— В основном бижутерия. — Губы тети Морин дернулись, когда она потянулась, чтобы взять велюровый мешочек с украшениями из рук Фонтенота. Затем она, казалось, услышала себя, насколько абсурдно звучала. Она погладила мешочек, словно это был маленький зверек. — Безусловно, они дороги мне, как память.

— Диана также завещала Вам свою машину, хотя, к сожалению, транспортное средство, — он взглянул на Эврику, потом, казалось, подумал, что этого не надо было делать, — безвозвратно.

— На этот раз мне повезло, — прошептала Морин. — Но все равно, я — арендатор.

— Еще Диана написала Вам письмо, — сказал Фонтенот.

Эврика наблюдала, как юрист вытащил конверт, похожий на тот, который он ранее вручил дяде Бо. Морин потянулась через стол и взяла конверт. Она втиснула его в бездонную полость своей сумки, куда она засовывала вещи, о которых хотела забыть.

Эврика ненавидела этого юриста. Она ненавидела это собрание. Она ненавидела свою глупую, плаксивую тетю. Она вцепилась в грубую ткань отвратительного стула под ней. Мышцы в лопатках напряглись в узел по середине спины.

— Теперь. Мисс Эврика Будро.

— Да! — Она подпрыгнула, вытягивая тело, чтобы лучше слышать Фонтенота, который с жалостью ей улыбнулся.

— Твой отец находится здесь в качестве твоего опекуна.

— Да, я здесь, — прохрипел отец. И неожиданно Эврика обрадовалась, что Рода была все еще на работе, а за близнецами присматривает миссис Леблан. В течение получаса ее отец не должен был притворяться, будто бы он не оплакивал Диану. Его лицо было бледным, пальцы крепко переплетены друг с другом на коленях. Эврика настолько зациклилась на себе, что не учла то, как отец воспринял смерть Дианы. Она коснулась руки отца и сжала ее.

Фонтенот кашлянул.

— Ваша мать завещала Вам следующие три вещи.

Эврика наклонилась вперед. Она хотела эти три вещи: глаза ее матери, сердце ее матери, руки ее матери, крепко обхваченные вокруг нее сейчас. Ее собственное сердце начало биться быстрее, а живот мутить.

— В этой сумке есть медальон. — Фонтенот достал синюю кожаную сумку с украшениями из своего чемодана и осторожно подвинул ее Эврике.

Ее пальцы стянули шелковую веревку, которой была завязана сумка. Она засунула руку внутрь. Эврика знала, как выглядело ожерелье уже до того, как его вытащить. Ее мать все время носила этот медальон с гладким облицованным лазуритом с золотыми крапинками. Кулон был в виде большого треугольника, каждая сторона которого около двух дюймов в длину. Медь, установленная для поддержания камня, представляла собой паутину с окислением. Медальон был настолько старым и грязным, что застежка не открывалась, но блестяще голубая облицовка выглядела достаточно красивой, Эврика не возражала. На его медной задней стороне были отмечены шесть перекрывающихся колец, некоторые спрятанные, некоторые выпуклые, которые всегда, как Эврика думала, выглядели словно карта далекой галактики.

Она внезапно вспомнила, что мама не надевала его во Флориду, и Эврика не спрашивала почему. Что заставило Диану хранить медальон в банковской ячейке до их поездки? Эврика никогда не узнает. Она сомкнула пальцы вокруг медальона, и затем продела длинную медную цепочку через голову. Она держала медальон около своего сердца.

— Также она поручила, чтобы Вы получили вот эту книгу.

Перед Эврикой оказалась книга в тонком твердом переплете. Она была вложена в что-то похожее на пластиковый пакет, но тоньше чем любой пакет-струна, который она когда-либо видела. Она вытащила книгу из защитного чехла. До этого она никогда не видела ее.

Она была очень старой, переплетенной в потрескавшуюся зеленую кожу с рубчиками на корешке. Посередине на обложке находился выпуклый круг, но книга была настолько изношенной, что Эврика не могла сказать, было ли это частью обложки или следом от воды, оставленным каким-то историческим предметом.

У книги не было названия, поэтому Эврика предположила, что это был дневник, пока она не открыла ее. Страницы были напечатаны на непонятном языке. Они были тонкими и пожелтевшими, это была даже не бумага, а скорее пергамент. Маленький, плотный шрифт был до такой степени незнаком, что глаза Эврики напряженно всматривались в него. Он был похож на что-то среднее между иероглифами и тем, что могут нарисовать близнецы.

— Я помню эту книгу. — Отец наклонился вперед. — Твоя мама любила ее, и я никогда не понимал почему. Она обычно хранила ее около кровати, даже если не могла читать ее.

— Откуда она появилась? — Эврика коснулась грубых страниц. В задней части, один из участков слипся настолько туго, как будто его спаяли. Это напомнило ей о том, что случилось с книгой по биологии, когда она пролила на нее кока-колу. Эврика не стала рисковать, разрывая страницы, пытаясь открыть их.

— Она подобрала ее на барахолке в Париже, — проговорил отец. — Она больше ничего не знала о ней. Однажды, на ее День Рождения, я заплатил одному из ее друзей — археологов пятьдесят долларов, чтобы он установил дату, проведя углеродный анализ. Она даже не была зарегистрирована в их масштабе.

— Возможно подделка, — сказала тетя Морин. — Марси Додсон — девочка из салона — прошлым летом ездила в Нью-Йорк. В Таймс-сквере она купила сумку Goyard, и оказалось, что даже она была ненастоящей.

— Еще одна вещь для Эврики, — проговорил Фонтенот. — То, что Ваша мама называла «громовой камень». — Его рука скользнула по деревянному сундучку с размером в маленькую музыкальную шкатулку. Казалось ее уже ранее красили в замысловатый синий цвет, но краска выцвела и потрескалась. На крышке ящика лежал конверт кремового цвета со словом «Эврика», написанного рукой матери.

— Вам также письмо.

Эврика подпрыгнула за письмом. Но до того, как она прочитает его, она еще раз взглянула на ящик. Открыв крышку, она обнаружила множество марли, белой как обесцвеченная кость, свернутая вокруг чего-то, похожего на мячик. Она взяла его. Тяжелый.

Громовой камень? Она понятия не имела, что это было. Ее мать никогда раньше не говорила об этом. Может объяснение было в письме. Когда Эврика достала его из конверта, она сразу же узнала особую канцелярию матери.

Наверху темно-фиолетовыми буквами было написано: «Fluctuat nec mergitur».

Латинский. Она запомнила это с футболки из Сорбонны, в которой она спала большинство ночей. Диана привезла эту футболку для нее из Парижа. На ней то и был девиз города, и также девиз ее мамы.

— Ее бьют волны, но она не тонет. — Сердце Эврики переполнилось чувствами из-за жестокой иронии.

Тетя Морин, которая примеряла свое наследство, сдернула одни из бабушкиных клипсов с мочки. Затем юрист что-то сказал, и мягкий голос дяди Бо начал что-то громко доказывать, и отец отодвинул назад свой стул — но это было все неважно. Эврика больше не находилась в конференц-зале с ними.

Она была с Дианой, в мире рукописного письма:

Моя драгоценная, Эврика,

Улыбайся!

Если ты читаешь это, я полагаю, возможно это дается тебе с трудом. Но я надеюсь ты дочитаешь — если не сегодня, то скоро. У тебя красивая улыбка, легкая и сияющая.

Когда я пишу это письмо, ты спишь рядом со мной на моей старой кровати у Сахарка — ой, у Бо — дома. Сегодня мы приехали в Сайпреморт Пойнт, и ты плавала, как тюлень в своем купальнике в горошек. Солнце ярко светило, и мы получили одинаковые линии от загара на наших плечах этим вечером, кушая сваренные морепродукты внизу на пирсе. Я позволила тебе съесть дополнительный початок кукурузы, как и всегда.

Ты выглядишь такой умиротворенной и такой юной, когда спишь. Мне трудно поверить, что тебе лишь семнадцать.

Ты растешь. Я обещаю не стараться остановить тебя.

Я не знаю, когда ты это прочитаешь. Многие из нас не удостоены знать, каким образом нас настигнет смерть. Однако, если ты получишь это письмо раньше, а не позже, пожалуйста, не позволяй моей смерти определять течение твоей жизни.

Я старалась вырастить тебя, так что мне не придется много объяснять в этом письме. У меня такое чувство, будто бы мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо. Конечно, все равно какие-то вещи ты должна узнать сама. Мудрость держит свечу опыта, но ты должна взять свечу и идти одна.

Не плачь. Неси то, чтобы любишь во мне с собой; оставь боль позади.

Сохрани громовой камень. Он загадочный, но мощный.

Носи мой медальон, когда захочешь, чтоб я была рядом; возможно, тебе это поможет.

И наслаждайся книгой. Я знаю, тебе понравится.

С глубокой любовью и восхищением,

Мама