Изменить стиль страницы

Глава 26

Вите не спалось. Он лежал, уставясь в темноту, и думал о Маше. Да и как о ней было не думать, если вот она, рядом, храпит за стенкой. Стоило Лизе позвонить и сказать, что ей страшно, как Маша тут же собрала вещи и примчалась успокаивать. Уже две недели живёт в качестве моральной поддержки.

— Пойми, мне так страшно, — говорила ему Лиза. — У меня первый раз такое, а с Машей как-то спокойней.

— У твоей Маши опыта ноль, — возражал Витя. — Посмотри на неё! Она наверняка ещё девственница. А про беременность ей откуда знать?

— Ну, она всё-таки женщина. К тому же, кто тебе есть готовит? Маша! В магазин кто ходит? Снова Маша. Убирается? Опять она! Так что ты на неё не очень-то нападай! Я со своим токсикозом к кухне близко подойти не могу. Будешь голодным сидеть без Маши!

Витя злился. Поесть можно и в столовой, а полы он и сам помыть в состоянии, не безрукий. Он снова попытался заснуть, но сон не шёл. Мощный храп сотрясал стены.

«Нос что ли у неё заложен!» — подумал Витя. — «Не женщина, а труба иерихонская!»

Он откинул одеяло и выбрался из постели. Стараясь не шуметь пробрался в коридор, а затем на кухню. Выпил два стакана ледяной воды из-под крана и почти успокоился.

«Ничего, — решил он. — Всего несколько месяцев, и она уедет. Главное, чтобы с ребёнком помогать не осталась».

Когда он вернулся в комнату, то обнаружил, что его место на кровати занято. Маша сидела рядом с Лизой и обнимала ту за плечи.

— Где ты ходишь? — обрушилась она на Витю. — Не слышишь, что жене плохо?

— А я оглох! От храпа! — не удержался от подколки тот. — Что случилось? Сон плохой приснился?

— Приснился! — рявкнула на него Маша и отвернулась.

— Ты представляешь, — всхлипнула Лиза. — Я только сейчас поняла, что в этом городе нет роддома.

— Так его никогда не было, — заметил Витя. Было бы из-за чего слёзы лить. — Всех в соседний город возят.

— Полтора часа по колдобинам?

— Почему полтора? Приснилось что ли? Два. Это если без пробок.

Лиза зарыдала:

— Меня не довезут! Растрясут по дороге и придётся в скорой рожать. А если что-то не так пойдёт? Что они сделают? В машине-то?

Утром Лиза собрала вещи и вместе с Машей уехала в Тверь, поближе к нормальной медицине. Витя ощутил вдруг небывалую лёгкость. Причиной тому было вовсе не отсутствие Маши. Он вдруг осознал, что одиночество — хорошая в общем-то штука. У него словно крылья за спиной появились. В голове роились мысли о теме диссертации, и он думал о том, чтобы восстановиться в аспирантуре, если это возможно. То, что он уже полгода как бросил учёбу, не знал никто, даже Лиза.

Витя питался пельменями и готовыми блюдами из магазина. Иногда в охотку жарил себе картошку или куриные окорочка. Один раз даже сварил простенький суп с «паутинкой», за который Лиза его бы непременно отругала и со словами «зачем воду хлебать» не дала бы и половника. Она всегда любила сложные, многосоставные блюда, требующие долгой готовки, а Вите по большому счёту было безразлично, что есть. И этот простой куриный супчик, и пельмени, и жареная картошка воплощали в себе свободу есть, что хочется, которой у него давно не было.

В шкафу Витя отыскал красные ботинки, подарок Медведя, померил. Будто на него пошиты. Хорошо, что Лиза не выбросила как грозилась. Жизнь становилась всё радостней. Но всё же сказать, что он не скучал, было бы неправильно. Заходя после работы в пустую квартиру, он жалел, что не с кем поделиться проблемами в школе. Не с кем посмеяться над забавными ситуациями, спросить совета. Общение по телефону не давало полностью почувствовать полноту общения.

На выходных он ездил в Тверь, но часов вместе с Лизой было катастрофически мало. К тому же рядом постоянно маячила Маша. Редкие часы наедине лишь усиливали тоску. Ему очень хотелось, чтобы Лиза вернулась, но вместе с тем он боялся потерять обретённую свободу. О ребёнке Витя не думал вовсе. Он так и не смог осознать, что скоро станет отцом. Поэтому когда однажды поздно вечером ему позвонила Маша и сообщила, что Лиза родила девочку, он не сразу сообразил, о чём идёт речь.

— Девочка, три двести, — говорила она, а Витя никак не мог понять, что за числа она ему сообщает. — Слышишь? Девочка.

Зачем она повторяет про девочку? Разве они не знали с самого начала, кого ждут? На Витю начала накатывать злость, но ещё большей была растерянность. Что теперь делать? Ехать в Тверь? А как же работа? Билеты надо достать. Есть ли билеты? Да и чем он поможет, когда приедет? А ещё у него, у них, ребёнок. Настоящий живой ребёнок.

Маша вздохнула, и в этот момент Витя понял, что что-то не так.

— Ты чего развздыхалась? — спросил он грубо. — Случилось что?

— Случилось. Девочка. Три двести, — повторила Маша, потом шумно выдохнула. — Только она не совсем здорова. Но это ничего, это не главное, — затараторила она и говорила ещё добрых десять минут, объясняя и успокаивая.

Витя сидел на полув прихожей, понимая, что никуда не поедет. Ни сегодня, ни завтра, никогда. И больше всего на свете ему хочется, чтобы ничего этого не было: ни Маши, ни Лизы, ни новорождённой пока ещё безымянной девочки.