Глава 1

Санта, я влюблена в преступника

Эмма

Я люблю Рождество почти так же сильно, как ненавижу Джексона Пирса.

Это о многом говорит, ведь Рождество ― это волшебство.

Просто есть что-то... причудливое в падающем снеге, мерцании огней на елке, свежем запахе хвои и ели. Традиции и семья. Волнение, которое испытываешь, когда просыпаешься рождественским утром и спешишь к елке. Чувство невинности и удивления, которое сохраняется на протяжении многих детских лет.

Однако Джексон Пирс все еще каким-то образом умудряется все это разрушить.

― Эмми, ― говорит он, высокомерная ухмылка дергается в уголках его полных губ. Мне сразу же хочется стереть ее с его глупого красивого лица.

Даже я не могу отрицать, что этот человек несправедливо привлекателен. Даже если мне хочется сбить его машиной.

Он высокий, по крайней мере, выше шести футов трех дюймов, с волосами каштанового цвета и щетиной. Высокие скулы, теплые глаза цвета виски, сильная, острая челюсть. Он всегда был красив, и, по правде говоря, это только усиливает мое отвращение к нему.

Как он смеет быть таким привлекательным и при этом самым раздражающим мужчиной на свете.

И как же грубо судьба и вселенная свели нас вместе в Клубничной Лощине, которая порой кажется самым маленьким городком в Америке.

― Эмма, ― поправляю я сквозь стиснутые зубы. ― Я ненавижу, когда ты меня так называешь.

― Я знаю. ― Он ухмыляется, снимая с полки куклу Санты и вертя его в руках. Я стараюсь не смотреть, как пульсируют толстые мышцы его предплечий. Он знает толк в том, чтобы закатывать рукава фланелевой рубашки и демонстрировать свои горячие, покрытые венами предплечья. ― Как ты думаешь, почему я это делаю?

Закатив глаза, я отхожу в сторону, желая, как можно скорее избавиться от этого разговора и от него.

Все, чего я хотела, ― это зайти сегодня в магазин и забрать щелкунчика из ограниченной серии, которого я так терпеливо ― ладно, хорошо, не так терпеливо ― ждала, а поскольку я, видимо, попала в список непослушных, то в процессе столкнулась с Джексоном.

И дело не только в том, что он делает все возможное, чтобы нажать на мои кнопки, или в том, что его эго размером с городскую площадь, или даже в том, что он называет меня Эмми только для того, чтобы заставить мою кровь закипеть, что вызывает у меня абсолютную ненависть к нему.

Конечно, все это лишь усиливает и без того пылающий огонь.

Но настоящая причина нашей с Джексоном Пирсом ненависти друг к другу связана с тем, что наши семьи враждовали на протяжении десятилетий.

Пирсы против Уортингтонов.

Наша давняя вражда длится уже более тридцати лет, начиная с того момента, когда наши родители впервые встретились.

Капулетти и Монтекки в исполнении маленького городка.

Хэтфилды и МакКои.

Джек Фрост и Санта Клаус.

Гринч и Кто.

Противостояние, неподвластное времени и, иногда, рациональному мышлению.

Так что даже если бы он не был врагом номер один по всем тем причинам, которые я перечислила, мы были рождены, чтобы ненавидеть друг друга.

Он просто облегчает эту задачу.

― Что вытащило тебя из особняка, Эмми? ― Он снова вторгается в мое пространство, и я чувствую запах одеколона, которым он пользуется. Бергамот и теплая амбра. Пряности.

Он пахнет восхитительно.

Добавьте это к списку того, что я в нем ненавижу.

― Это не твой автобус...

― О, она здесь из-за нового щелкунчика! Боже, вы знаете, я не могу заказать их с запасом. Жаль, но производитель говорит, что это последнее пополнение в этом сезоне. ― Милая, дорогая старушка Клара жестом показывает на одинокого щелкунчика на полке, и мои глаза расширяются.

Нет. Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, нет.

Этого не может быть.

Мой взгляд возвращается к Джексону, чья бровь вопросительно приподнята. На мгновение никто из нас не двигается.

Мы молча смотрим друг на друга.

Его глаза перебегают с меня на фигурку и обратно, и я словно читаю его мысли.

Я точно знаю, к чему это приведет, и поэтому первой делаю шаг, бросаясь к полке, чтобы схватить его.

Но, конечно, так не бывает. Почему хоть что-то должно быть легко, когда в этом участвует он?

Мы оба одновременно хватаемся за щелкунчика, наши взгляды устремлены друг на друга, и каждый из нас держится за него, не собираясь отпускать.

― Отпусти его, Пирс, ― шиплю я, дергая его к себе.

Он тянет его обратно, увлекая за ним и меня. ― В твоих мечтах, Эмми.

Дергаю. ― Боже, ты самый раздражающий человек, которого я когда-либо встречала. Как будто тебя действительно волнует этот чертов щелкунчик. Ты явно хочешь его только потому, что он нужен мне.

― Нет, я хочу его, потому что он идеально подойдет для нашей рождественской вечеринки. Ты же знаешь, что не все вертится вокруг тебя, верно?

Тянет.

Усмехаясь, я тяну сильнее, притягивая его к себе в этой нелепой игре в перетягивание каната, в которую мы ввязались. ― О, как забавно это слышать от тебя. Я удивлена, что твое эго вообще помещается в этом здании.

― Забавно, потому что из-за твоего образа «сама доброта для всех» здесь немного душно, ― отвечает он.

Дергаю.

Тянет.

Дергаю.

― Это ребячество. Отпусти, Эмми. Будь взрослой.

― Никогда, Пирс.

На этот раз я дергаю сильнее, чем раньше, и теряю равновесие, падая на витрину позади себя. Я чувствую, как воздух в комнате меняется еще до того, как это происходит.

Во всем магазине наступает смертельная тишина, и через несколько секунд раздается звон стекла, когда вся витрина позади меня с оглушительным грохотом падает на пол.

О. Мой. Бог.

Проходит несколько секунд, в течение которых я боюсь пошевелиться, как будто если я это сделаю, то могу еще больше усугубить и без того катастрофические разрушения. Выдохнув, я бросаю щелкунчика, как будто он горит, и с расширенными от шока глазами медленно поворачиваюсь к катастрофе.

Разбитые вдребезги стеклянные украшения разбросаны по полу.

Их так много, что пол под ними почти не виден.

Я смотрю на Клару, у которой от шока отвисла челюсть, между бровей пролегла тревожная складка, а рука прижата к груди, как будто ей нужно держаться за свое сердце. Медленно ее рука движется к стоящему рядом старинному телефону с дисковым набором, и она снимает трубку, набирая три цифры.

В этот момент я понимаю, что мы в полном дерьме, и все из-за Джексона Пирса.

― Уэйн, перестань. Ты знаешь меня с тех пор, как я была в пеленках. Это выглядит немного экстремально для незначительного… небольшого разногласия, ― бормочу я.

Уэйн усмехается, качает головой, поправляя шляпу, и его блестящий значок шерифа блестит в огнях магазина. ― Незначительное, Эмма? Вы двое, ― он указывает на Джексона и меня, ― уничтожили товаров на сумму более десяти тысяч долларов! Давайте даже не будем вдаваться в детали того, с чем придется разбираться бедной Кларе, ведь вы оба проведете ночь в камере. Вы чуть не довели эту милую старушку до сердечного приступа.

У меня отвисла челюсть.

В камере? В смысле… в тюрьме?

Не то чтобы в Клубничной Лощине была настоящая тюрьма. Скорее, это просто маленькая камера четыре на четыре со старой ржавой дверью.

Но все же…

Конечно, он не собирается сажать меня в камеру, как какого-то… преступника. Подождите, пока мои родители узнают об этом. Они могут буквально убить меня.

― Ты бросаешь нас в вытрезвитель? Мы даже не пьяны, Уэйн! ― Джексон застонал. ― Да ладно, чувак. Раз в жизни я вынужден согласиться с Эмми. У нас возникли небольшие разногласия, а несчастные случаи случаются. Ты же знаешь. Мы оплатим ущерб и приведем все в порядок.

― Конечно, я это сделаю. ― Уэйн кивает, скрещивая руки на груди. ― И это был не несчастный случай, Джексон. Послушайте, с нас хватит.

Он сжимает переносицу и выдыхает, когда его глаза закрываются. Когда он открывает их, они наполнены разочарованием. ― Обе ваши семьи занимаются этим уже много лет, и всем в городе это уже порядком надоело. Я серьезно. Вы не оставили мне другого выбора.

Я вижу, как Джексон качает головой рядом со мной, прежде чем ответить: ― Да? Это будет отличная тема для разговора на следующей покерной вечеринке. Выпьем по кружке пива и расскажем всем парням о том, как ты бросил меня в тюрьму за драку с Эмми Уортингтон.

Я фыркнула.

Конечно, Джексон Пирс будет играть в покер с шерифом. Жаль, что эта маленькая деталь не помогает в данной ситуации, поскольку мы собираемся провести ночь в тюрьме, и все потому, что у него уровень зрелости как у подростка.

Некоторые из нас уже выросли, но он, очевидно, все тот же незрелый мальчишка, каким был в школе.

Очевидно, что во всем этом виноват он.

Если бы он просто отпустил этого дурацкого щелкунчика и оставил меня в покое, то ничего бы этого не случилось.

Но нет, он должен был попытаться превзойти меня, как он и его семья всегда делали.

― Да, может быть, вам обоим не стоило ввязываться в драку посреди магазина и ломать кучу дерьма, а? А теперь пошли. Не заставляйте меня надевать на вас наручники.

Мои глаза расширяются, а в горле поднимается паника. ― Ты… не сделаешь этого.

Его брови поднимаются. ― Испытай меня.

Отлично.

Добавим преступника в список моих самых привлекательных качеств.