицию капитана вакантной.

— Она бы сказала, что я медленно прихожу в себя.

Кэт должна быть вместе с командой на поле сейчас. Ей отлично удавалось проводить тренировки для них, но подбадривать она не умела, а команде нужна была поддержка в борьбе против Мейнора. Эврика взглянула на часы. Если она рванет отсюда, как только все закончится, то может успеть в школу вовремя. Ведь это то, чего она хочет. Ведь так?

Когда она подняла глаза, у Лэндри была изогнута бровь.

— Очень жестоко говорить такое девушке, оплакивающей потерю матери, не находишь?

Эврика пожала плечами. Если бы Лэндри обладала чувством юмора была бы знакома с Кэт, она бы приняла это. Большую часть времени её подруга шутила. Было забавно. Они знали друг друга целую вечность.

— Что насчет… Брук?

— Брукс, — сказала Эврика. Его она тоже знала целую вечность. Он был гораздо лучшим слушателем, чем любой из этих психиатров, на которых Рода и отец напрасно спускали деньги.

— Брукс — это он? — записная книжка вернулась, и Лэндри что-то быстро записывала. — Вы двое — просто друзья?

— Почему это имеет значение? — резко спросила Эврика. Давно, еще до несчастного случая Эврика и Брукс встречались. В пятом классе. Но они были детьми. А она была разбита расставанием родителей и…

— Развод часто приводит к тому, что детям впоследствии сложно выстроить свои собственные романтические отношения.

— Нам было по десять. Ничего не вышло, потому что я хотела плавать, а он — кататься на велосипеде. Как мы вообще об этом заговорили?

— Ты мне рассказала. Вероятно, ты можешь поговорить с Бруксом о своей потере. Кажется, он — единственный, кто может тебя увлечь, если ты только дашь волю чувствам.

— Эврика закатила глаза.

— Наденьте туфли, док, — она схватила сумку и поднялась с кушетки. — Мне надо бежать.

Бежать от этого сеанса. Бежать обратно в школу. Бежать сквозь лес до изнеможения, пока не боль не будет ощущаться. Может, даже бежать к команде, которую любила. Тренер была права относительно одного наверняка: когда Эврике было плохо, бег исцелял.

— Увидимся в следующий вторник? — окликнула Лэндри. Но доктор говорила с уже закрытой дверью.